Сканирование: Янко Слава (библиотека Fort/Da) slavaaa@lenta.ru ||  yanko_slava@yahoo.com || http://yanko.lib.ru/ || зеркало: http://members.fortunecity.com/slavaaa/ya.html
|| http://yankos.chat.ru/ya.html | Icq# 75088656

 

Посвящается студентам, преподавателям и сотрудникам факультета иностранных языков МГУ имени М. В. Ломоносова

С. Г. Тер-Минасова

Допущено Министерством образования Российской Федерации в качестве учебного пособия для студентов, аспирантов и соискателей по специальности «Лингвистика и межкультурная коммуникация»

Язык

и межкультурная коммуникация

Слово/SLOVO Москва

2000

Предисловие. 2

Принятые сокращения. 3

Введение. 4

§1. Определение ключевых слов-понятий. 5

§2. Язык, культура и культурная антропология. 8

§3. Актуальность проблем межкультурной коммуникации в современных условиях. 10

§4. Межкулътурная коммуникация и изучение иностранных языков. 14

§5. Роль сопоставления языков и культур для наиболее полного раскрытия их сущности. 19

Часть I. Язык как зеркало культуры.. 21

Глава 1. Реальный мир, культура, язык. 21

Взаимоотношение и взаимодействие. 21

§1. Постановка проблемы. 21

Картина мира, созданная языком и культурой. 21

§2. Скрытые трудности речепроизводства и коммуникации. 33

§3. Иностранное слово -перекресток культур. 35

§4. Конфликт культур при заполнении простой анкеты.. 38

§5. Эквивалентность слов, понятий, реалий. 40

§ 6. Лексическая детализация понятий. 43

§ 7. Социокультурный аспект цветообозначений. 47

§ 8. Язык как хранитель культуры.. 50

Глава 2. Отражение в языке изменений и развития общественной культуры.. 54

§ 1. Постановка проблемы.. 54

§ 2. Вопросы понимания художественной литературы. Социокультурный комментарий как способ преодоления конфликтов культур  55

§3. Виды социокультурного комментария. 59

§ 4. Современная Россия через язык и культуру. 62

§ 5. Русские студенты об Америке и России: изменения в культурной и языковой картинах мира в 1992-1999 годах  69

2. Черты характера американцев: 73

3. Современная жизнь в США: 74

1. Десять наиболее частотных слов: 76

2. Черты характера русских: 77

3. Современная жизнь в России: 78

4. Природа, пейзаж: 79

5. Собственные имена: 80

2. Черты характера русских: 82

3. Современная жизнь в России: 82

Часть II. Язык как орудие культуры.. 85

Глава 1. Роль языка в формировании личности. 85

Язык и национальный характер. 85

§ 1. Постановка проблемы.. 85

§2. Определение национального характера. 86

Источники информации о нем.. 86

§3. Роль лексики и грамматики в формировании личности и национального характера. 94

§ 4. Загадочные души русского и англоязычного мира. 102

Эмоциональность. Отношение к здравому смыслу. Отношение к богатству. 102

§5. Любовь к родине, патриотизм.. 111

§ 6. Улыбка и конфликт культур. 118

Глава 2. Язык и идеология. 121

§1. Постановка вопроса и определение понятий. 122

§2. Россия и Запад: сопоставление идеологий. 123

I. Сходство. 123

П. Различие. 130

§3. Политическая корректность, или языковой такт. 135

The Three Little Pigs. 137

Три поросенка. 138

Snow White. 139

Белоснежка. 139

Cinderella. 139

Золушка. 139

Jack and the Beanstalk. 139

Джек и бобовое дерево. 139

Глава 3. Перекрестки культур и культура перекрестков (Формирование личности посредством информативно-регуляторских текстов) 143

§1. Постановка проблемы.. 143

§2. Названия улиц. 144

§3. Информативнорегулирующие указатели. 145

1. Собственно информация. 145

§4. Способы реализации функции воздействия в сфере информативно-регуляторской лексики. 150

1. Вежливые формы обращения. 150

2. Разъяснение причин данного требования. 151

3. Стилизация. 152

4. Игра слов, юмор, рифмовки, намеренное искажение правописания. 153

§5. Особенности культуры англоязычного мира через призму объявлений и призывов. 156

§6. Особенности культуры русскоязычного мира через призму объявлений и призывов. 160

Заключение. 163

Содержание. 164

 

 

УДК 410 ББК81 Т 35

ISBN 5-85050-240-8

© С. Г. Тер-Минасова. Текст. 2000 © Слово/Slovo. Издание. 2000

Предисловие

В июле 1996 года Министерство высшего и профессионального образо­вания Российской Федерации издало приказ №1309 «О дополнении и частичном изменении Классификатора направлений и специальнос­тей высшего профессионального образования», которым специальность «Иностранные языки» заменялась на специальность «Лингвистика и межкультурная коммуникация» (022600).

После выхода этого приказа на факультет иностранных языков Московского государственного университета им. М.В.Ломоносова полетели письма, факсы, электронная почта, приходили и приезжа­ли взволнованные коллеги из самых разных уголков нашей все еще необъятной родины с одними и теми же вопросами: Что такое межкультурная коммуникация? Где получить информацию? Имеются ли учебные материалы ?

Мы открыли ежегодный курс повышения квалификации, на кото­рый приезжали десятки людей, а вопросы задавали сотни и тысячи. У нас было что сказать тем, кто обращался к нам с этими вопросами, поскольку проблемами общения культур и народов в связи с преподава­нием иностранных языков мы начали глубоко и интенсивно занимать­ся одними из первых в нашей стране. С 1992 года успешно функциони­рует Центр по изучению взаимодействия культур, где работают вмес­те лингвисты, историки, философы, литературоведы, психологи, со­циологи.

С 1994 года по инициативе этого центра на факультете иност­ранных языков ежегодно проходит конференция «Россия и Запад: диа­лог культур», получившая широкое признание и в России и за рубежом. По материалам этой конференции издано семь сборников научных док­ладов. В 1993-1994 годах на факультете открылись кафедры сопос­тавительного изучения языков и сравнительного изучения нацио­нальных литератур и культур.

С 1996 года работает Ученый совет по защите кандидатских и докторских диссертаций по культурологии. Регулярно издаются сбор­ники студенческих работ по теме «Россия и мир». Наконец, в 1997 и в 1999 годах были изданы сборники учебных программ «Межкультурная коммуникация».

Автор этих строк в течение последних лет читает курсы межкулътурной коммуникации, культурной антропологии, спецкурс «Язык и культура». Результаты этой работы отражены в предлагаемой кни­ге, которая предназначена для всех интересующихся проблемами обще-

5

ния, особенно для преподавателей иностранных языков и для изучаю­щих иностранные языки.

Новые условия жизни радикально изменили задачи подготовки спе­циалистов по иностранным языкам. Современному обществу требу­ются уже не просто преподаватели и переводчики, а гораздо шире -специалисты по международному и межкулътурному общению. Это выходит далеко за рамки собственно знания языка, которым общение между людьми отнюдь не исчерпывается. В качестве языкового мате­риала в книге сопоставляются русский и английский языки. Для того чтобы эти материалы могли быть использованы в преподавательс­кой работе, все основные определения ключевых понятий приводятся по-русски и по-английски.

Я хотела бы выразить глубокую признательность моим коллегам в России, Великобритании, США, Австралии за их помощь в работе над книгой. Особые слова благодарности моим рецензентам, официальным и неофициальным: Виталию Григорьевичу Костомарову, Виктории Владимировне Ощепковой, Евгении Борисовне Яковлевой, Игорю Гри­горьевичу Милославскому, Нине Михайловне Кристесен, Анне Вален­тиновне Павловской, Андрею Валентиновичу Фатющенко, Марии Ва­лентиновне Перепелкиной. Студентам, слушавшим мои курсы лек­ций, - поклон и благодарность.

Принятые сокращения

А. —	О. С. Ахманова. Словарь лингвистических терминов. М., 1966.
АРС —	В. Д. Аракин, 3. С. Выгодская, Н. Н. Ильина. Англо-русский словарь. М., 1993.
АС —	Словарь русского языка. Под ред. А. П. Евгеньевой. т. 1-4. М., 1981-1984
	(Академия наук СССР, Институт русского языка).
БАРС —	Большой англо-русский словарь. Под общим руководством И. Р. Гальперина
	и Э. М. Медниковой. М., 1987.
Д. --	В. И. Даль. Толковый словарь живого великорусского языка, т. 1-4.
	М., 1978-1980.
И. —	Словарь иностранных слов. Изд. 7-е. М., 1979.
М. —	Ж. Марузо. Словарь лингвистических терминов. М., 1960.
0. —	С. И. Ожегов. Словарь русского языка. М., 1972.
0. и Ш. —	С. И. Ожегов, Н. Ю. Шведова. Толковый словарь русского языка. М., 1993.
РАСС —	Русско-английский словарь. Под общим руководством проф. А. И. Смирницкого.
	М., 1997.
СИ —	Современный словарь иностранных слов. М., 1992.
СЯП —	Словарь языка А. С. Пушкина. Сост. С. И. Бернштейн и др. т. 1-4.
	М., 1956-1961.
У. —	Толковый словарь русского языка. Под редакцией Д. Н. Ушакова, т. 1-4.
	Л., 1934-1940.
Ф. —	М. Фасмер. Этимологический словарь русского языка. Пер. с нем. и доп.
	0. Н. Трубачева. т. 1-4. М., 1986-1987.
ALDCE —	The Advanced Learner's of Current English. 2nd Ed. London, Oxford University Press,
	1967.
BBCED —	BBC English Dictionary. Harper Collins Publishers, 1992.
CCEED —	Collins COBUILD Essential English Dictionary. London, Glasgow, 1990.
CDEL —	Collins Dictionary of the English Language. London, Glasgow, 1985.
CIDE —	Cambridge International Dictionary of English. Cambridge University Press, 1995.
COBUILD —	Collins COBUILD English Dictionary. Harper Collins Publishers, 1995.
COD —	The Concise Oxford Dictionary. Oxford University Press, 1964.
DELC —	Dictionary of English Language and Culture. Longman Group Ltd., 1993.
LDCE —	Longman Dictionary of Contemporary English. Longman Group Ltd., 1995.
OALD —	Oxford Advanced Learner's Dictionary. 4th Ed. Oxford University Press, s. a.
The Shorter	Oxford — The Shorter Oxford English Dictionary on Historical Principles.
	3rd Ed. Vol. 1, 2. Oxford University Press, 1973.
W. —	f. A. М. Wilson. The Modern Russian Dictionary for English Speakers. New York,
	Toronto, Sydney, Paris, Frankfurt, Oxford etc., М., 1982.

 

Введение

Дело в том, что, даже владея одним и тем же языком, люди не всегда могут правильно понять друг друга, и причиной часто является именно расхождение культур.

Е. М. Верещагин, В. Г. Костомаров.

«Язык и культура».

Однажды на заре перестройки, оказавшись по делам в Америке, я позвонила известному американ­скому врачу, чтобы попросить его посмотреть историю болезни доче­ри моей подруги. Профессор, све­тило американской медицины, был очень любезен. Сразу согласив­шись помочь, он поинтересовался, кто я и зачем приехала в Америку. «Я филолог, — ответила я со скромной гордостью. — Приехала на кон­ференцию». — «Филолог? — недоумевающе спросил он. — Это какая отрасль медицины?» Я растерялась. Не знает, что такое филология? Шу­тит? Издевается? Но голос был серьезно-заинтересованный. «Что это значит — филолог?» — спросил он после затянувшейся паузы. — «Ну, это значит, — залепетала я, — это значит, что я люблю слова». — «Ах вот оно что, — сказал он явно разочарованно, — Вы любите болтать, и за это Вас послали на конгресс». Я расстроилась. Глупо все получилось. Не смогла объяснить, чем занимаюсь. Я-то люблю слова, а они меня, видно, не любят. И английский язык знаю, и все артикли на месте, и гласные-согласные произношу правильно, а общения не получилось.

Я вспомнила этот эпизод, думая о том, что сказать во введении к этой книге: чем я занимаюсь, зачем пытаюсь ее писать, когда столько уже написано и о языке, и о культуре, и об общении. Сейчас, когда мы озабочены экологическим будущим нашего мира, открывая новую кни­гу, невольно думаешь: ну вот, еще одну рощу на бумагу перевели. По­пытаюсь оправдаться и объяснить, зачем очередная маленькая рощица пошла на бумагу.

Я филолог по образованию, по призванию, по душе, по уму. Я люблю слова. Я радуюсь, что в названии моей специальности лежит не описа­ние (grapho), не слово о (logos), не знание/ведение, а любовь — philo. Любовь к словам. А за что их любить? Как оправдаться перед челове-

ком, который легко объяснит, чем он занимается: лечит, спасает от смер­ти, продлевает жизнь и возможность работать. А я, видите ли, слова люблю, и эта любовь как бы и есть моя специальность. Вот и подходя­щий случай объяснить словами, для чего они, за что их любить, как сде­лать из любви к словам профессию.

Ответ простой и ясный: слова нужны, чтобы можно было общаться, без них общение, хоть и возможно, но и затруднительно, и бедно. В них — роскошь, свобода общения, или коммуникации, если пользовать­ся, как это всегда было модно и принято, заимствованием из иностран­ного языка.

