Сергей Андреевич НЕДОБУХ

КОГНИТИВНО-КОММУНИКАТИВНАЯ КАТЕГОРИЯ

ЛИЧНОСТИ — БЕЗЛИЧНОСТИ

Каждый естественный язык отражает определённый способ восприятия и концептуализации мира. Выражаемые в нём значения складываются в некую единую систему взглядов, своего рода коллективную философию, которая навязывается в качестве обязательной всем носителям языка. Свойственный языку способ концептуализации действительности отчасти универсален, отчасти национально специфичен, так что носители разных языков могут видеть мир немного по-разному, через призму своих языков (Апресян 1995:350).

Логические схемы обыденного мышления встроены в язык. Языки обращаются с ними по-разному, расширяя возможности одних и отодвигая в тень другие. В этом сказывается, по В. фон Гумбольдту, духовная индивидуальность нации, та "живость языкового сознания, которая превращает язык в зеркало мира" (Арутюнова 1999:793).

Обработанные языком познавательные структуры включаются в целостную систему знаний – языковую картину мира, локализующуюся в сознании индивида и способную обеспечивать ориентацию человека в окружающей среде и в определённой степени управлять его поведением. Обмен знаниями между людьми служит формированию и беспрерывному пополнению и уточнению общей, коллективной, принадлежащей всему данному обществу картины мира. В виде системы фреймов в памяти каждого индивида (в его нейропсихологических механизмах) хранится и общий для данного коллектива язык (знание языковых единиц и правил), выполняя роль программы, управляющей коммуникативным поведением индивида (Сусов 2000:13).

В содержании благодаря организующей его форме выделяются смысловые единицы языка, а именно значения. Они различаются между собой и характеризуются каждое своим местом в языковой системе. В них кристаллизуется остающееся за пределами собственно языковой системы бесконечное множество элементов опыта, представлений и понятий (концептов). В какой-то степени смысловые пространства разных языков (из-за различий в культурах соответствующих этносоциальных коллективов) неодинаковы (Сусов 2000:5).

В лингвистике не раз высказывалась мысль об антропоцентричности языка: для многих языковых значений представление о человеке выступает в качестве естественной точки отсчёта. Так, мы оцениваем размеры животных, соотнося их с размерами человеческого тела. "Человеческий фактор" входит, кроме того, во все оценочные слова и большинство слов, связанных с понятием нормы, ибо система норм – человеческое установление (Апресян 1995:648). Антропоцентрический принцип организации текста воплощается в возможности говорящего определить себя в категориях грамматики синтаксиса и морфологии (Слюсарева 1986:93).

Более того, говорящий эгоцентричен, временные и пространственные параметры он задаёт сам. С его Я соотнесены сейчас (в момент развёртывания его высказывания) и здесь (рядом с говорящим) (Сусов 2000:13).

Выбором говорящего определяются модальность, залог и лицо, которые обслуживают коммуникативную функцию языка. Темпоральность, аспектуальность и число связаны с отражением ситуативных условий общения, т.е. с отражением мира в сознании, и обслуживают когнитивную функцию языка. Категория личности – безличности оказывается в наибольшей степени зависящей от выбора говорящего, точнее, воплощающей этот самовыбор самим фактом существования говорящего и произносимой им речи.

Универсальная семантико-синтаксическая категория личности – безличности состоит из трёх базовых элементов, которые отражают в сознании реальных предметных участников ситуации общения: говорящий – слушающий – предмет речи. Категория личности — безличности воплощается в общеязыковой и функционально-семантической категории лица, реализующейся в индоевропейских языках в парадигмах личных и притяжательных местоимений и в системе глагольного словоизменения (Слюсарева 1986:93).

Первое лицо свидетельствует о тождестве участника сообщаемого факта с активным участником факта сообщения, а второе лицо о его тождестве с реальным или потенциальным пассивным участником факта сообщения, т.е. с адресатом. Р.О. Якобсон (а также Э. Бенвенист) выделяет лицо: а) личное – неличное; б) внутри личного: 1-е лицо (указывающее на отправителя) – 2-е лицо (указывающее на любого мыслимого участника сообщения и, более узко, на адресата); внутри 2-го лица: инклюзивное (указывающее на участие отправителя) – эксклюзивное (без такого указания). Это различие проводится в повелительном и побудительном наклонениях, ср.: отдохнём и отдохни, отдохнём-те и отдохните (Якобсон 1972:103). Лицо связано парадигматическими и функциональными отношениями с другими категориями глагола: наклонением, видом, временем, залогом. Отношения между 1-м, 2-м и 3-м лицом неоднородны и получают различные истолкования: "лицо" (1-е и 2-е) противопоставляются "не-лицу", "собственно-личное" значение – "предметно-личному". Лицо входит в группу согласовательных категорий, выражающих "отношения субъекта и предиката в предложении", "синтагматически обусловленных" (Володин 1998:271).

Категория лица относится к шифтерным категориям, ориентированным на прагматику высказывания, т.е. на установление связи между его пропозициональным содержанием и прагматическим компонентом, отражающим особенности речевого акта, лицо соотносит аргументы прагматического (речеактового) и семантического (пропозиционального) компонентов высказывания, указывая либо на тождество, либо на нетождество говорящего и субъекта действия. (Богданов 1990:76).

Когда речь идёт о функциях, передающих соотнесённость содержания предложения с действительностью с точки зрения говорящего (когда имеются в виду различные сочетания взаимодействующих морфологических, синтаксических и лексических, а в части случаев также словообразовательных элементов), представляется более целесообразным говорить не о синтаксических категориях (в частности, не о синтаксических категориях наклонения времени и лица), а о функционально-семантических категориях – таких, как модальность, темпоральность, персональность (Бондарко 1976:18). Возможно, точнее было бы говорить о когнитивно-коммуникативной категории.

При исследовании функционально-семантической категорий целесообразно определить общий "смешанный" набор дифференциальных признаков (Бондарко 1971:28).

При анализе функционально-семантических категорий должны различаться: а) структура функционально-семантической категории в системе языка ("центр – периферия", распределение дифференциальных семантических признаков между ядерными и периферийными компонентами, структура ядра, группировки и переплетения полей, общая "сетка" микрополей, принцип их строения); б) выявление функционально-семантической категории в процессе функционирования языка (взаимодействие компонентов данной категории в речи: комбинации грамматических и неграмматических языковых средств в контексте, создание семантических комплексов, развёртывание функционально-семантических микрополей в конкретном высказывании) (Бондарко 1976:35).

Ситуативная интерпретация персональности высказывания – фиксируемого в сознании говорящего и выражаемого в его высказывании отношения тождества между кем-то из участников данного коммуникативного акта и каким-то предметом в описываемой им единичной ситуации (Сусов 1973:112) – позволяет связать анализируемую семантику с выходом в денотативную ситуацию, со всем содержанием высказывания и его формальными средствами, с предикацией (Бондарко 1983:195).

Под ситуацией понимается сложный объект, ансамбль отдельных взаимосвязанных элементов, являющийся, как правило, денотатом словосочетания или предложения (Сусов 1973:15).

Предикация, создающая субъектно-предикатное отношение, подчинена интенции говорящего как коммуникативно-прагматическому фактору и имеет актуальный характер: говорящий именно в данный момент соотносит данный признак с данным предметом. Предикат в принципе всегда актуален, а так называемые потенциальные (или включённые) предикаты, выражаемые неличными формами глаголов, прилагательными, наречиями, существительными с признаковым значением и т.п., не являются, собственно говоря, предикатами. В предикате содержится интенциональный момент: связывание признака с предметом, в атрибуте или другом компоненте высказывания он отсутствует, т.е. или уже "погашен", или ещё не "проявлен". Соединение предиката с субъектом создаёт двучленную актуальную пропозицию. Если интенциональная связь не задаётся и не выражается, то остаётся одна лишь семантическая конфигурация, состоящая из релятора и релята (или реляторов), направленная на отражение структуры соответствующей референтной ситуации и отвлечённая от коммуникативно-интенционального фактора. Эта конфигурация, конечно, тоже может называться и часто называется пропозицией, но в этом случае можно говорить только о виртуальной или потенциальной пропозиции, пропозициональном имени, протопропозиции. Собственно пропозицией она становится только благодаря предикации (Сусов 1973:26).

Предикационное членение субъективно постольку, поскольку оно предопределяется точкой зрения говорящего на репрезентируемую ситуацию, а не задаётся самой ситуацией. Говорящий представляет ситуацию так, что один из её предметов мыслится в качестве носителя признака и связь этого признака с данным предметом (независимо от того, существует ли она в действительности или нет) выступает как бы в качестве привнесённого, утверждаемого говорящим момента.

Предикационная структура не соотносится непосредственно со строением ситуации, а надстраивается над репрезентирующей это строение реляционной структурой и обусловливает определённую перестройку последней, необходимую для возникновения предложения (Сусов 1973:60).