Человек — существо общественное. Он живет в обществе и, следо­вательно, может и должен общаться с другими членами этого общества. Обратим внимание на общий корень: общество, общение. И слово ком­муникация — того же корня, только латинского: communication из communis — общий.

Итак, слова связывают людей, объединяют их через общение. Без общения нет общества, без общества нет человека социального, нет человека культурного, человека разумного, homo sapiens. Слова, скла­дываясь в язык, выделяют человека из животного мира. Как же их не любить?! Как же их не изучать — внимательно, пристально, со всех то­чек зрения и во всех проявлениях? Ни одна наука, ни одна специаль­ность не может обойтись без слов. Они нужны хотя бы для того, чтобы сформулировать знание и опыт, сохранить его и передать следующим поколениям. И великий медик общается с помощью слов и с другими медиками, и с пациентами, и со всеми другими членами человеческого сообщества.

Его Величество Общение (или Ее Величество Коммуникация) правит людьми, их жизнью, их развитием, их поведением, их познанием мира и самих себя как части этого мира. И всякая попытка осмыслить комму­никацию между людьми, понять, что ей мешает и что способствует, важ­на и оправданна, так как общение — это столп, стержень, основа суще­ствования человека.

Цель этой книги — рассмотреть проблемы человеческого общения с особым вниманием к языку как главному — но не единственному! — средству общения.

Такая попытка особенно важна сейчас, когда смешение народов, язы­ков, культур достигло невиданного размаха и как никогда остро встала проблема воспитания терпимости к чужим культурам, пробуждения интереса и уважения к ним, преодоления в себе чувства раздражения от избыточности, недостаточности или просто непохожести других куль­тур. Именно этим вызвано всеобщее внимание к вопросам межкультур­ной, международной коммуникации.

Какие факторы помогают коммуникации, что препятствует ей и что затрудняет общение представителей разных культур?

Как соотносятся между собой язык и культура?

Каким образом язык отражает мир, пропущенный через сознание че­ловека?

Каково влияние языка на формирование личности?

Как отражаются в языке и одновременно формируются им индиви­дуальный и коллективный менталитет, идеология, культура?

Что такое национальный характер и как он формируется языком?

Какова роль социокультурного фактора при изучении иностранных языков?

Как языком и культурой создается картина мира — первичная, от родного языка, и вторичная, усваиваемая при изучении других языков?

Почему Министерство образования изменило название специаль­ности «Иностранные языки» на «Лингвистику и межкультурную комму­никацию»?

Почему весь мир озабочен проблемами межкультурного общения и межкультурных конфликтов?

Что побудило Сэмюэля Хантингтона, известного американского по­литолога, предсказать третью мировую войну как войну культур и циви­лизаций, а не политических и экономических систем?

Что стоит за словами бывшего директора компании «Форд» Ли Йакокки: «В течение всей своей карьеры я отдавал лишь 20% времени всему, что связано с коммуникацией, и 80% — остальной работе. Если бы я мог начать сначала, то я сделал бы наоборот»?

В этой работе я постараюсь ответить на эти вопросы.

§1. Определение ключевых слов-понятий

Прежде всего, определим ключевые слова-понятия, используемые в этой книге.

Начнем с определения понятия "язык".

Язык — совокупность всех слов народа и верное их сочетанье, для передачи мыслей своих (Д.).

Язык — всякая система знаков, пригодная для того, чтобы служить средством общения между индивидами (М.).

Язык — одна из самобытных семиологических систем, являющаяся основным и важнейшим средством общения членов данного челове­ческого коллектива, для которых эта система оказывается также сред­ством развития мышления, передачи от поколения к поколению куль­турно-исторических традиций и т. п. (А.).

Язык — стихийно возникшая в человеческом обществе и развива­ющаяся система дискретных (членораздельных) звуковых знаков, слу­жащая для целей коммуникации и способная выразить всю совокуп­ность знаний и представлений человека о мире ¹.

Язык — исторически сложившаяся система звуковых, словарных и грамматических средств, объективирующая работу мышления и являю­щаяся орудием общения, обмена мыслями и взаимного понимания лю­дей в обществе (О.).

¹ Н. Д. Арутюнова, Г. В. Степанов. Русский язык. М., 1979, с. 410.

10

 

Language. A vocabulary and way of using it prevalent in one or more countries (DEAD ~); (transf.) method of expression (finger-, talk by conventional signs with fin­gers); words and their use; faculty of speech; person's style of expressing himself (bad ~, or || vulg. ~, oaths and abusive talk; strong ~, expressing vehement feelings; professional or sectional vocabulary; literary style, wording; -master, teacher of (usu. mod. foreign) ~or~s(COD).	Язык. Словарный запас и способ его использования, превалирующие в одной или более странах (МЕРТВЫЙ ~); (перен.) способ выражения (~ жестов, разговор с помощью условных знаков); слова и их употреб­ление; способность говорить; способ человека выражать себя (плохой ~ или || вульг. -, брань и оскорбительные выражения; сильный ~, выра­жение сильных чувств; профессиональная и местная лексика; лите­ратурный стиль, форма выражения; преподаватель ~, учитель (обычно иностранных, современных) ~ или ~ ов.
Language — A system of communication consisting of a set of small parts and a set of rules which decide the ways in which these parts can be combined to produce messages that have meaning. Human language consists of words that are usually spoken or written (CIDE).	Язык — система общения, состоящая из мелких фрагментов и набора правил, которые регулируют способ употребления этих фраг­ментов для составления высказывания, имеющего смысл. Человече­ский язык состоит из слов, которые используются в устной или пись­менной форме.
A language is a system of sounds and written symbols used by the people of a particular country, area, or tribe to communicate with each other. Many have English as a first or second language.	Язык — система звуков и письменных знаков, используемых населением определенной страны, района, или определенного племе­ни в целях коммуникации друг с другом. У многих людей первым или вторым языком является английский.
Language is the ability to use words in order to communicate. This research helps teachers to understand how children acquire language. You can refer to the words used in connection with a particular subject as the language of that subject. ...the language of sociology.	Язык — это возможность использовать слова в целях коммуникации. Это исследование помогает учителям понять, как дети приобрета­ют навыки владения языком. Использование слов, связанных с определенной дисциплиной, можно именовать языком этой дисциплины. ...язык социологии.
The language of a piece of writing or a speech is the style in which it is written or spoken. I admire the directness of the language.	Язык фрагмента письменной или устной речи — это стиль, на котором он написан или произнесен. Я восторгаюсь прямотой языка.
Language is also used to refer to other means of communication such as sign language, computer languages, and animal language. The way that they usually communicate with others is by using sign language (BBCED).	Язык также используется для обозначения иных способов коммуника­ции — язык знаков, компьютерный язык, язык животных. Обычно это языки, в которых общение происходит при помощи знаков.
Language. 1. the system of human expression by means of words. 2. a particular system of words, as used by a people or nation (LDCE).	Язык. 1. Способ человеческого выражения при помощи слов. 2. Особая система слов, используемая народом или нацией.

Итак, все определения пред­ставителей разных эпох, стран и школ сходятся в главном: язык — это средство общения, средство выражения мыслей. Разумеется, у него есть и другие функции, но эти две — самые основные. Язык служит комму­никации, это главный, самый эксплицитный, самый официальный и со­циально признанный из всех видов коммуникативного поведения. «Язык является коммуникативным процессом в чистом виде в каждом известном нам обществе» ².

² Э. Сепир. Коммуни­кация // Избранные труды по языкозна­нию и культурологии. М., 1993, с. 211.

11

 

Коммуникация — акт общения, связь между двумя или более инди­видами, основанная на взаимопонимании; сообщение информации од­ним лицом другому или ряду лиц (И.).

Коммуникация — сообщение, общение (O.).

Гораздо сложнее дело обстоит с определением слова-понятия "куль­тура".

Слово культура, к сожалению, многозначно во всех европейских языках. «К сожалению» относится только к терминологическому упот­реблению этого слова (термины должны быть однозначны, иначе за­трудняется передача научной информации), так как многозначность слов — не недостаток, а богатство языка. Благодаря ей возможны сти­листические игры, языковая полифония и, соответственно, более ши­рокий диапазон языкового выражения.

Итак, определение культуры.

Академический словарь русского языка дает семь значений этого слова, из которых нам важны первые четыре (три последних — спе­циальные сельскохозяйственные, бактериологические и т. п. тер­мины):

1. Совокупность достижений человеческого общества в производ­ственной, общественной и духовной жизни. Материальная культура.

12

Духовная культура. История культуры говорит нам, что знания, ко­торые выработаны трудом людей, накоплены наукой, всё растут... и служат опорой для дальнейшего бесконечного развития наших позна­вательных способностей. М. Горький, Ответ. || Совокупность таких до­стижений в определенную эпоху у какого-либо народа или класса об­щества. Социалистическая культура. ... Горький был великим деяте­лем русской культуры. Павленко, А. М. Горький.

2. Уровень, степень развития какой-либо отрасли хозяйствен­ной или умственной деятельности. Культура земледелия. Культура речи. Борьба за высокую культуру труда.

3. Наличие условий жизни, со­ответствующих потребностям про­свещенного человека. Культура быта. [Помещик Гуделкин] начал насаждать культуру... Он воздвиг больницу, нанял фельдшера, ус­троил школу. Эртель, Записки степняка.

4. Просвещенность, образован­ность, начитанность. Ежели у начи­нающего художника есть талант, профессиональные навыки, вкус к культуре, то стремление и закон­ченность приводит его к подлинному мастерству. В. Яковлев. О жи­вописи (АС).

Из этих значений наиболее близко к антропологическому, или эт­нографическому, смыслу слова культура только первое. Неточным в нем, с точки зрения культурологии, является слово достижения, пред­полагающее положительную оценку каких-то выдающихся результатов. Культурология как всякая фундаментальная наука стремится к макси­мальной объективности и воздерживается от оценок. Поэтому с этой точки зрения правильнее было бы сказать не «совокупность достиже­ний», а «совокупность результатов деятельности».

Определение английского слова culture:

Culture — the way of life, especially general customs and beliefs of a particular group of people at a particular time. Youth / working-class / Russian / Roman / mass culture (CIDE).

Культура — образ жизни, особенно общие обычаи и верования определенной группы людей в определенное время. Молодежная / рабочая / русская / римская / массовая культура.

Culture. 1) Culture or a culture consists of the ideas, customs, and art that are produced or shared by a particular society (e.g. He was a fervent admirer of Roman and Greek culture... the great cultures of Japan and China). 2) A culture is a particular society or civilization, especially one considered in relation to its ideas, its art, or its way of life (e.g. the rich history of African civilizations and cultures) (COBUILD).

Культура. 1) Культура состоит из идей, обычаев, и искусства, которые распределены в определенном обществе (напр.: Он был пылким по­клонником римской и греческой культуры... великие культуры Японии и Китая). 2) Культура — определенное общество или цивилизация, особенно та, которая воспринимается в связи с ее идеями, искусством, образом жизни (напр.: богатая история африканских цивилизаций и культур)

13

Culture — 1) the customs, civilization, and achievements of a particular time or people (studied Chinese culture) (COD).	Культура — 1) обычаи, цивилизация и достижения определенной эпо­хи или народа (изучал китайскую культуру).
Culture — the customs, beliefs, art, music, and all the other products of human thought made by a particular group of people at a particular time (ancient Greek culture, a tribal culture, pop culture) (DELC).	Культура — обычаи, верования, искусство, музыка и другие плоды че­ловеческой мысли определенной группы людей в определенное время (древнегреческая культура, племенная культура, поп-культура).

The term culture is taken from the technical vocabulary or anthropology,

wherein it embraces the entire way of life of members of a community insofar as it is conditioned by that membership ³ .

Термин культура заимствован из технического словаря антропологии, в соответствии с которым он охватывает весь образ жизни членов об­щества, насколько этого требует сообщество.

Во всех английских определениях слова culture повторяется сло­во customs 'обычаи, традиции'; неоднократно употребляется слово beliefs 'верования', а также словосочетание the way of life 'образ жизни'.

Определение межкультурной коммуникации очевидно из самого тер­мина: это общение людей, представляющих разные культуры.

В книге Е. М. Верещагина и В. Г. Костомарова «Язык и культура», этой Библии лингвострановедения, дается следующее определение:

Межкультурная коммуникация. Этим термином называется адек­ватное взаимопонимание двух участников коммуникативного акта, при­надлежащих к разным национальным культурам ⁴.

§2. Язык, культура и культурная антропология

Остановимся теперь на соотношении языка и культуры, этих двух клю­чевых для настоящей работы слов и понятий. Их тесная взаимосвязь очевидна.

Язык — зеркало культуры, в нем отражается не только реальный мир, окружающий человека, не только реальные условия его жизни, но и об­щественное самосознание народа, его менталитет, национальный ха­рактер, образ жизни, традиции, обычаи, мораль, система ценностей, мироощущение, видение мира.

Язык — сокровищница, кладовая, копилка культуры. Он хранит куль­турные ценности — в лексике, в грамматике, в идиоматике, в послови­цах, поговорках, в фольклоре, в художественной и научной литературе, в формах письменной и устной речи.

14

³ R. Н. Robins. General Linguistics. An Introductory Survey. London, 1971, p. 27.

⁴ Е. М. Верещагин, В. Г. Костомаров. Язык и культура. М., 1990, с. 26.

Язык — передатчик, носитель культуры, он передает сокровища на­циональной культуры, хранящейся в нем, из поколения в поколение. Овладевая родным языком, дети усваивают вместе с ним и обобщенный культурный опыт предшествующих поколений.