При семантическом анализе предложения оказывается необходимым различать отнесённость его компонентов, во-первых, к элементам той или иной эмпирической ситуации и, во вторых, к элементам абстрактной ситуации, опосредующей описание данного объективного факта. Онтологические и логические характеристики репрезентируемых элементов, выявляемые при этом, могут совпадать, но могут также различаться. Совпадения имеют место тогда, когда абстрактные ситуации выступают как продукт прямого обобщающего отражения множества однородных по строению эмпирических ситуаций. В таких случаях эмпирические ситуации описываются так, что онтологическим типам (и функциям) соответствуют логические типы (и функции) (Сусов 1973:24).

На основе как нормальных, так и смещённых абстрактных ситуаций возможно конструирование единичных гипотетических ситуаций, предполагающее опредмечивание признаков. В силу этого картина мира, конструируемая сознанием, оказывается, с одной стороны, беднее объективной действительности, ибо сознание сводит на логическом уровне бесконечное множество эмпирических ситуаций в относительно небольшое множество конструктивных схем, а с другой стороны она шире эмпирической данности, ибо содержит в себе отсутствующие в последней элементы и возможности их комбинирования. Но реальную базу для последних образуют не менее эмпирические ситуации, либо будучи для них исходными образцами в плане строения, либо выступая источником для отражения и переосмысления (Сусов 1973:30).

Объяснительную силу имеет только такой анализ, при котором обращение к семантической стороне языковых явлений не исключается и значению отводится роль определяющего фактора, а вместе с тем учитывается различие между глубинной и поверхностной сферами языковой действительности, а именно между глубинной по характеру предикационной структурой и поверхностной её манифестацией в явлениях предикационного аспекта синтаксической формы конкретного предложения (Сусов 1973:54).

Предикационный аспект синтаксической формы того или иного конкретного предложения соотносится с двучленным строением пропозиции через посредство сложного по своему строению глубинного синтаксического знака – предикационной структуры, состоящей из глубинных же субъекта и предиката.

Пропозиция (или пропозициональный комплекс) отражает семантику предложения и, следовательно, приобретает свою значимость только в составе предложения. Однако до тех пор, пока это предложение не употреблено конкретным говорящим в составе конкретного речевого акта, оно лишено референциальной определённости, так что фактически речь в этом случае идёт не о пропозиции, а о пропозициональной форме.

При использовании пропозициональной формы в составе конкретного речевого акта переменные заменяются константами и пропозициональная форма превращается в пропозицию. В рамках речевого акта константами заменяются и прагматические переменные, каковыми являются говорящий, адресат, время и место речевого акта. Это значит, что в конкретном речевом акте говорящим становится строго конкретное лицо. То же верно в отношении адресата, особенно если адресат индивидуален. Это приводит к тому, что константами заменяются и пропозициональные переменные. Актуализация осуществляется с помощью специальных средств, называемых актуализаторами, в качестве которых чаще всего используются различные виды местоимений. Актуализированное предложение принято считать высказыванием.

Если пропозиция или пропозициональный комплекс образует семантический компонент содержания высказывания, то прагматические константы образуют его прагматический компонент. В каноническом перформативном высказывании актуализированные прагматические переменные присутствуют в явном виде (Сусов 1973:74).

Пропозициональное содержание высказывания отражает ситуацию или факт реального мира или иных возможных миров. Хотя пропозиция и ситуация изоморфны друг другу, между ними нет тождества, так как ситуация относится к сфере онтологии, а пропозиция – к сфере языка, поскольку она представляет собой смысловую сторону высказывания. Язык даёт возможность ставить пропозицию в соответствие ситуации, т.е. согласовывать их. Однако это согласование может осуществляться по-разному, а именно либо пропозизия может приспособиться к ситуации, либо ситуация может приспосабливаться к пропозизии. Функцию такого приспособления выполняет прагматический компонент семантико-прагматического представления, главным образом иллокутивная функция, или сила, всегда ориентированная на какую-то цель. Различные иллокутивные функции обеспечивают различные направления приспособления. При этом ассертивы, с одной стороны, и комиссивы и директивы, с другой, характеризуются противоположным направлением приспособления.

Прагматический компонент содержания высказывания обеспечивает той или иной вид согласования между языком и онтологией (Сусов 1973:75).

Ситуация – это ансамбль (или система) взаимосвязанных онтологических компонентов. Компоненты ситуации бывают двух типов, а именно партиципанты, или участники ситуации, и признаки, т.е. такие характеристики, которые приписываются партиципантам. Признаки и партиципанты подвергаются дальнейшей субкатегоризации. Среди признаков выделяются свойства, состояния, процессы, действия и отношения. Партиципанты классифицируются по категориальным и реляционным характеристикам (Богданов 1990:69).