Язык — орудие, инструмент культуры. Он формирует личность чело­века, носителя языка, через навязанные ему языком и заложенные в языке видение мира, менталитет, отношение к людям и т. п., то есть че­рез культуру народа, пользующегося данным языком как средством об­щения.

Итак, язык не существует вне культуры как «социально унаследо­ванной совокупности практических навыков и идей, характеризующих наш образ жизни» ⁵. Как один из видов человеческой деятельности, язык оказывается составной частью культуры, определяемой (см. выше) как совокупность результатов человеческой деятельности в разных сферах жизни человека: производственной, общественной, духовной. Однако в качестве формы существования мышления и, главное, как сред­ство общения язык стоит в одном ряду с культурой ⁶.

Если же рассматривать язык с точки зрения его структуры, функцио­нирования и способов овладения им (как родным, так и иностранным), то социокультурный слой, или компонент культуры, оказывается час­тью языка или фоном его реального бытия.

В то же время компонент культуры — не просто некая культурная информация, сообщаемая языком. Это неотъемлемое свойство языка, присущее всем его уровням и всем отраслям.

Язык — мощное общественное орудие, формирующее людской поток в этнос, образующий нацию через хранение и передачу куль­туры, традиций, общественного самосознания данного речевого

коллектива.

«Первое место среди национально-специфических компонентов культуры занимает язык. Язык в первую очередь способствует тому, что культура может быть как средством общения, так и средством разобще­ния людей. Язык — это знак принадлежности его носителей к опреде­ленному социуму.

На язык как основной специфический признак этноса можно смот­реть с двух сторон: по направлению „внутрь", и тогда он выступает как главный фактор этнической интеграции; по направлению „наружу", и в этом случае он — основной этнодифференцирующий признак этноса. Диалектически объединяя в себе эти две противоположные функции, язык оказывается инструментом и самосохранения этноса, и обособле­ния „своих" и „чужих"» ⁷.

Таким образом, соотношение языка и культуры — вопрос сложный и многоаспектный. Проблемам взаимоотношений, взаимосвязи, взаи­мовлияния и взаимодействия языка и культуры в процессе общения людей и посвящена эта книга. Прежде чем перейти непосредственно к рассмотрению этих проблем, необходимо сделать несколько ого­ворок и разъяснений как методологического, так и методического плана.

15

⁵ Э. Сепир. Язык. Вве­дение в изучение речи // Избранные труды по языкозна­нию и культурологии, с. 185.

⁶ Ю. В. Бромлей. Этнос и этнография. М., 1975, с. 48.

⁷ Г. А. Антипов, 0. А. Донских, И. Ю. Марковина, Ю. А. Сорокин. Текст как явление культуры. Новоси­бирск, 1989, с. 75.

Вопросами становления и развития культуры человека занимается культурная антропология. Антропология, как это следует из названия, — наука о человеке. Однако к наукам о человеке (что также отражено в названии) относятся все гуманитарные науки и некоторые естествен­ные (медицина, частично — биология). Наук о человеке много, и это понятно, потому что, во-первых, человек очень сложное, разносторон­нее и многогранное существо, а во-вторых — все эти науки развивают­ся в человеческом обществе, где, естественно, именно человек нахо­дится в центре внимания.

Все остальные науки, не скон­центрированные непосредственно на человеке, имеют в качестве предмета изучения мир, природу, объективную внечеловеческую реальность, но это мир, окружаю­щий человека, и изучается он че­ловеком, для человека,сточки зре­ния ЧЕЛОВЕКА. ИНЫМИ СЛОВЭМИ, человеческий фактор присутствует даже в самой негуманитарной на­уке.

Итак, множество наук о челове­ке изучает разные стороны его жиз­ни, его физической (биология, ме­дицина) и духовной (психология, философия, филология) сущности, его деятельности (экономика, со­циология), его становления и раз­вития (история). Все эти дисциплины тесно взаимосвязаны, поскольку восходят к одному и тому же объекту изучения — человеку, в котором эти разнесенные по разным дисциплинам аспекты сосуществуют как единый организм, как неразрывное целое.

Чем же занимается антропология, что выбрала себе эта наука, ра­зорвав, как и все остальные, неразрывное целое?

Антропология отличается от всех других наук о человеке как раз тем, что она пытается собрать воедино все остальные аспекты и изу­чить глобально и всесторонне общий процесс физического и куль­турного развития человека. Соответственно, антропология подразде­ляется на:

1) физическую антропологию, изучающую биологическое происхож­дение и эволюцию физической организации человека, представленно­го различными расами;

2) культурную антропологию, изучающую формирование и разви­тие человеческой культуры.

Таким образом, культурная антропология — чрезвычайно широ­кая фундаментальная наука, изучающая общие проблемы культурного

16

развития человечества, вбирающая в себя знания всех других гумани­тарных наук, изучающая единый процесс культурного становления че­ловека, то есть того уникального и существеннейшего аспекта, который делает человека Человеком и отличает его от остального животного мира. У животных есть определенные системы поведения, но нет куль­туры.

Культура как предмет изучения культурной антропологии — это со­вокупность результатов деятельности человеческого общества во всех сферах жизни и всех факторов (идей, верований, обычаев, традиций), составляющих и обусловливающих образ жизни нации, класса, группы людей в определенный период времени. Культурная антропология ис­следует развитие культуры во всех ее аспектах: образ жизни, видение мира, менталитет, национальный характер, результаты духовной, обще­ственной и производственной деятельности человека. Культурная ант­ропология изучает уникальную человеческую способность развивать культуру через общение, через коммуникацию, в том числе и речевую, рассматривает огромное разнообразие человеческих культур, их взаи­модействие и конфликты. Особое внимание уделяется взаимодействию языка и культуры.

Основные задачи курса культурной антропологии:

1) разъяснить ту огромную роль, которую культура играет в жизни человека, в его поведении и общении с другими людьми и с другими культурами;

2) ознакомить с идеями и методами этой науки;

3) определить пути, по которым идет развитие культур, их измене­ние, столкновение и взаимодействие;

4) раскрыть взаимосвязь, взаимовлияние и взаимодействие языка и культуры;

5) показать, как культура воздействует на поведение человека, его мировосприятие, мировую систему, личную жизнь, формирование лич­ности и т. п.

Развитие культурной антропологии имеет исключительное значение для современной России, ведь наша страна была отрезана от мира, от других культур в течение нескольких десятилетий. Мы либо вообще не знали о некоторых культурах, либо имели о них искаженное представ­ление. В настоящее время совпали необходимость и возможность изу­чения других культур. Необходимость эта обусловлена новыми для жи­телей России возможностями международного и межкультурного об­щения.

Этот курс и эта область знания особенно важны для изучающих ино­странные языки, поскольку использование иностранных языков в качестве реального средства общения (а не как раньше: для пассив­ного чтения письменных текстов) возможно лишь при условии обшир­ного фонового знания задействованных культур, их развития и взаи­мосвязей — иными словами, при условии знания культурной антро­пологии.

17

В качестве отрасли науки о языке, непосредственно связанной с изу­чением культуры, в последнее время все большее распространение по­лучает лингвокультурология.

По словам профессора В. В. Воробьева (Российский университет дружбы народов), «сегодня уже можно утверждать, что лингвокульту­рология — это новая филологическая дисциплина, которая изучает определенным образом отобранную и организованную совокупность культурных ценностей, исследует живые коммуникативные процессы порождения и восприятия речи, опыт языковой личности и нацио­нальный менталитет, дает системное описание языковой „картины мира" и обеспечивает выполнение образовательных, воспитательных и интел­лектуальных задач обучения...

Таким образом, лингвокультурология — комплексная научная дис­циплина синтезирующего типа, изучающая взаимосвязь и взаимодей­ствие культуры и языка в его функционировании и отражающая этот процесс как целостную структуру единиц в единстве их языкового и внеязыкового (культурного) содержания при помощи системных мето­дов и с ориентацией на современные приоритеты и культурные уста­новления (систем норм и общественных ценностей)» ⁸.

⁸ В. В. Воробьев. О статусе лингвокультурологии // IX Международный Конгресс МАПРЯЛ. Русский язык, лите­ратура и культура на рубеже веков. Т. 2. Братислава, 1999, с. 125-126. Подробно об этом см.: В. В. Воробьев. Лингвокультурология. Теория и методы. М., 1997.

§3. Актуальность проблем межкультурной коммуникации в современных условиях

Актуальность всех вопросов, связанных с культурой, приобрела в на­стоящее время небывалую остроту. Повышенный интерес к изучению культур разных народов, выдвижение на передний план культурологии, еще недавно влачившей жалкое существование на задворках истории, философии, филологии; выделение ее в научную специальность Выс­шей аттестационной комиссией России; создание специализированных ученых советов для защиты кандидатских и докторских диссертаций по культурологии; поток публикаций на тему диалогов и особенно конф­ликтов культур; создание обществ, ассоциаций, объединяющих иссле­дователей проблем культуры; бесконечные конференции, симпозиумы, конгрессы по вопросам культуры; включение культурологии и антропо­логии в учебный план подготовки специалистов по всем гуманитарным направлениям и даже в программы средней школы; наконец, уже упо­минавшееся известное предсказание С. Хантингтона о третьей мировой войне как войне культур и цивилизаций — все это свидетельствует о настоящем буме, взрыве интереса к проблемам культуры.

К сожалению, за этим бумом кроются не только и не столько благо­родные и созидательные мотивы интереса к другим культурам, стрем-

18

ление обогатить свою культуру опытом и оригинальностью других, сколь­ко совсем иные причины, грустные и тревожные. В последние годы со­циальные, политические и экономические потрясения мирового масш­таба привели к небывалой миграции народов, их переселению, рассе­лению, столкновению, смешению, что, разумеется, приводит к конфликту культур.

В то же время научно-технический прогресс и усилия разумной и миролюбивой части человечества открывают все новые возможности, виды и формы общения, главным условием эффективности которых является взаимопонимание, диа­лог культур, терпимость и уваже­ние к культуре партнеров по ком­муникации.

Все это вместе взятое — и тре­вожное, и обнадеживающее — и привело к особенно пристальному вниманию к вопросам межкуль­турного общения. Впрочем, во­просы эти вечные, они волновали человечество с незапамятных вре­мен. В качестве доказательства вспомним одну пословицу. По­словицы справедливо считают сгустками народной мудрости, то есть тем самым народным куль­турным опытом, который хранится в языке и передается из поколения в поколение.

Русская пословица, живая, употребительная, не утратившая, в отли­чие от многих других, своей актуальности, учит: В чужой монастырь со своим уставом не ходят. Ее аналог в английском языке выражает ту же мысль другими словами: When in Rome, do as Romans do [Приехав в Рим, делай, как римляне]. Так в каждом из этих языков народная мудрость старается предостеречь от того, что теперь принято называть термином конфликт культур.

Словосочетание это, к сожалению, сейчас «в моде» по уже упомяну­тым грустным причинам: в условиях социальных, политических и эко­номических конфликтов многочисленные беженцы, иммигранты, репат­рианты страдают от конфликтов с «чужим уставом» даже в благополуч­ной экономической ситуации.

Что же такое конфликт культур? Почему стало возможным говорить о войне культур?

Так же как учитель танцев в фильме «Золушка» на все вопросы и проблемы жизни отвечал: «Давайте танцевать!», так и я, будучи фило­логом, то есть «любя слова», предлагаю искать ответы в языке.

Слово было в начале, есть всегда и будет в конце...

19

Чтобы понять суть термина конфликт культур, вдумайтесь в рус­ское слово иностранный. Его внутренняя форма абсолютно прозрач­на: из иных стран. Родная, не из иных стран, культура объединяет лю­дей и одновременно отделяет их от других, чужих культур. Иначе гово­ря, родная культура — это и щит, охраняющий национальное своеоб­разие народа, и глухой забор, отгораживающий от других народов и культур.

Весь мир делится таким образом на своих, объединенных языком и культурой людей и на чужих, не знающих языка и культуры. (Кстати, тот неоспоримый факт, что по различным социально-историческим причи­нам именно английский язык стал главным международным средством общения и поэтому им пользуются миллионы людей, для которых этот язык неродной, не только принес англоязычному миру огромную поли­тическую, экономическую и иную пользу, но и как бы лишил этот мир щита: сделал его культуру открытой, выставленной напоказ всему ос­тальному человечеству. При национальной любви англичан к закрыто­сти — «мой дом — моя крепость» — это представляется неким пара­доксом и иронией судьбы. Их национальный дом открылся всем на све­те через английский язык.)

Древние греки и римляне всех людей других стран и культур назы­вали варварами — от греческого barbaros 'чужеземец'. Слово это зву­коподражательное и прямо связано с неродным языком: чужие языки воспринимались на слух как невнятное бар-бар-бар (ср. русское боло-бол).