Партиципанты могут быть одушевлёнными и неодушевлёнными. Одушевлённые, в свою очередь, могут быть лицом и не-лицом, а неодушевлённые – дискретными и недискретными и т.д. Реляционные свойства партиципантов зависят от их отношения к признаку и друг к другу и находят своё выражение в так называемых ситуативных ролях. В существующих лингвистических исследованиях приводятся различные по числу, функциям и наименованиям перечни ситуативных ролей. Наиболее часто встречающимися являются следующие: 1) Агенс – активный производитель действия, 2) Пациенс – пассивный восприниматель действия, 3) Бенефициант – партиципант, имеющий, приобретающий или теряющий что-либо, 4) Экспериенцер – партиципант, испытывающий состояние, 5) Место – партиципант, являющийся местом нахождения другого партиципанта, 6) Источник – партиципант, являющийся исходным пунктом действия или движения другого партиципанта, 7) Цель – партиципант, являющийся конечной точкой действия или движения другого партиципанта, 8) Инструмент - партиципант, с помощью которого агенс осуществляет действие (нерасходуемый), 9) Средство - партиципант, используемый агенсом (расходуемый), 10) Результат – партиципант, возникающий в ходе действия или процесса, 11) Состав – партиципант, входящий в состав другого партиципанта, 12) Воспринимаемое – партиципант, воспринимаемый органами чувств другого (одушевлённого) партиципанта, 13) Описываемое – партиципант, получающий качественную характеристику, 14) Именуемое – партиципант, получающий имя собственное или характеризуемый именем собственным.

Бенефициант и экспериенцер представляют собой одушевлённые партиципанты. В принципе таковым же будет и агенс, если исключить из него природную (солнце, ветер, волны, молния и пр.) и другую неконтролируемую силу (пуля, камень и пр.).

Возможны ситуации с одним, двумя, тремя и большим числом партиципантов. Ситуации могут быть простыми, если в них реализован один признак, и сложными, если признаков несколько.

Между ситуацией и пропозицией существует отношение полного изоморфизма. Из этого следует, что признаку в ситуации соответствует предикат в пропозиции, а партиципанту ситуации – аргумент пропозиции (Богданов 1990:70).

Предикаты, в зависимости от числа аргументов, делятся на нульместные, одноместные, трёхместные и т.д., а роли партиципантов полностью совпадают с ролевыми характеристиками аргументов. Поскольку пропозициональные роли получили в лингвистике название глубинных падежей, то наименования их строятся по типу наименований обычных морфологических падежей в тех языках, в которых они имеются. Это значит, что перечисленным выше ролям партиципантов будут соответствовать следующие пропозициональные роли, в которые вкладывается то же самое содержание, но на уровне пропозиции, а не ситуации: 1) Агентив, 2) Пациентив, 3) Бенефактив, 4) Экспериенсив, 5) Локатив, 6) Фонтив, 7) Финитив, 8) Инструментатив, 9) Медиатив, 10) Результатив, 11) Композитив, 12) Перцептив, 13) Дескриптив, 14) Ономасиатив.

В соответствии с современными взглядами, план содержания предложения складывается из пропозиции или комплекса пропозиций (в случае сложного предложения) и модально-прагматической рамки, включающей в себя модальности, пропозициональные установки и коммуникативную интенцию (иллокутивные функции). Важным компонентом содержания предложения является и его тема-рематическое членение.

Пропозициональный состав описывается в терминах предиката определённого смыслового класса и набора аргументов, помеченных семантическими ролями или, по крайней мере, номерами. На характер связи пропозиции с внеязыковым миром, в качестве которого может выступать действительный мир или другие возможные миры, указывает её денотативный статус. Таким образом, пропозициональное содержание вводит предложение в контекст возможных миров, одним из которых является действительный мир (Богданов 1988:25).

Экстралингвистический и лингвистический контексты не являются единственными контекстами предложения. Большое значение для предложения имеет интерперсональный контекст, т.е., контекст, в котором происходит обмен предложениями и их последовательностями между говорящим и слушающим или вообще между адресантом и адресатом (Богданов 1988:26).

Существуют и другие контексты для пропозиционального содержания предложения. К числу их относится модальный контекст и контекст пропозициональных установок.

Модальный контекст складывается из алетических, эпистемических и деонтических модальностей, указывающих соответственно на отношение пропозиции к действительному или возможному миру, на степень уверенности говорящего в истинности пропозиции и на степень соответствия пропозиции установленным в обществе моральным и прочим правилам и нормам. Модальный контекст оказывает влияние на денотативный статус пропозиции.

Контекст пропозициональных установок определяет отношение субъекта к содержанию пропозиции. Точное число пропозициональных установок неизвестно. Д. Вундерлих описывает девять установок, среди которых фигурируют доксатические, эпистемические, преференциальные, экспектативные и др. Например, доксатическая установка означает, что пропозиция помещается в контекст мнения. Пропозициональные установки, также как и модальности, влияют на денотативный статус пропозиций (Богданов 1988:27).

Сфера субъектно-объектных отношений (включающая акционально-субъектные, а также акционально-объектные отношения) охватывает не только падежи и предлоги, а также выражение одушевлённости/неодушевлённости, средства, которые относятся к полям личности – безличности (ср. например выражение обобщённоличности, неопределённоличности и безличности) и залоговости. По существу средства, обычно рассматриваемые в разных главах грамматических описаний, – субъектно-объектные элементы синтаксических структур, субъектно-объектное ядро категории падежа, грамматические категории лица глагола и местоимения, категория залога, лексико-грамматические разряды переходности/непереходности, возвратности/невозвратности, одушевлённости/неодушевлённости, лица/не-лица – представляют собой элементы единой системы субъектно-объектных отношений (Бондарко 1983:44).

Субъектно-объектные (семантические) функции аргументов обусловлены валентностью предикатов (Богданов 1977:115).

Субъект и предикат являются универсально-мыслительными категориями как обязательные для построения мысли. Универсально-мыслительному соответствует универсально-языковое, т.е. семантические субъект и предикат, которые связаны в языках с двумя принципами выражения синтаксических структур: подлежащно-сказуемостным и тема-рематическим.

В случае характеристики подлежащего и сказуемого через типичные для них морфологические формы, в качестве признаков данных компонентов указываются явления, относящиеся к числу поверхностных и идиоэтнических. К тому же морфологическая категория падежа имеется не во всех языках. Там же, где она есть, часто единственное имя предмета выступает не в прямом падеже, хотя и кажется замещающим позицию субъекта: Mich friert, Мне кажется.

Одни лингвисты склонны считать представителем подлежащего только прямой (именительный) падеж, а другие допускают в этой функции и косвенные падежи. Это означает, что первые ориентируются только на поверхностную (морфологическую) форму, а вторые на глубинную сущность субъекта, проявляющегося как в прямом, так и в смещённом виде. Многие лингвисты видят языковую специфику подлежащего и сказуемого в том, что первое является наименованием предмета, а второе – наименованием признака (характеристики) этого предмета. Подлежащее в этом случае часто соотносят и с предметом мысли, и даже с предметом объективного ряда. Под понятие предмета подводятся разнообразные сущности: лицо, одушевлённое существо, неодушевлённый предмет, а также предметно-мыслимые процессы, действие, состояние, отношение и т.п., иначе говоря, всё, что может обладать признаком ("производить" свой признак или "воспринимать" его извне). Сказуемое трактуется как обозначение признака из области действий, состояний, качеств, свойств и т.п. (Сусов 1973:56).

Основное назначение категории падежа во всех языках заключается с содержательной точки зрения, в том, чтобы выражать семантические функции вещных аргументов. При этом выбор морфологического (поверхностного) падежа зависит не столько от характера семантических функций, сколько от конкретного вида предиката. При различных предикатах одна и та же функция (например пациентив или инструментатив) может выражаться разными морфологическими падежными формами (Богданов 1977:114).

Всякое отношение направлено, т.е. оно исходит из какой-то одной точки и замыкается в какой-то другой точке. Соответственно в относительной ситуации разграничиваются исходный предмет, служащий источником, начальной точкой отношения, и замыкающий предмет, на который данное отношение направлено. В ситуациях с тремя предметами выделяется ещё сопутствующий предмет, который участвует в отношении косвенно, не будучи ни его источником, ни его конечной точкой.

В конкретных предложениях с несколькими позициями, манифестирующими предметные релятемы, обычно с релятемой исходного предмета соотносится именительный падеж (а в языках эргативного строя – также и эргативный падеж), с релятемами замыкающего и сопутствующего предметов – косвенные падежи и предложные конструкции. Когда же в предложении содержится одна предметная позиция, то она связывается, как правило, с релятемой исходного предмета (независимо от падежа, хотя господствующим средством сигнализации исходного предмета остаётся и здесь именительный падеж): Ihn hungert, Ihm ist übel.

Своеобразный эллипсис наблюдается в конструкциях с так называемым безличным пассивом, что позволяет У. Вайнрайху характеризовать их как "семиотически неполные предложения": Hier wird getanzt (не замещена позиция исходного и замыкающего предмета).

Немецкий безличный пассив формально только 3-е л. ед. ч., но он персонально отнесён, т.е. это только действие лиц, человека. Этот пассив не может описывать действие не-людей, состояние предметов и т.д. Но в этом немецком пассиве не может быть прямого объекта.