В древнерусском языке всех иностранцев называли словом немец. Вот как характеризует англичан русская пословица XII века: Аглинские немцы не корыстны люди, да драться люты ⁹. Впоследствии это слово было вытеснено словом чужеземец, а значение слова немец сузилось до только тех иностранцев, которые приезжали из Германии. Интерес­но, что корень слова немец — нем-, от немой, то есть немец — это не­мой, не умеющий говорить (не знающий нашего языка) человек. В ос­нове определения иностранца, таким образом, лежало его неумение говорить на родном, в данном случае русском языке, неспособность выразить себя словесно (ср. варвар). Чужеземец из чужих земель и за­тем иностранец из иных стран, пришедшие на смену немцу, перестави­ли акцент с владения языком (или, вернее, невладения) на происхож­дение: из чужой земли, из иных стран. Смысл этого слова становится полным и ясным в противопоставлении: родной, свой — иностранный, то есть чужой, чуждый, принятый в иных странах. В этой оппозиции уже заложено столкновение между своим и чужим уставом, то есть конфликт культур, поэтому все сочетания со словами иностранный или иностранец предполагают этот конфликт.

Самые очевидные примеры столкновений культур дает просто ре­альное общение с иностранцами как в их стране, так и в своей род­ной. Такого рода конфликты порождают множество курьезов, анекдо­тов, смешных сюжетов («наши за границей», иностранцы в России и т. п.), неприятностей, драм и даже трагедий.

⁹ Мудрое слово Древней Руси. М., 1989, с. 353.

20

Итальянская семья усыновила чернобыльского мальчика. Ночью в посольстве Украины в Риме раздался звонок: взволнованный женский голос просил о помощи: «Приезжайте скорее, мы не можем его уложить спать, он кричит, плачет, будит соседей». На место происшествия пом­чалась посольская машина с переводчицей, которой бедный мальчик объяснил, рыдая: «Я хочу спать, а они надевают на меня костюм!» Ло­житься спать для мальчика обозначало: раздеваться. В его культуре не было пижамы, да еще имеющей вид тренировочного костюма.

В Латинской Америке «не работает» реклама сигарет «Мальборо»: ковбой, человек на лошади — это представитель беднейшего населе­ния, который может курить только самые дешевые и поэтому плохие сигареты.

Испанская фирма договорилась с Мексикой о продаже большой партии пробок для шампанского, но имела неосторожность покрасить их в бордовый цвет, который оказался в мексиканской культуре цветом траура, — и сделка сорвалась.

Одна из версий гибели казахского самолета при посадке в Дели объясняет аварию конфликтом культур: индийские авиадиспетчеры дали высоту не в метрах, а в футах, как это принято в английской культуре и в английском языке.

В украинском городе Умань во время традиционного съезда хасидов в 1996 году начались беспорядки из-за того, что один из хасидов брыз­нул слезоточивым газом из баллончика в лицо одной из зрительниц на улице. Согласно обычаям хасидов, женщины не должны быть вблизи мужчин, занятых религиозным обрядом. Видимо, украинка подошла слишком близко — ближе, чем позволяла религиозная традиция. Вол­нения продолжались несколько дней. Милиционерам, прибывшим из соседних городов для наведения порядка, разъяснили причину куль­турного конфликта, и они стали бдительно следить за соблюдением дистанции, предупреждая женщин о запрете на вторжение на террито­рию проведения религиозного обряда ¹⁰.

Вот как описывает Сол Шульман, известный путешественник и ант­рополог, типичный конфликт культур у иммигрантов Австралии: «При­езжает греческая или итальянская семья — отец, мать и десятилетний сын. Отец решил подзаработать деньжат в богатой стране, а затем вер­нуться домой. Проходит пять-шесть лет, деньги скоплены, можно воз­вращаться на родину. „На какую родину? — удивляется сын. — Я авст­ралиец". Его язык, культура, родина уже здесь, а не там. И начинается драма, заканчивающаяся иногда развалом семьи. Вечная проблема „от­цов и детей" усугубляется здесь еще и отчуждением культур разных поколений. Недаром иммигранты нередко называют Австралию „золо­той клеткой"» ¹¹.

Профессиональный переводчик с индонезийского языка И. И. Кашмадзе, почти полвека работавший в самых высших кругах политики и дипломатии СССР, описывает визит начальника криминальной полиции Индонезии в нашу страну: «В завершение вечера генерал Калинин, ре­шив показать „братские чувства" к индонезийскому гостю, попытался

¹⁰ Moscow News, Sept. 21, 1996, p. 14.

¹¹ Гео, 1998, № 71, сентябрь, с. 66-67.

21

поцеловать его в губы, чем вызвал у начальника полиции глубочайшее удивление» ¹².

Питер Устинов, английский писатель, артист, режиссер, обществен­ный деятель русского происхождения, описывает конфликт культур, имевший место на съемках английского фильма в Италии между италь­янскими и английскими рабочими, когда последние пытались выпол­нить в условиях чужого мира требования своей культуры и своего проф­союза. Проблема заключалась в том, что профсоюз английских рабо­чих предписывал им, в соответствии с культурной традицией Англии, прерывать работу на чай.

«Вот и в Италии в заранее установленные часы работа прерывалась для чаепития, хотя жара стояла почти сорокаградусная, а прохладитель­ные напитки имелись всегда. Итальянские рабочие смотрели на нас с изумлением. Они все как один были обнажены по пояс, а свои полити­ческие убеждения демонстрировали на собственных головах в виде пилоток, сложенных из коммунистической газеты „Унита".

Поначалу английские рабочие из нашей съемочной группы требо­вали, чтобы я заставлял итальянцев делать перерыв и тоже пить чай. Однако ничто не могло заставить итальянцев это делать. Англичане ста­ли искать моральное оружие, чтобы на них воздействовать. Я напомнил им, что мы находимся в Италии и что нет способа заставить итальян­цев пить чай на своей земле. Британцы посуровели как люди, которые чувствуют, что им оказывают несправедливый отпор. В конце концов ко мне явилась от них делегация: они готовы были отказаться от чая при условии, что во всех отчетах будет значиться, что они его пили. Ясное дело, отклонение от режима не смогут понять в холодных лон­донских кабинетах. В сосудах свободы уже начался атеросклероз: равнодушный диктат привилегий сменился дотошным диктатом правил. Людям доброй воли остался единственный путь спасения — повино­вение» ¹³.

Студенты из Таиланда перестали посещать лекции по русской лите­ратуре. «Она на нас кричит», — сказали они о преподавательнице, го­ворившей, в соответствии с русской педагогической традицией, гром­ко, четко и ясно. Эта манера оказалась неприемлемой для студентов-тайцев, привыкших к иным фонетическим и риторическим параметрам.

Культурный конфликт произошел у российских студентов, учивших­ся по американской программе, с преподавателями из США. Заметив, что несколько студентов списывают, американские преподаватели, по­ставили неудовлетворительные оценки всему потоку, что обозначало и моральный удар, и большие финансовые потери для российских студен­тов. Американцы возмущались теми, кто давал списать, и теми, кто не донес немедленно об этом преподавателям, даже больше, чем теми, кто списывал. Идеи «не пойман — не вор» и «доносчику первый кнут» не имели никакого успеха. Все сдавшие этот письменный экзамен были вынуждены снова его сдавать и снова платить деньги. Часть россий­ских студентов, возмущенная этой ситуацией, отказалась продолжать программу.

¹² И. И. Кашмадзе. Вожди глазами переводчика // Аргументы и факты, 1996, № 18, с. 9.

¹³ П. Устинов. О себе любимом. Пер. Т. Л. Черезовой. М., 1999, с. 188.

22

Немецкая деловая дама на международном симпозиуме, посвящен­ном проблемам взаимодействия культур, в английском городе Бат в ап­реле 1998 года описывала свой печальный опыт создания совместной консалтинговой фирмы с русскими партнерами в Риге: «Оказалось, что для моего русского друга наша дружба важнее бизнеса. Через год мы ее почти утратили». Именно этой даме принадлежат два афоризма, впол­не типичные для ситуации конфликта культур: 1) «заниматься бизне­сом в России — это все равно что идти через джунгли на высоких каб­луках»; 2) «любят Россию главным образом учителя русского языка; ненавидят Россию те, кто там занимается бизнесом».

«Подарочный» конфликт часто портит деловые и личные отноше­ния. У нас в России принято дарить подарки, цветы, сувениры гораздо чаще и щедрее, чем на Западе. Западные гости обычно воспринимают это не как широту души и гостеприимство, а как эксцентричность, как скрываемое материальное благополучие («они совсем не такие бедные, если дарят такие подарки» — а их русские партнеры могут быть гораз­до беднее, чем выглядят: они просто соблюдают требования своей куль­туры) или как попытку подкупа, то есть усматривают в таком поведении мотивы, обидные для бескорыстно старавшихся русских.

Американская преподавательница английского языка в МГУ на це­ремонии выдачи дипломов выпускникам, получив в подарок альбомы по русскому искусству и русский фарфор, вручила свой прощальный подарок — огромную коробку в красивой «западной» упаковке, пере­вязанную ленточкой. Ее открыл и прямо на сцене. В ней оказался... уни­таз. Таким «оригинальным», но совершенно неприемлемым, с точки зре­ния культуры хозяев, способом она хотела, по-видимому, показать, что ей не нравится состояние наших туалетов. Все были шокированы. На следующий год ее на работу не пригласили...

В такой совершенно иной сфере, как медицина, действует тот же закон: в чужой организм со своим уставом/лечением лучше не ходить. Поскольку лечить надо не болезнь, а больного, то при лечении необхо­димо учитывать как индивидуальные особенности пациента, так и на­ционально-культурные черты его поведения, психологии, мировоспри­ятия, привычную среду обитания и т. п. Еще великий Авиценна (Ибн Сина) тысячу лет тому назад учил, что «если придать индийцу натуру славянина, то индиец заболеет или даже погибнет. То же будет со сла­вянином, если ему придать натуру индийца» ¹⁴. Очевидно, что под «на­турой» имеется в виду национальная культура.

Вот недавний пример. У известного артиста Евгения Евстигнеева за­болело сердце. В зарубежной клинике ему сделали коронографию и, как это принято у западных медиков, принесли графическое изображе­ние сердца и объяснили все подробно и прямо: «Вот видите, сколько сосудов у Вас не работает, нужна срочная операция». Евстигнеев ска­зал «понятно» и умер. В традициях нашей медицины с больным приня­то говорить помягче, щадяще, прибегая порой к полуправдам и ко «лжи во спасение». Каждый из этих путей имеет свои достоинства и недо­статки — речь идет не об их оценке, а о том, что привычно и принято, а

¹⁴ О. Чечин. «Лишь узел смерти я не развязал» // Врач, 1996, август, с. 45-46.

23

что ново, непривычно и поэтому пугает. От испуга повышается давле­ние, и сердцу лучше не становится. Поэтому помните (memento!) о кон­фликте культур и будьте осторожны при лечении в иной стране.

Развлекать и пугать читателя примерами конфликтов культур можно бесконечно долго. Совершенно ясно, что эта проблема затрагивает все виды человеческой жизни и деятельности при любых контактах с дру­гими культурами, в том числе и «односторонних»: при чтении иност­ранной литературы, знакомстве с иностранным искусством, театром, кино, прессой, радио, телевидением, песнями. Виды и формы межкуль­турного общения стремительно развиваются (одна система Интернет

чего стоит!).

В отличие от прямого, непосредственного конфликта культур, воз­никающего при реальном общении с иностранцами, такого рода кон­такты и конфликты с иностранной культурой (книги, фильмы, язык и т. п.) можно назвать косвенными, опосредованными. В этом случае куль­турный барьер менее видим и осознаваем, что делает его еще опаснее.

Так, чтение иностранной литературы неизбежно сопровождается и знакомством с чужой, иной страны культурой, и конфликтом с ней. В процессе этого конфликта человек начинает глубже осознавать свою собственную культуру, свое мировоззрение, свой подход к жизни и к

людям.

Яркий пример конфликта культур при восприятии иностранной ли­тературы приводит американский антрополог Лора Бохэннен, переска­завшая «Гамлета» Шекспира туземцам Западной Африки. Они воспри­няли сюжет через призму своей культуры: Клавдий — молодец, что женился на вдове брата, так и должен поступить хороший, культурный человек, но нужно было это сделать немедленно после смерти мужа и брата, а не ждать целый месяц. Призрак отца Гамлета вообще не уло­жился в сознании: если он мертв, то как он может ходить и говорить? Полоний вызвал неодобрение: зачем он мешал дочери стать любовни­цей сына вождя — это и честь и, главное, много дорогих подарков. Гам­лет убил его совершенно правильно, в полном соответствии с охотни­чьей культурой туземцев: услышав шорох, крикнул «что, крыса?», а По­лоний не ответил, за что и был убит. Именно так и поступает каждый охотник в африканском лесу: услышав шорох, окликает и, если нет че­ловеческого отклика, убивает источник шороха и, следовательно, опас­ности ¹⁵.

Книги, запрещаемые (или сжигаемые на кострах) тем или иным по­литическим режимом, ярко (тем ярче, чем больше костер) свидетель­ствуют о конфликте идеологий, о несовместимости культур (в том чис­ле и внутри одной национальной культуры).

Разумеется, чтение иностранных авторов — это вторжение в чужой монастырь. Мы видим и, главное, оцениваем этот чужой мир через при­зму своей культуры, что, соответственно, также оказывается конфлик­том культур.

В такой взрывоопасной ситуации перед наукой и образованием ос­тро стоят сложные и благородные задачи: во-первых, исследовать кор-

¹⁵ См.: L. Bohannan. Shakespeare in the Bush. Applying Cultural Anthropo­logy. Ed. by A. Podolefsky / Peter Brown. Mayfield Publishing Company, 1991, p. 38-39.

24

ни, проявления, формы, виды, развитие культур разных народов и их контактов и, во-вторых, научить людей терпимости, уважению, понима­нию других культур. Для выполнения этой задачи и проводятся конфе­ренции, создаются объединения ученых и педагогов, пишутся книги, в учебные планы и средних, и высших учебных заведений вводятся куль­турологические дисциплины.

Совершенно особое значение имеет решение (или хотя бы осозна­ние) проблем межкультурной коммуникации для преподавания иност­ранных языков.

§4. Межкулътурная коммуникация и изучение иностранных языков

Тесная связь и взаимозависимость преподавания иностранных языков и межкультурной коммуникации настолько очевидны, что вряд ли нуж­даются в пространных разъяснениях.

Каждый урок иностранного языка — это перекресток культур, это практика межкультурной коммуникации, потому что каждое иностран­ное слово отражает иностранный мир и иностранную культуру: за каж­дым словом стоит обусловленное национальным сознанием (опять же иностранным, если слово иностранное) представление о мире.

Преподавание иностранных языков в России переживает ныне, как и все остальные сферы социальной жизни, тяжелейший и сложнейший период коренной перестройки (чтобы не сказать — революции), пере­оценки ценностей, пересмотра целей, задач, методов, материалов и т. п. Не имеет смысла говорить сейчас об огромных переменах в этой сфере, о буме общественного интереса, о взрыве мотивации, о коренном из­менении в отношении к этому предмету по вполне определенным соци­ально-историческим причинам — это все слишком очевидно.

Новое время, новые условия потребовали немедленного и коренно­го пересмотра как общей методологии, так и конкретных методов и при­емов преподавания иностранных языков. Эти новые условия — «откры­тие» России, ее стремительное вхождение в мировое сообщество, бе­зумные скачки политики, экономики, культуры, идеологии, смешение и перемещение народов и языков, изменение отношений между русски­ми и иностранцами, абсолютно новые цели общения — все это не мо­жет не ставить новых проблем в теории и практике преподавания ино­странных языков.

Небывалый спрос потребовал небывалого предложения. Неожидан­но для себя преподаватели иностранных языков оказались в центре общественного внимания: нетерпеливые легионы специалистов в раз­ных областях науки, культуры, бизнеса, техники и всех других областей человеческой деятельности потребовали немедленного обучения ино­странным языкам как орудию производства. Их не интересует ни тео­рия, ни история языка — иностранные языки, в первую очередь анг-

25

лийский, требуются им исключительно функционально, для использо­вания в разных сферах жизни общества в качестве средства реального общения с людьми из других стран.

В создавшихся условиях для удовлетворения социально-историчес­ких потребностей общества в Московском государственном универси­тете имени М. В.Ломоносова в 1988 году был создан новый факуль­тет — факультет иностранных языков, открывший новую специаль­ность — «неофилологию», которую раньше осмысляли совсем иначе и, соответственно, не готовили специалистов. Основные принципы этого направления можно сформулировать так:

1) изучать языки функционально, в плане использования их в раз­ных сферах жизни общества: в науке, технике, экономике, культуре и

т. п.;

2) обобщить огромный практический и теоретический опыт препо­давания иностранных языков специалистам;

3) научно обосновать и разработать методы обучения языку как сред­ству общения между профессионалами, как орудию производства в со­четании с культурой, экономикой, правом, прикладной математикой, разными отраслями науки — с теми сферами, которые требуют приме­нения иностранных языков;

4) изучать языки в синхронном срезе, на широком фоне социальной, культурной, политической жизни народов, говорящих на этих языках, то есть в тесной связи с миром изучаемого языка;

5) разработать модель подготовки преподавателей иностранных язы­ков, специалистов по международному и межкультурному общению, спе­циалистов по связям с общественностью.

Таким образом, совершенно изменились мотивы изучения языка (язык предстал в другом свете, не как самоцель), в связи с чем понадо­билось коренным образом перестроить преподавание иностранных язы­ков, ввести специальность «лингвистика и межкультурная коммуника­ция» и начать подготовку преподавательских кадров нового типа.

Основная задача преподавания иностранных языков в России в на­стоящее время — это обучение языку как реальному и полноценному средству общения. Решение этой прикладной, практической задачи возможно лишь на фундаментальной теоретической базе. Для созда­ния такой базы необходимо: 1) приложить результаты теоретических трудов по филологии к практике преподавания иностранных языков, 2) теоретически осмыслить и обобщить огромный практический опыт преподавателей иностранных языков.

Традиционное преподавание иностранных языков сводилось в на­шей стране к чтению текстов. При этом на уровне высшей школы обу­чение филологов велось на основе чтения художественной литерату­ры; нефилологи читали («тысячами слов») специальные тексты соот­ветственно своей будущей профессии, а роскошь повседневного обще­ния, если на нее хватало времени и энтузиазма как учителей, так и уча­щихся, была представлена так называемыми бытовыми темами: в гос­тинице, в ресторане, на почте и т. п.

26

Изучение этих знаменитых топиков в условиях полной изоляции и абсолютной невозможности реального знакомства с миром изучаемого языка и практического использования полученных знаний было делом в лучшем случае романтическим, в худшем — бесполезным и даже вред­ным, раздражающим (тема «в ресторане» в условиях продовольствен­ных дефицитов, темы «в банке», «как взять машину напрокат», «турис­тическое агентство» и тому подобные, составлявшие всегда основное содержание зарубежных курсов английского как иностранного и оте­чественных, написанных по западным образцам).

Таким образом, реализовалась почти исключительно одна функция языка — функция сообщения, информативная функция, и то в весьма суженном виде, так как из четырех навыков владения языком (чтение, письмо, говорение, понимание на слух) развивался только один, пас­сивный, ориентированный на «узнавание», — чтение.

Беда эта была повсеместной и имела вполне ясные причины и глубо­кие корни: общение с иными странами и их народами было также, мяг­ко выражаясь, сужено, страна была отрезана от мира западных языков, эти языки преподавались как мертвые — латынь и древнегреческий.

Преподавание иностранных языков на основании только письмен­ных текстов сводило коммуникативные возможности языка к пассив­ной способности понимать кем-то созданные тексты, но не создавать, не порождать речь, а без этого реальное общение невозможно.

Внезапное и радикальное изменение социальной жизни нашей стра­ны, ее «открытие» и стремительное вхождение в мировое — в первую очередь западное — сообщество вернуло языки к жизни, сделало их реальным средством разных видов общения, число которых растет день ото дня вместе с ростом научно-технических средств связи.

В настоящее время именно поэтому на уровне высшей школы обу­чение иностранному языку как средству общения между специалиста­ми разных стран мы понимаем не как чисто прикладную и узкоспециаль­ную задачу обучения физиков языку физических текстов, геологов — геологических и т. п. Вузовский специалист — это широко образо­ванный человек, имеющий фундаментальную подготовку. Соответст­венно, иностранный язык специалиста такого рода — и орудие произ­водства, и часть культуры, и средство гуманитаризации образования. Все это предполагает фундаментальную и разностороннюю подготовку по языку.

Уровень знания иностранного языка студентом определяется не толь­ко непосредственным контактом с его преподавателем. Для того чтобы научить иностранному языку как средству общения, нужно создавать обстановку реального общения, наладить связь преподавания иност­ранных языков с жизнью, активно использовать иностранные языки в живых, естественных ситуациях. Это могут быть научные дискуссии на языке с привлечением иностранных специалистов и без него, рефери­рование и обсуждение иностранной научной литературы, чтение отдель­ных курсов на иностранных языках, участие студентов в международных конференциях, работа переводчиком, которая как раз и заключается в

27

общении, контакте, способности понять и передать информацию. Не­обходимо развивать внеклассные формы общения: клубы, кружки, от­крытые лекции на иностранных языках, научные общества по интере­сам, где могут собираться студенты разных специальностей.

Итак, узкоспециальным общением через письменные тексты отнюдь не исчерпывается владение языком как средством общения, средством коммуникации. Максимальное развитие коммуникативных способнос­тей — вот основная, перспективная, но очень нелегкая задача, стоящая перед преподавателями иностранных языков. Для ее решения необхо­димо освоить и новые методы преподавания, направленные на разви­тие всех четырех видов владения языком, и принципиально новые учеб­ные материалы, с помощью которых можно научить людей эффективно общаться. При этом, разумеется, было бы неправильно броситься из одной крайности в другую и отказаться от всех старых методик: из них надо бережно отобрать все лучшее, полезное, прошедшее проверку практикой преподавания.

Главный ответ на вопрос о решении актуальной задачи обучения ино­странным языкам как средству коммуникации между представителями разных народов и культур заключается в том, что языки должны изу­чаться в неразрывном единстве с миром и культурой народов, го­ворящих на этих языках.

Научить людей общаться (устно и письменно), научить производить, создавать, а не только понимать иностранную речь — это трудная зада­ча, осложненная еще и тем, что общение — не просто вербальный про­цесс. Его эффективность, помимо знания языка, зависит от множества факторов: условий и культуры общения, правил этикета, знания невер­бальных форм выражения (мимики, жестов), наличия глубоких фоно­вых знаний и многого другого.

Преодоление языкового барьера недостаточно для обеспечения эффективности общения между представителями разных культур. Для этого нужно преодолеть барьер культурный. В приводимом ниже от­рывке из интересного исследования И. Ю. Марковиной и Ю. А. Соро­кина представлены национально-специфические компоненты культур, то есть как раз то, что и создает проблемы межкультурной коммуника­ции: «В ситуации контакта представителей различных культур (лингво-культурных общностей) языковой барьер — не единственное препят­ствие на пути к взаимопониманию. Национально-специфические осо­бенности самых разных компонентов культур-коммуникантов (особен­ности, которые делают возможной реализацию этими компонентами этнодифференцирующей функции) могут затруднить процесс межкуль­турного общения.

К компонентам культуры, несущим национально-специфическую окраску, можно отнести как минимум следующие:

а) традиции (или устойчивые элементы культуры), а также обычаи (определяемые как традиции в „соционормативной" сфере культуры) и обряды (выполняющие функцию неосознанного приобщения к господ­ствующей в данной системе нормативных требований);

28

б) бытовую культуру, тесно связанную с традициями, вследствие чего ее нередко называют традиционно-бытовой культурой;

в) повседневное поведение (привычки представителей некото­рой культуры, принятые в некотором социуме нормы общения), а так­же связанные с ним мимический и пантомимический (кинесический) коды, используемые носителями некоторой лингвокультурной общ­ности;

г) „национальные картины мира", отражающие специфику восприя­тия окружающего мира, национальные особенности мышления пред­ставителей той или иной культуры;

д) художественную культуру, отражающую культурные традиции того или иного этноса.

Специфическими особенностями обладает и сам носитель нацио­нального языка и культуры. В межкультурном общении необходимо учи­тывать особенности национального характера коммуникантов, специ­фику их эмоционального склада, национально-специфические особен­ности мышления» ¹⁶.

В новых условиях, при новой постановке проблемы преподавания иностранных языков стало очевидно, что радикальное повышение уров­ня обучения коммуникации, общению между людьми разных националь­ностей может быть достигнуто только при ясном понимании и реаль­ном учете социокультурного фактора.

Многолетняя практика преподавания живых языков как мертвых привела к тому, что эти аспекты языка оказались в тени, остались нево­стребованными. Таким образом, в преподавании иностранных языков имеется существенный пробел.

Одно из наиболее важных и радикальных условий восполнения это­го пробела — расширение и углубление роли социокультурного компо­нента в развитии коммуникативных способностей.

По словам Э. Сепира, «каждая культурная система и каждый единич­ный акт общественного поведения явно или скрыто подразумевает ком­муникацию» ¹⁷.

Речь уже идет, таким образом, о необходимости более глубокого и тщательного изучения мира (не языка, а мира) носителей языка, их куль­туры в широком этнографическом смысле слова, их образа жизни, на­ционального характера, менталитета и т. п., потому что реальное упот­ребление слов в речи, реальное речевоспроизводство в значительной степени определяется знанием социальной и культурной жизни гово­рящего на данном языке речевого коллектива. «Язык не существует вне культуры, т. е. вне социально унаследованной совокупности практичес­ких навыков и идей, характеризующих наш образ жизни» ¹⁸. В основе языковых структур лежат структуры социокультурные.

Знать значения слов и правила грамматики явно недостаточно для того, чтобы активно пользоваться языком как средством общения. Не­обходимо знать как можно глубже мир изучаемого языка.

Иными словами, помимо значений слов и правил грамматики нужно знать: 1) когда сказать/написать, как, кому, при ком, где; 2) как дан-

¹⁶ Г. А. Антипов, 0. А. Донских, И. Ю. Марковина, Ю. А. Сорокин. Указ. соч., с. 77.

¹⁷ Э. Сепир. Коммуникация // Избранные труды по языкознанию и культурологии, с. 211.

¹⁸ Э. Сепир. Язык. Введение в изучение речи // Там же, с. 185.

29

ное значение/понятие, данный предмет мысли живет в реальности мира изучаемого языка. Именно поэтому в настоящее время в учеб­ном плане факультета иностранных языков МГУ треть времени, отводи­мого на изучение иностранных языков, закреплена за новым, нами вве­денном предмете: «мир изучаемого языка». Этот термин-понятие уже заимствован многими учебными заведениями России.

Как же соотносятся между собой такие понятия, как социолингвис­тика, лингвострановедение и мир изучаемого языка?