Предметы даны не сами по себе, а через ситуации, в которых они выступают в качестве опорных элементов. Признаки определяют способ существования или проявления предметов, а также других признаков.

Сочетаемость лексем, соотнесена с признаковыми релятемами, обусловлена в своей основе валентностью последних. Обязательность или факультативность сочетания данной лексемы с другими вытекает в принципе из того, какого рода признак обозначается этой лексемой (Сусов 1973:40).

Среди лексем со значением признака имеются, однако, такие, которые не предполагают ни одной позиции, манифестирующей предметные релятемы, иначе не коннотируют имён предметов. Эти лексемы называют, собственно говоря, не признаки, соотносимые реляторами, а факты особого рода, не подвергающиеся членению, осмысливаемые и представляемые расчленённо.

Отдельная лексема со значением признака коррелируется с каким-то одним релятором, её сочетаемость соответствует в принципе определённой валентностной характеристике данного релятора.

В этом случае целесообразно говорить о событиях, отграничивая тем самым терминологически эти факты от ситуаций, которые распадаются на элементы. Событиям не ставятся в соответствие реляционные структуры, их представление в поверхностной сфере обычно лишено реляционного членения: Сактэ, Дождь, Anochece.

Однако по аналогии с языковым представлением ситуаций расчленённость может иметь место и при описании событий: Es scheint, Идёт снег, Куазь зоре (Сусов 1973:41).

При построении высказываний о нечленимых событиях, которым не ставятся в соответствие реляционные структуры, в поверхностной сфере нем. яз. (а так же анг., фр.) имеют место образования, расчленённые на позиции, которые напоминают собой лишь внешне, по оформлению позиции субъекта и предиката. Дело в том, что расчленённость этих поверхностных образований в глубинной сфере не соответствуют ни реляционное, ни предикационное членение: It snows, Es ist kalt. Подобные высказывания обладают не истинной, а только кажущейся предикационной членимостью. Их можно квалифицировать как квазипредложения, выделяя в них соответственно "квазисубъект", а также "квазипредикат". Кстати, вряд ли целесообразно рассматривать такие высказывания как выражения только предиката, а их субъектами считать соответствующие нечленимые события объективного ряда. Указанная трактовка противоречит пониманию субъекта как позиции в языковой по своей сущности предикационной структуре (Сусов 1973:85).

В одном и том же конкретном предложении могут наличествовать отдельные позиции для субъекта и квазисубъекта: Es hungert mich, Es graut mir. Здесь особенно наглядно выступает различие между глубинной предикационной структурой, с одной стороны, а также субъектом и предикатом как её членами, с одной стороны, и их поверхностной манифестацией, с другой стороны.

Позиция субъекта может сигнализироваться линейно-синтаксическими и морфологическими средствами, а при наличии в данном языке категории падежа – не только прямым падежом (Сусов 1973:85).

Решающей оказывается интенция говорящего, строящего предложение, которая придаёт именительному падежу роль субъекта и тем самым создаёт предложение (Адмони 1994:42).

В каждом языке глагол семантически присутствует почти во всех маргинальных высказываниях. Природа глагола определяет, что собой будет представлять остальная часть предложения: в частности, какие существительные, будут глагол сопровождать.

Семантическое влияние глагола является доминирующим и распространяется на подчинённые сопровождающие существительные (Чейф 1975:115).

Правильность этой точки зрения подтверждается следующими фактами. Если мы сталкиваемся с поверхностной структурой вроде Компьютер думает и вынуждены дать ей какое-то значение, единственное, что нам остаётся делать, - это интерпретировать "компьютер", как аномально одушевлённый, как этого требует глагол. Мы не можем интерпретировать "думать" необычным образом, так, как если бы это был другой вид деятельности, выполняемый неодушевлёнными объектами.

Предположим, например, что глагол определяется как действие, что будет справедливо сказать о глаголе в предложении Человек думает. Такой глагол требует, чтобы его сопровождало существительное, чтобы существительное относилось к нему как агент и чтобы существительное определялось как одушевлённое, а может быть, и как личное (Чейф 1975).

Субкатегоризация предикатов может производиться по семантическим признакам аргументов. В пределах одноместных предикатов действия, сочетающихся с агентивным аргументом, можно выделить подкласс предикатов типа смеяться, улыбаться, плакать, рыдать и т.д., которые требуют, чтобы аргумент обладал дополнительной семой [+человечность]. Значит, для выделения этого подкласса необходимо указание на дополнительную сему (Богданов 1977:59).

У.Л. Чейф называет следующие виды глаголов, у каждого из которых есть способ, при помощи которого он диктует присутствие сопровождающих существительных, а также отношение (патиент и агент) этих существительных к каждому глаголу: состояние (1) V; процесс (2) V; действие (3) V; процесс/действие (V) 3; состояние/амбиентный (4) V; действие/амбиентный (5) V (Чейф 1975:121).

Приписывая те или иные свойства непредикатным знакам или устанавливая отношения между ними, предикатный знак выполняет тем самым организующую функцию в предикатном выражении, в существенной мере определяя его структуру. Именно поэтому имеются все основания считать его подлинным центром предикатного выражения (Богданов 1977:39).

Семантическое представление (глубинная структура) отождествляется с логической записью. В нём находят отражение переменные, кванторная и перформативная информации, сведения о референтах, различия темы и ремы, сведения о пресуппозиции и т.д. Таким образом семантическое представление является структурой, содержащей всю существенную информацию, характеризующую смысл предложения (Богданов 1977:43).

Между собой тесно связаны такие категории, как безличность (бессубъектность, неагентивность) и неопределённость - референтная, признаковая и модальная. Близость этих категорий видна уже в том, что безличные конструкции оставляют неопределённым агенса, а иногда и других актантов (Арутюнова 1999:793).

Термин "определённость" можно понимать как соотнесённость существительного с денотатом, известным говорящему, в то время, как "неопределённость" подразумевает соотнесение соответствующего существительного с каким-нибудь одним или любым денотатом некоторого класса. Категория определённости – неопределённости, безусловно, семантична и должна отражаться в глубинной сфере. Это можно сделать путём маркировки данных значений с помощью сем [+/- определённость] при соответствующих аргументах. Эта маркировка производится и в тех случаях, когда данное значение не является категориальным (как в русском языке), но зависит только от текстуальных условий (Богданов 1977:113).

В русском языке сообщения о неопределённом количестве (или имеющие неопределённый объект) строятся по безличной модели: Не хватило времени; Ср. также: Чего-то хочется и Я этого (так) хочу. Обе названные категории хорошо согласуются с бытийными предложениями, в которых имя предмета сдвинуто в синтаксически зависимую позицию и имеет неопределённую референцию, в этих двух категориях проявляет себя концептуальная (когнитивная), а не чисто формальная специфика русского языка.

Более всего в соотношении зон личности и безличности проявляется русская языковая модель контролируемых действий.

В классическом случае субъект личного предложения объединяет в себе две роли - агенса и источника силы (каузатора или исполнителя действия). В безличных предложениях они напротив разведены. Первые антропоцентричны, вторые энергоцентричны. В первых основной фигурой является человек, во вторых некоторая сила, локализуемая вне или внутри человека. Сила остаётся за кадром: она представлена нулём (Арутюнова 1999:796).

Существует несколько разрядов действий, над которыми не властен человек. Это действия-реакции — физические, психические и психофизические, действия-девиации — промахи или ошибки, действия-капитуляции, действия-порывы и некоторые другие. источником действия является некоторая сила, движущая человеком. Обычно речь идёт об отклонении от нормы, ненамеренных, нецелеустремлённых и нежелательных для действующего лица. Непроизвольные акции имеют причину (мотив, стимул), но не цель.

Признак неконтролируемости, имеющий прагматический характер, может квалифицироваться как импликатура, сопутствующая употреблению глаголов этой группы. Однако, если подойти к действиям типа сорваться, споткнуться, поскользнуться как дескрипциям, то неуправляемость несомненно входит в сам рисунок движения. В нём видно, что действие совмещено с противодействием. Утратив контроль над своими движениями, человек пытается вернуть его себе.

Все глаголы, входящие в перечисленные группы, образуют активные конструкции. В большинстве своём они непереходны. Непереходность маркируется возвратной формой, не имеющей невозвратного коррелята. Значение неуправляемости не выражено синтаксически. Оно либо присутствует в семантике глагола, либо составляет прагматическую импликатуру, продиктованную логикой здравого смысла. В норме неуправляемые действия не целенаправленны, но имеют причину, локализуемую либо во внешней ситуации, либо в самом человеке. Именно неудачи и осечки выводят в фокус такие свойства человека, как неловкость, невнимательность, рассеянность, глупость, неумелость, медлительность, нерасчётливость, непрактичность, а также противостоящие им положительные качества.

Пассив, если в нём видеть источник безличного употребления переходных глаголов, теряет обе именные позиции — объекта и агенса.

Безличные предложения фиксируют когнитивные модели, сформировавшиеся в национальном сознании и соответствующие прототипическим положениям дел. Занимая в ситуации центральную позицию, человек вместе с тем над ней не властен. Он подчинён некоторой внешней или внутренней – силе. Русский язык выделяет два основных типа таких ситуаций: "пассивный" и "активный" (Арутюнова 1999:806).