Социолингвистика — это раздел языкознания, изучающий обус­ловленность языковых явлений и языковых единиц социальными фак­торами: с одной стороны, условиями коммуникации (временем, местом, участниками, целями и т. п.), с другой стороны, обычаями, традициями, особенностями общественной и культурной жизни говорящего коллек­тива.

Лингвострановедение — это дидактический аналог социолингви­стики, развивающий идею о необходимости слияния обучения иност­ранному языку как совокупности форм выражения с изучением обще­ственной и культурной жизни носителей языка.

Е. М. Верещагин и В. Г. Костомаров, отцы лингвострановедения в России, сформулировали этот важнейший аспект преподавания язы­ков следующим образом: «Две национальные культуры никогда не совпадают полностью, — это следует из того, что каждая состоит из национальных и интернациональных элементов. Совокупности со­впадающих (интернациональных) и расходящихся (национальных) еди­ниц для каждой пары сопоставляемых культур будут различными... По­этому неудивительно, что приходится расходовать время и энергию на усвоение не только плана выражения некоторого языкового явления, но и плана содержания, т. е. надо вырабатывать в сознании обучаю­щихся понятия о новых предметах и явлениях, не находящих аналогии ни в их родной культуре, ни в их родном языке. Следовательно, речь идет о включении элементов страноведения в преподавание языка, но это включение качественно иного рода по сравнению с общим страно­ведением. Так как мы говорим о соединении в учебном процессе языка и сведений из сферы национальной культуры, такой вид преподаватель­ской работы предлагается назвать лингвострановедческим преподава­нием» ¹⁹.

Мир изучаемого языка как дисциплина, неразрывно связанная с преподаванием иностранных языков, сосредоточен на изучении со­вокупности внеязыковых фактов (в отличие от двух предшествующих понятий), то есть тех социокультурных структур и единиц, которые ле­жат в основе языковых структур и единиц и отражаются в этих по­следних.

Иными словами, в основе научной дисциплины «мир изучаемого язы­ка» лежит исследование социокультурной картины мира, нашедшей свое отражение в языковой картине мира.

Картина мира, окружающего носителей языка, не просто отражает­ся в языке, она и формирует язык и его носителя, и определяет особен-

¹⁹ Е. М. Верещагин, В. Г. Костомаров. Указ. соч., с. 30.

30

ности речеупотребления. Вот почему без знания мира изучаемого язы­ка невозможно изучать язык как средство общения. Его можно изучать как копилку, способ хранения и передачи культуры, то есть как мерт­вый язык. Живой язык живет в мире его носителей, и изучение его без знания этого мира (без того, что в разных научных школах называется по-разному: фоновыми знаниями, вертикальным контекстом и др.) пре­вращает живой язык в мертвый, то есть лишает учащегося возможности пользоваться этим языком как средством общения. Именно этим, по-видимому, объясняются все неудачи с искусственны­ми языками. Даже наиболее известный из них — эс­перанто — не получает распространения и обречен на умирание в первую очередь потому, что за ним нет живительной почвы — культуры носителя.

Взаимоотношения лингвострановедения и упомя­нутой выше (§ 2) лингвокультурологии разъясняет профессор В. В. Воробьев, специалист по препода­ванию русского как иностранного, интенсивно раз­вивающий идеи лингвокультурологии: «Соотношение понятий „лингвокультурология" и „лингвостранове­дение" представляется сегодня достаточно сложным, а теоретическое осмысление — принципиально важ­ным по ряду причин, прежде всего потому, что все возрастающий интерес к проблеме „Язык и культу­ра" делает настоятельно необходимым уточнение ис­точников, параметров, методов исследования, по­нятий, входящих в ее сферу терминологического инвентаря. Обраще­ние к лингвокультурологии не является изменой ставшему уже тра­диционным лингвострановедческому аспекту преподавания русского языка, методическое звучание идеи которого мы принимаем, а вызвано и обусловлено, прежде всего, настоятельными потребностями и пере­оценкой некоторых лингвометодических ценностей проблемы „Язык и культура"» ²⁰.

Изучение мира носителей языка направлено на то, чтобы помочь понять особенности речеупотребления, дополнительные смысловые нагрузки, политические, культурные, исторические и тому подобные кон­нотации единиц языка и речи. Особое внимание уделяется реалиям, поскольку глубокое знание реалий необходимо для правильного пони­мания явлений и фактов, относящихся к повседневной действительно­сти народов, говорящих на данном языке.

В основе любой коммуникации, то есть в основе речевого общения как такового, лежит «обоюдный код» (shared code), обоюдное знание реалий, знание предмета коммуникации между участниками общения: говорящим/пишущим и слушающим/читающим.

Вот примеры из очерка В. Колыхалова, опубликованного в журнале «Сибирские Афины»:

К поселковой конторе тянулись все ниточки-веревочки колготной спецпереселенческой жизни.

²⁰ В. В. Воробьев. Лингвокультурология. Теория и методы. М., 1997

31

Александровская контора бурения приняла его в свой боевитый штат охотно. Специальность при молодом человеке, из местных, да вдобавок российский немец ссыльных кровей.

Текла не обыденная работа, бурлило дело, озаренное светом тех первоцелинных лет, который и до нынешних дней играет бликами на кристаллах гордой биографии...

Но станочники-вахтовики из Томска, Новосибирска, Юрги — профес­сионалы железного дела, люди точного мастерства, потому что вы­сокой точности обработки деталей на «расхлябанной» станочной флотилии можно добиваться только при условии задатков лесковского умельца Левши ²¹.

Чтобы понять языковые факты этого отрывка из очерка (не художе­ственного произведения с его авторскими вольностями и ориентацией на функцию воздействия), нужно знание реалий, социокультурного фона, иначе затрудняется понимание текста, а значит, и коммуникация. Как понимать спецпереселенческую жизнь, что такое контора буре­ния и почему у нее боевитый штат, каковы социокультурные характе­ристики русского немца вообще и ссыльных кровей в частности, чем нео­быденная работа отличается от обыденной, что это за свет первоце­линных лет, почему биография — гордая, что значит станочники-вах­товики, почему станочная флотилия, да еще и расхлябанная? Нако­нец, без знания повести Лескова «Левша» нельзя понять, что за люди эти станочники. Для ответов на эти вопросы необходимо знать исто­рию, литературу, образ жизни, систему ценностей и много других соци­окультурных моментов, без которых просто знание «значений» слов родного языка, не говоря уже о русском как иностранном, мало помо­жет коммуникации. При этом в данном тексте, в отличие от соседних в этом же журнале, не было советизмов типа кульстан (культурный стан) или таких местных сибирских слов, как чалдон, зимник, гнус.

Чтобы уяснить смысл приводимого ниже отрывка из рассказа Д. X. Лоуренса, нужно иметь обширные фоновые знания: знать, что в данном обществе включается в понятие «женственной женщины», уметь разобраться в литературных и библейских аллюзиях (обусловленность культурой данного говорящего коллектива):

 

Не imagined to himself some really womanly woman, to whom he should

be only fine and strong, and not for a moment «the poor little man». Why not some simple uneducated girl, some Tess of the D'Urbervilles, some wistful Gretchen, some humble Ruth gleaning an aftermath? Why not? Surely the world was full of such (Выделено мною. — С. Т.,).

 

Он представлял себе действительно женственную женщину, для которой он был бы всегда только прекрасным и сильным, а вовсе не «бедным маленьким человечком». Почему бы не какая-нибудь простая, необразованная девушка, какая-нибудь Тэсс из рода Д'Эрбервиллей, какая-нибудь томная Гретхен или скромная Руфь, собирающая колосья? Почему бы нет? Несомненно, мир полон такими.

Итак, в языковых явлениях отражаются факты общественной жизни данного говорящего коллектива. Задачи обучения иностранному языку как средству общения неразрывно сливаются с задачами изучения об­щественной и культурной жизни стран и народов, говорящих на этом языке.

²¹ В. Колыхалое. Проточные годы // Сибирские Афины, 1997, № 3, с. 38.

32

§5. Роль сопоставления языков и культур для наиболее полного раскрытия их сущности

 

The sum of human wisdom is not contained in any one language,

and no single language is capable of expressing

all forms and degrees of human

comprehension.

Ezra Pound.

Весь объем челове­ческой мудрости не содержится ни в од­ном языке, и ни один язык не в состоянии выразить все формы и уровни человече­ского восприятия. Эзра Паунд.

Взаимосвязь языков и культур, необходимость их соизучения не вызы­вает сомнения. Однако здесь необходимо сделать важное методологи­ческое замечание.

Дело в том, что существенные особенности языка и тем более куль­туры вскрываются при сопоставлении, при сравнительном изучении языков ²² и тем более культур. Это настойчивое «тем более» призвано подчеркнуть особую неявность, невидимость культурного барьера на

уровне одной культуры. Если язы­ковой барьер абсолютно очевиден, то барьер культур становится яв­ным только при столкновении (или сопоставлении) родной культуры с чужими, отличными от нее: в луч­шем случае удивительными, а обычно просто странными, непри­ятными, шокирующими (отсюда понятие культурного шока).

В рамках собственной культуры создается прочная иллюзия свое­го видения мира, образа жизни, менталитета и т. п. как единствен­но возможного и, главное, един­ственно приемлемого. Странным образом, подавляющее большин­ство людей не осознает себя в ка­честве продукта своей культуры даже в тех редких случаях, когда они понимают, что поведение представителей других культур оп­ределяется их иной культурой. Только выйдя за рамки своей куль­туры, то есть столкнувшись с иным мировоззрением, мироощущением и т. п., можно понять специфику

²² «Сравнительное описание норм двух языков вскрывает существующие в каж­дом языке словар­ные пробелы, „белые пятна" на семанти­ческой карте языка, незаметные изнутри, например, человеку, владеющему только одним языком» (Ю. С. Степанов. Французская сти­листика. М., 1965, с. 120).

33

своего общественного сознания, можно «увидеть» различие или кон­фликт культур ²³.

Культурный барьер, таким образом, гораздо опаснее и неприятнее языкового. Он как бы сделан из абсолютно прозрачного стекла и нео­щутим до тех пор, пока не разобьешь себе лоб об эту невидимую пре­граду. Опасен он еще и тем, что культурные ошибки обычно восприни­маются намного болезненнее, чем ошибки языковые, несмотря на то, что первые гораздо более извинительны: различия культур не обобще­ны в своды правил, как различия языков, нет ни грамматик, ни слова­рей культур. Однако все мы знаем из собственного опыта, с каким доб­родушием обычно встречаются ошибки в иностранных языках его но­сителями. Культурные же ошибки, как правило, не прощаются так легко и производят самое отрицательное впечатление.

Все тонкости и вся глубина проблем межъязыковой и межкуль­турной коммуникации становятся особенно наглядными, а иногда и просто осознаваемыми, при сопоставлении иностранных языков с родными и чужой культуры со своей родной, привычной. Вот по­чему предмет «мир изучаемого языка» рекомендуется, если позволяют возможности, вести как бы с двух сторон, в виде параллельных курсов: один — носителем языка и культуры изучаемого языка, а второй — но­сителем родного языка и родной культуры. Именно так строятся (по возможности, то есть в зависимости от наличия компетентных лекто­ров) эти курсы на нашем факультете.

Это позволяет получить более полное и многогранное знание куль­туры носителей изучаемого языка, поскольку их мир представлен, во-первых, так, как он выглядит в их собственных глазах, и, во-вторых, че­рез призму родной для учащихся культуры, через столкновение этих культур, что позволяет яснее осознать различия этих культур и избе­жать культурного шока при реальном общении с представителями чу­жой культуры.

Таким же образом преподается и мир русского языка: занятия ведут как наши специалисты по русской истории, культуре и т. п., так и инос­транцы, рассказывающие об их восприятии России и русских.

Андрей Макин в своей книге «Le testament français» («Французское завещание») говорит о том, что все его русские родственники прислу­шивались к мнению его бабушки — француженки Шарлотты — с осо­бым вниманием и интересом, поскольку она приехала в Россию из Фран­ции добровольно, по своему выбору, видела русскую жизнь через при­зму иной культуры и открывала им глаза на некоторые неожиданные аспекты их жизни:

 

C'est que Charlotte surgissait sous le ciel russe comme une extraterrest­re. Elle n'avait que faire de l'his­toire cruelle de cet immense empire, de ses famines, révolutions, guerres civiles... Nous autres, Russes, n'avions pas le choix. Mais elle? À travers son regard, ils observaient un pays méconnaissable, car jugé par une étrangère, parfois naïve, souvent

plus perspicace qu'eux-mêmes. Dans les yeux de Charlotte s'était reflété un monde inquiétant et plein d'une vente spontanée — une Russie insolite qu'il leur fallait découvrir²⁴.

Дело в том, что Шарлотта как бы сохраняла свою экстерриториальность под русским небом. Жестокая история огромной империи, с ее голодом, революциями, гражданскими войнами, не имела к ней отношения... У нас, русских, выбора не было. Но она? Глядя на Россию глазами Шар­лотты, они не узнавали свою страну, потому что то был взгляд иност­ранки, иногда наивной, но зачастую более проницательной, чем они сами. В глазах Шарлотты отражался тревожный, полный стихийных откровений мир — непривычная Россия, которую им нужно было познать (А. Макин. Французское завещание. Пер. Ю. Яхниной и Н. Шаховской // Иностранная литература, 1996, № 12, с. 49).

²³ «В качестве этни­ческих символов могут выступать эле­менты как матери­альной, так и зву­ковой культуры. Но этнознаковая функ­ция вовсе не являет­ся внутренним их свойством. Она про­является лишь при условии контактов между этносами. Поэтому один и тот же элемент культуры может в одном слу­чае выражать этни­ческую специфику и не иметь ее в дру­гом» (Ю. В. Бромлей. Этнос и этнография. М., 1973, с. 66). скрытые свойства и, соответ-

²⁴ A. Makine. Le testament français. [Paris], Mercure de France, 1997, p. 102.

34

 

И еще одна цитата, на этот раз из великого Вильгельма фон Гумболь­дта: «Через многообразие языков для нас открывается богатство мира и многообразие того, что мы познаем в нем; и человеческое бытие ста­новится для нас шире, поскольку языки в отчетливых и действенных чертах дают нам различные способы мышления и восприятия» ²⁵. Но­сители языка, не знающие иностранных языков, обычно не видят ни конфликта культур, ни конфликта языков.

Этот конфликт проявляется на разных уровнях. Изучение его очень важно, особенно когда это трудности, скрытые и от участников комму­никации, в том числе и от участников процесса обучения иностранным языкам — от учителя и ученика. Наиболее явственно он проявляется в лексике, так как именно эта часть языка имеет через лексическое зна­чение прямой и непосредственный выход в реальный мир, во внеязыковую реальность.

Узнав новое иностранное слово, эквивалент родного, следует быть очень осторожным с его употреблением: за словом стоит понятие, за понятием — предмет или явление реальности мира, а это мир иной стра­ны, иностранный, чужой, чуждый. Обратите внимание на словоупот­ребление: именно в процессе производства речи, то есть при реализа­ции активных навыков пользования языком (говорение, письмо), осо­бенно остро встает проблема культурного барьера, культурного компо­нента, наличия культурных фоновых знаний о мире изучаемого языка. Действительно, для того чтобы не просто узнать, распознать значение слова в тексте, произведенном кем-то, а самому произвести этот текст, нужно знать не только собственно значение слова, но и как можно боль­ше о том, что стоит за словом, о предмете-понятии (thing meant), о его месте и функциях в том мире, где данный язык используется в качестве реального средства общения.

Самые трудные проблемы обучения активным навыкам пользования языком — письму и говорению, то есть собственно производству речи, становятся очевидными только с уровня двух и более языков. Это про­блемы лексической сочетаемости слов в речи и, соответственно, лекси­кографии, коммуникативного синтаксиса и многие другие (см.: ч. II гл. 1, § 2).

Вот почему преподавание иностранных языков в России должно быть основано на сопоставлении с родным языком и культурой и, следова­тельно, тесно связано с русистикой. Это важнейшее условие оптимиза­ции и развития преподавания иностранных языков, русского языка и русского как иностранного.

Заявления такого рода — о том, что только с уровня знания по край­ней мере двух языков и двух культур открываются (как с вершины горы — новые дали и горизонты) некие

²⁵ В. фон Гумбольдт Язык и философия культуры. М., 1985, с. 349.

35

ственно, скрытые трудности, которые не видны с уровня одного язы­ка, — позволяют сделать один важный практический вывод: носители языка, преподающие свой родной язык как иностранный и не зна­ющие родного языка учащихся, не видят ни этих скрытых свойств, ни этих скрытых трудностей. И в этом — сюрприз, сюрприз! — боль­шое преимущество иностранных преподавателей иностранного же языка перед преподавателями — носителями этого языка.

Все расхождения языков и культур выявляются при их сопоставле­нии. Однако на уровне языковой картины мира эти различия не видны, и слова разных языков выглядят обманчиво эквивалентными. Это со­здает большие трудности в практике преподавания иностранных язы­ков. Еще раз подчеркнем, что все эти проблемы обнаруживаются толь­ко при сопоставительном изучении по крайней мере двух языков (и, соответственно, культур) — иностранного и родного. Они представля­ют, таким образом, некий подводный камень в практике обучения ино­странным языкам, который не в состоянии увидеть преподаватели — носители иностранного языка, не знающие родного языка студентов.

Часть I. Язык как зеркало культуры

Глава 1. Реальный мир, культура, язык.

Взаимоотношение и взаимодействие

Cultures are chiefly transmitted through spoken

and written languages. Encapsulated within a language

is most of a community's history and a large part

of its cultural identity.

David Crystal.

Культура главным образом передается посредством пись­менной и устной речи. Внутри языка находится остов истории общества и большая часть его культурной идентич­ности. Дэвид Кристал.

§1. Постановка проблемы.

Картина мира, созданная языком и культурой

Остановимся подробнее на взаимоотношении и взаимодействии языка и реальности, языка и культуры. Эти проблемы играют важнейшую роль как для совершенствования форм и эффективности общения, так и для преподавания иностранных языков; их игнорированием объясняются многие неудачи в международных контактах и в педагогической прак­тике.

Наиболее распространенные метафоры при обсуждении этой темы: язык — зеркало окружающего мира, он отражает действительность и создает свою картину мира, специфичную и уникальную для каждого языка и, соответственно, народа, этнической группы, речевого коллек­тива, пользующегося данным языком как средством общения.

Метафоры красочны и полезны, особенно, как это ни странно, в на­учном тексте. Не будем касаться магии художественного текста, где как бы рай для метафор, их естественная среда обитания, но где приемле­мость и эффект метафоры зависят от тончайших, науке не поддающих­ся моментов: языкового вкуса и таланта художника слова. Оставим богу богово, кесарю кесарево, а художнику художниково. В научном тексте все проще и определеннее: в нем метафоры полезны, когда они облег­чают понимание, восприятие сложного научного явления, факта, поло­жения (впрочем, вкус и чувство меры так же необходимы автору науч­ного текста, как и автору художественного).

Сравнение языка с зеркалом правомерно: в нем действительно от­ражается окружающий мир. За каждым словом стоит предмет или явле­ние реального мира. Язык отражает все: географию, климат, историю, условия жизни.

38

Вспомним знаменитый, ставший хрестоматийным образцом лингвис­тического фольклора пример с многочисленными (по разным источни­кам от 14 до 20) синонимами слова белый для обозначения разных от­тенков и видов снега в языке эскимосов. Или наличие нескольких обо­значений для слова верблюд в арабском языке (отдельные наиме­нования для уставшего верблюда, беременной верблюдицы и т. п.).

В русском языке, по вполне очевидным причинам, есть и пурга, и метель, и буран, и снежная буря, и вьюга, и поземка, и все это связано со снегом и зимой, а в английском это разнообразие выражается сло­вом snowstorm, которого вполне достаточно для описания всех проблем со снегом в англоязычном мире.

Интересный пример такого рода — многочисленные наименования определенного вида орехов в языке хинди. Это легко объяснимо, «если осознать какую роль в общей куль­туре и субкультурах Индостанского полуострова играют плоды арековой пальмы (areca catechu), твердые орешки „супари".

Индия ежегодно потребляет бо­лее 200 тысяч тонн таких орешков: арековые пальмы произрастают в

жарком влажном климате, прежде всего вдоль Аравийского моря, в Конкане. Плоды собирают недозрелы­ми, зрелыми и перезревшими; их высушивают на солнце, в тени или на ветру; отваривают в молоке, воде или поджаривают на масле, выжатом из других орехов, — изменение технологии влечет немедленное изме­нение вкусовых качеств, а каждый новый вариант обладает своим на­званием и имеет свое предназначение. Среди индусских... ритуалов — регулярных, календарных и экстраординарных — не существует тако­го, где можно было бы обойтись без плодов арековой пальмы»¹.

Соотношение между реальным миром и языком можно представить следующим образом:

Однако между миром и языком стоит мыслящий человек, носитель языка.

Наличие теснейшей связи и взаимозависимости между языком и его носителями очевидно и не вызывает сомнений. Язык — средство об­щения между людьми, и он неразрывно связан с жизнью и развитием того речевого коллектива, который им пользуется как средством об­щения.

Общественная природа языка проявляется как во внешних условиях его функционирования в данном обществе (би- или полилингвизм, ус­ловия обучения языкам, степень развития общества, науки и литерату­ры и т. п.), так и в самой структуре языка, в его синтаксисе, грамматике,

¹ И. Глушкова. Коллекционер — кол­лекция — музей // Коллекция НГ, 1998, № 18.

39

лексике, в функциональной стилистике и т. п. Ниже этим вопросам бу­дет уделено большое внимание: на материале русского и английского языков будет показано и влияние человека на язык, и формирующая роль языка в становлении личности и характера — как индивидуаль­ного, так и национального.

Итак, между языком и реальным миром стоит человек. Именно чело­век воспринимает и осознает мир посредством органов чувств и на этой основе создает систему представлений о мире. Пропустив их через свое сознание, осмыслив результаты этого восприятия, он передает их дру­гим членам своего речевого коллектива с помощью языка. Иначе гово­ря, между реальностью и языком стоит мышление.

Язык как способ выразить мысль и передать ее от человека к чело­веку теснейшим образом связан с мышлением. Соотношение языка и мышления — вечный сложнейший вопрос и языкознания, и филосо­фии, однако в настоящей работе нет необходимости вдаваться в рассуж­дения о первичности, вторичности этих феноменов, о возможности обойтись без словесного выражения мысли и т. п. Для целей этой кни­ги главное — несомненная тесная взаимосвязь и взаимозависимость языка и мышления и их соотношение с культурой и действительностью.

Слово отражает не сам предмет реальности, а то его видение, которое навязано носителю языка имеющимся в его сознании представлением, понятием об этом предмете. Понятие же составляется на уровне обоб­щения неких основных признаков, образующих это понятие, и поэтому представляет собой абстракцию, отвлечение от конкретных черт. Путь от реального мира к понятию и далее к словесному выражению раз­личен у разных народов, что обусловлено различиями истории, гео­графии, особенностями жизни этих народов и, соответственно, разли­чиями развития их общественного сознания. Поскольку наше сознание обусловлено как коллективно (образом жизни, обычаями, традициями и т. п., то есть всем тем, что выше определялось словом культура в его широком, этнографическом смысле), так и индивидуально (специфи­ческим восприятием мира, свойственным данному конкретному ин­дивидууму), то язык отражает действительность не прямо, а через два зиг­зага: от реального мира к мышлению и от мышления к языку. Метафора с зеркалом уже не так точна, как казалась вначале, потому что зеркало оказывается кривым: его перекос обусловлен культурой говорящего кол­лектива, его менталитетом, видением мира, или мировоззрением.

Таким образом, язык, мышление и культура взаимосвязаны на­столько тесно, что практически составляют единое целое, состоящее из этих трех компонентов, ни один из которых не может функционировать (а следовательно, и существовать) без двух других. Все вместе они со­относятся с реальным миром, противостоят ему, зависят от него, отра­жают и одновременно формируют его.

Приведенная выше схема уточняется следующим образом:

 

40

Итак, окружающий человека мир представлен в трех формах:

 — реальная картина мира,

 — культурная (или понятийная) картина мира,

 — языковая картина мира.

Реальная картина мира — это объективная внечеловеческая дан­ность, это мир, окружающий человека.

Культурная (понятийная) картина мира — это отражение реаль­ной картины через призму понятий, сформированных на основе пред­ставлений человека, полученных с помощью органов чувств и прошед­ших через его сознание, как коллективное, так и индивидуальное.

Культурная картина мира специфична и различается у разных наро­дов. Это обусловлено целым рядом факторов: географией, климатом, природными условиями, историей, социальным устройством, верования­ми, традициями, образом жизни и т. п. Проиллюстрируем это примерами.

На международном конгрессе SIETAR в Финляндии в 1994 году кол­леги из норвежского Центра по межкультурной коммуникации предста­вили культурную карту Европы, разработанную их центром. Карта отра­жает не реальные географические и политические особенности евро­пейских стран, а восприятие этих стран, основанное на стереотипах куль­турных представлений, присущих норвежцам. Иными словами, это куль­турная картина Европы глазами жителей Норвегии.

Вот как выглядела эта карта:

Vigdis [Вигдис (прези­дент Исландии)]; IRA [ИРА (Ирландская республиканская армия)]; nesten IRA [почти ИРА]; Charles & Di [Чарльз и Диана];

Europas navle [пуп Европы]; Volvo [«Вольво»]; sauna & vodka [сауна и водка]; Russere [русские]; billig [дешево]; billigere [еще дешевле]; godt kjøkken

[хорошая кухня]; flatt [плоско, ровно]; Tivoli & Legoland [Тиволи и Леголенд]; fri hastighet [нет огра­ничений скорости]; svarte bankkonti [те­невые банковские счета]; mafia [мафия]; nyttårskonsert [ново­годний концерт]; nesten Russere [почти русские]; badestrand [пляж]

41

Для сравнения приведем аналогичные культурные карты Европы, со­ставленные студентами факультета иностранных языков МГУ. Эти кар­тины европейского мира отражают стереотипы культурных представле­ний, имеющиеся у жителей современной России.

Enjoy your meal! [Приятного аппетита!]