Если человек попадает в струю, его действия успешны. Если они рассогласованы с ситуацией, он отказывается от борьбы. Человек подчиняется силе обстоятельств. Если ему не пишется, он кладёт перо, если не любится, он оставляет попытки или возлюбленную. Но зато если он действует в согласии с ситуацией или внутренним настроем, его ожидает удовольствие или успех.

В когнитивную модель, соответствующую неуправляемому действию, входят три следующих компонента: лицо (псевдоагенс), действие и действующая сила, которая может принимать разные обличья, в том числе и метафорические, но может остаться невыраженной. Псевдоагенс занимает в предложении зависимую позицию, но может отсутствовать. Если действие является переходным, то в модели присутствует также объект. Это касается прежде всего ментальных и речевых действий, особенно предрасположенных выходить из-под контроля и имеющих пропозитивный объект, синтаксическая связь с которым всегда слаба.

Безагентный пассив соответствует прототипической модели, в которой сила заключена в неодушевлённом предмете, занимающем субъектную позицию: Крыша обрушилась; Бомба взорвалась. Отличие безагентного пассива от приведённых предложений состоит в том, что он соответствует ситуации, необходимо предполагающей наличие лица, выполняющего действие. Однако "безагентный пассив" не всегда выражает неуправляемые действия: Белый признал, что перехватил. Приблизительно говорилось так. (Б. Зайцев). Выбор конструкции подчинён не семантическим, а прагматическим целям (Арутюнова 1999:812).

Безличные возвратные формы, выражающие независимое от человека развитие событий, часто употребляются с отрицанием: Как-то само собой получилось; как-то не пришлось нам встретиться. Эта близость не случайна: неуправляемость действия переводит его в класс событий. Неуправляемое действие не производится, а происходит.

В силовое поле русского языка входят два соотносительных понятия — стихия и воля. Первое относится к миру природы, второе — к миру человека. Первое из природы переходит к природному человеку (l'homme de la nature); второе человек передаёт природе. Когда l'homme de la nature становится homo sapiens, воля-желание превращается в волю разумного действия. Стихия и воля образуют тот концептуальный фон, на котором вырисовывается значение рассмотренных безличных предложений. Фактор стихии проявляет себя в предложениях типа Занесло, Вырвалось; фактор воли - в модели Не пишется, Хорошо работается, Не уходилось что-то. Стихия действует активно, воля - пассивно (Арутюнова 1999:814).

Аргументы характеризуются семантическими функциями, большинство из которых, в свою очередь, зависит от семы [одушевлённость]. Именно поэтому данная сема выбирается в качестве доминантной. Все прочие семы упорядочиваются относительно её (Богданов 1977:60).

Признаки [одушевлённость +/-], [человечность +/-], [женскость +/-], [определённость +/-], [контролируемость действия +/-] определяют поведение непредикатных знаков в семантической и синтаксической структуре предложения.

ЛИТЕРАТУРА

1. Адмони, В.Г. Система форм речевого высказывания. Спб., 1994.

2. Апресян, Ю.Д. Избранные труды. Тома I и II. M., 1995.

3. Арутюнова, Н.Д. Язык и мир человека. М., 1999.

4. Богданов, В.В. Семантико-синтаксическая организация предложения. Л., 1977.

5. Богданов, В.В. Контекстуализация предложения // Предложение и текст: семантика, прагматика и синтаксис. Л., 1988.

6. Богданов, В.В. Речевое общение. Прагматические и семантические аспекты. Л., 1990.

7. Бондарко, А.В. Грамматическая категория и контекст. Л., 1971.

8. Бондарко, А.В. Теория морфологических категорий Л., 1976.

9. Бондарко, А.В. Принципы функциональной грамматики и вопросы аспектологии. Л. 1983.

10. Володин, А.П. Лицо // Большой энциклопедический словарь: Языкознание. М., 1998.

11. Слюсарева, Н.А. Проблемы функциональной морфологии современного английского языка. М., 1986.

12. Сусов, И.П. Семантическая структура предложения. Тула, 1973.

13. Сусов, И.П. Семантика и прагматика предложения. Калинин, 1980.

14. Сусов, И.П. Формальный vs. функциональный подходы к языку // Лингвистический вестник. Вып. 2. Ижевск, 2000.

15. Чейф, У.Л. Значение и структура языка. М., 1975.

16. Якобсон, Р.О. Шифтеры, глагольные категории и русский глагол. // Принципы типологического анализа языков различного строя. М., 1972.

© С.А. Недобух, 2000 г.