Unknown «cuisine» [неизвестная кухня],

I've never been in the UK [я никогда не была в Англии];

salmon [лосось];

olives [оливки];

red wine [красное вино];

pork [свинина];

beer & sausages [пиво и сосиски];

cheese [сыр];

pizza [пицца];

spaghetti [спагетти];

potato [картошка];

beet & carrot [свекла и морковь];

grape [виноград]; seafood [море­продукты];

oranges [апельсины]

Herrings [селедка]; W. В. Yeats [У. Б. Йитс]; 5 o'clock [файвоклок]; vikings [викинги]; mermaid [русалочка]; Peter the Great [Петр Великий]; Santa Claus [Санта Клаус]; Russian language [русский язык]; cigars [сигары]; Salvador Dali [Сальвадор Дали]; revoluton [революция]; chocolate [шоколад]; drugs [наркотики]; sausages [сосиски]; Swatch [«Своч»]; carnival [карнавал]; pan [пан]; beer [пиво]; the Alps [Альпы]; Balaton [Балатон]; Dracula [Дракула]; war [война]; red pepper [красный перец]; sirtaki [сиртаки]

42

Обобщенные результаты проведенного эксперимента составляют пе­струю картину культурных ассоциаций, связанных с Европой, в созна­нии современной российской молодежи.

Поскольку культурные карты Европы составлялись как на русском, так и на изучаемом английском языке, все культурные понятия при­водятся на том языке, на котором они были написаны студентами. По-видимому, выбор языка также психологически и культурно обусловлен (например, ассоциации с большинством стран бывшего «социалис­тического лагеря» выражаются, как правило, русским языком). Коли­чество и разнообразие культурных ассоциаций также весьма показа­тельно.

Австрия	Великобритания
вальс (3 р.)	fog [туман] (3 р.)
Alps [Альпы] (2 р.)	Shakespeare [Шекспир] (2 р.)
peaceful country [мирная страна]	tea time [чаепитие (полдник)]
war-like attitude in the past	(2 р.)
[воинственное отношение	monarchy [монархия] (2 р.)
в прошлом]	dry sense of humor [суховатый
the world of music [мир музыки]	юмор]
skiing [катание на лыжах]	special tea [особый чай]
ball [балы]	Robin Hood [Робин Гуд]
opera [опера]	Oxbridge [Оксфорд — Кембридж
Моцарт	(Оксбридж)]
венский вальс	rain [дождь]
кофе со сливками	gentlemen [джентльмены]
	good manners [хорошие манеры]
Бельгия	5 o'clock [файвоклок (чаепитие)]
кружева (2 р.)	unknown cuisine [незнакомая
коровы	кухня]
Rubens [Рубенс]	Бейкер-стрит
Charles de Coster [Шарль	зеленые лужайки
де Костер]	замки
very imperceptible [очень	привидения
незначительная, незаметная]	футбол
beer [пиво]
	Германия
Болгария	пиво и сосиски (3 р.)
соседи	пиво (3 р.)
перец	punctuality [пунктуальность] (2 р.)
	Hitler [Гитлер] (2 р.)
Венгрия	Mercedes [«мерседес»]
красный перец (2 р.)	quality [качество]
Кальман	exactness [точность]
токай	racial superiority of Nordic people
жареный гусь	[превосходство нордической
странный язык	расы]

45

romanticism [романтизм]	danish (cookies) [датское печенье]
Prussian soldiers [прусские	flat [плоская, ровная]
солдаты]	many islands [много островов]
Kinder, Küche, Kirche [дети, кухня,	Mermaid [Русалочка]
церковь (три «К»)]	Andersen [Андерсен]
war [война]	гадкий утенок
The Berlin Wall [берлинская стена]
университеты	Ирландия
Гёте	IRA [ИРА] (3 р.)
современное искусство	fighting country [воюющая
	страна]
Греция	flat [плоская, ровная]
мифы и боги (2 р.)	green gnomes [зеленые гномы]
Olympic games [Олимпийские	conflict [конфликт]
игры] (2 р.)	whisky [виски]
античность	love of freedom and independence
Парфенон	[любовь к свободе
оливки	и независимости]
ruins of the ancient world	Yeats [Йитс]
[античные развалины]
ancient Greece [Древняя Греция]	Испания
origin of our civilization	corrida [коррида] (7 р.)
[колыбель нашей	фламенко (3 р.)
цивилизации]	Гойя (2р.)
smth we know since our childhood	Эль Греко
[то, что мы знаем с детства]	bulls [быки]
democracy [демократия]	sun [солнце]
seafood [морепродукты]	temperament [темперамент]
sirtaki [сиртаки]	fiesta [фиеста]
	siesta [сиеста]
Голландия	leisure [отдых]
тюльпаны (4 р.)	olives [оливки]
many sexual liberties	Salvador Dali [Сальвадор Дали]
[сексуальная свобода] (2 р.)
drugs [наркотики]	Италия
school of painting	спагетти (7 р.)
XV-XVIII centuries [школа	pizza [пицца] (3 р.)
живописи XV-XVIII веков]	Renaissance [Возрождение] (3 р.)
skates [коньки]	Рим (2 р.)
cheese [сыр]	Pope [папа римский] (2 р.)
корабли	венецианский карнавал (2 р.)
мельница	опера
марихуана	pasta [макароны]
	canals [каналы]
Дания	empire [империя]
Гамлет (2 р.)	Catholicism [католицизм]
fairy tales [сказки]	cheese [сыр]

44

Норвегия	братья
викинги (3 р.)	«утомленные солнцем»
fiords [фьорды] (2 р.)	зима
rock [скалы]	береза
skiing [катание на лыжах]	романс
snow [снег]	матрешка
cold [холод]	мишка
fish and fishers [рыба и рыбаки]	сказка
herring [сельдь]	водка
oil [нефть]	икра
gas [газ]	калина
	хоккей
Польша	балет
славяне	янтарь
мазурка	Андрей Рублев
	непревзойденное богатство
Португалия	культуры
Колумб (3 р.)
моряки	Румыния
портвейн	соседи
many colonies in the past —
poverty today [много колоний	Словакия
в прошлом — бедность сейчас]	славяне
Graale's [Грааль]
cigars [сигары]	Финляндия
heat [жара]	Санта Клаус (4 р.)
no association [никаких	сауна (2 р.)
ассоциаций]	vodka [водка] (2 р.)
	many lakes [много озер] (2 р.)
Россия	silentness [тишина]
Motherland [Родина] (2 р.)	the former part of Russian empire
Russians [русские]	[бывшая часть Российской
openness [открытость]	империи]
generosity [щедрость]	winter [зима]
a great country with many people	deer [олени]
which doesn't succeed in	salmon [лосось]
finding a sensible and wise
leader [прекрасная страна	Франция
с множеством людей,	fashion [мода] (б р.)
которые никак не могут найти	вино (4 р.)
здравомыслящего и мудрого	le parfum [духи] (2 р.)
правителя]	revolution [революция] (2 р.)
large and unpredictable [большая	love [любовь] (2 р.)
и непредсказуемая]	courtesy [любезность,
no comments [без комментариев]	обходительность]
Russian language [русский язык]	aristocracy [аристократия]
снег	liberty [свобода]

45

equality [равенство]	Electrolux [«Электролюкс»]
brotherhood based on blood	«Europe» (rockgroup) [«Юроп»
[братство, основанное	(рок-группа)]
на крови]	peaceful [мирная]
art [искусство]	the former Queen of the seas
cuisine [кухня]	[бывшая владычица морей]
шампанское	Volvo [«Вольво»]
Chanel № 5 [Шанель № 5]	Swedish family [шведская семья]
see and die [увидеть и умереть]	hockey [хоккей]
	викинги
Чехия
славяне	Югославия
Ян Гус	war [война]
Кафка	Dracula [дракула (вампир)]
люстры
холмы	Страны бывшего
башни	«социалистического
целебные источники	лагеря»
	almost Russia [почти Россия]
Швейцария	ex-friends [бывшие друзья]
часы (б р.)	almost Russians [почти русские]
banks [банки] (4 р.)	looking for their own way
skiing health resorts	[ищущие свой собственный
[горнолыжные курорты]	путь]
black bank account [«грязные»	Slavic brothers [братья-славяне]
банковские счета]	very closely connected, not much
accuracy [точность]	different [очень тесно связа-
курорты	ны, почти ничем не различа-
шоколад	ются]
	potatoes [картофель]
Швеция	grapes [виноград]
АВВА [«АББА»] (2 р.)	beets and carrots [свекла
Карлсон (2 р.)	и морковь]

Языковая картина мира отражает реальность через культурную кар­тину мира. «Идея существования национально-специфических языко­вых картин мира зародилась в немецкой филологии конца XVIII — на­чала XIX в. (Михаэлис, Гердер, Гумбольдт). Речь идет, во-первых, о том, что язык как идеальная, объективно существующая структура подчиня­ет себе, организует восприятие мира его носителями. А во-вторых, о том, что язык — система чистых значимостей — образует собственный мир, как бы наклеенный на мир действительный» ².

Вопрос о соотношении культурной (понятийной, концептуальной) и языковой картин мира чрезвычайно сложен и многопланов. Его суть сводится к различиям в преломлении действительности в языке и в куль­туре.

² Г. А. Антипов, 0. А. Донских, И. Ю. Марковина, Ю. А. Сорокин. Текст как явление культу­ры. Новосибирск, 1989, с. 75.

46

В книге «Человеческий фактор в языке» утверждается, что концеп­туальная и языковая картины мира соотносятся друг с другом как це­лое с частью. Языковая картина мира — это часть культурной (концеп­туальной) картины, хотя и самая существенная. Однако языковая кар­тина беднее культурной, поскольку в создании последней участвуют, наряду с языковым, и другие виды мыслительной деятельности, а также в связи с тем, что знак всегда неточен и основывается на каком-либо одном признаке ³.

По-видимому, все-таки правильнее говорить не о соотношении часть — целое, язык — часть культуры, а о взаимопроникновении, вза­имосвязи и взаимодействии. Язык — часть культуры, но и культура — только часть языка. Значит, языковая картина мира не полностью по­глощена культурной, если под последней понимать образ мира, пре­ломленный в сознании человека, то есть мировоззрение человека, создавшееся в результате его физического опыта и духовной дея­тельности.

Определение картины мира, данное в книге «Человеческий фактор в языке», не принимает во внимание физическую деятельность челове­ка и его физический опыт восприятия окружающего мира: «Наиболее адекватным пониманием картины мира является ее определение как исходного глобального образа мира, лежащего в основе мировидения человека, репрезентирующего сущностные свойства мира в понимании ее носителей и являющегося результатом всей духовной активности человека» ⁴. Однако духовная и физическая деятельности человека неотделимы друг от друга, и исключение любого из этих двух составля­ющих неправомерно, если речь идет о культурно-концептуальной кар­тине мира.

Итак, культурная и языковая картины мира тесно взаимосвязаны, на­ходятся в состоянии непрерывного взаимодействия и восходят к ре­альной картине мира, а вернее, просто к реальному миру, окружающе­му человека.

Все попытки разных лингвистических школ оторвать язык от реаль­ности потерпели неудачу по простой и очевидной причине: необходи­мо принимать во внимание не только языковую форму, но и содержа­ние — таков единственно возможный путь всестороннего исследова­ния любого явления. Содержание, семантика, значение языковых еди­ниц, в первую очередь слова, — это соотнесенность некоего звукового (или графического) комплекса с предметом или явлением реального мира. Языковая семантика открывает путь из мира собственно языка в мир реальности. Эта ниточка, связывающая два мира, опутана культур­ными представлениями о предметах и явлениях культурного мира, свой­ственных данному речевому коллективу в целом и индивидуальному носителю языка в частности.

Путь от внеязыковой реальности к понятию и далее к словесному выражению неодинаков у разных народов, что обусловлено различия­ми истории и условий жизни этих народов, спецификой развития их общественного сознания. Соответственно, различна языковая картина

³ См.: Человеческий фактор в языке. Отв. ред. Е. С. Кубрякова. М., 1988, с. 107.

⁴ Там же, с. 21.

47

мира у разных народов. Это проявляется в принципах категоризации действительности, материализуясь и в лексике, и в грамматике.

Разумеется, национальная культурная картина мира первична по от­ношению к языковой. Она полнее, богаче и глубже, чем соответствую­щая языковая. Однако именно язык реализует, вербализует нацио­нальную культурную картину мира, хранит ее и передает из поколения в поколение. Язык фиксирует далеко не все, что есть в национальном видении мира, но способен описать все.

Наиболее наглядной иллюстрацией может служить слово, основная единица языка и важнейшая единица обучения языку. Слово — не про­сто название предмета или явления, определенного «кусочка» окружа­ющего человека мира. Этот кусочек реальности был пропущен через сознание человека и в процессе отражения приобрел специфические черты, присущие данному национальному общественному сознанию, обусловленному культурой данного народа.

Слово можно сравнить с кусочком мозаики. У разных языков эти ку­сочки складываются в разные картины. Эти картины будут различаться, например, своими красками: там, где русский язык заставляет своих носителей видеть два цвета: синий и голубой, англичанин видит один: blue. При этом и русскоязычные, и англоязычные люди смотрят на один и тот же объект реальности — кусочек спектра.

Разумеется, любой человек способен при необходимости восстано­вить то, что есть в действительности, в том числе и англичанин несом­ненно видит все доступные человеческому глазу оттенки цвета (и при необходимости может обозначить либо терминами, либо описательно: dark blue [синий, темно-синий], navy blue [темно-синий], sky-blue [голу­бой, лазурный], pale-blue [светло-голубой]). Еще Чернышевский гова­ривал: если у англичан есть только одно слово cook, то это не значит, что они не отличают повара от кухарки.

Язык навязывает человеку определенное видение мира. Усваивая родной язык, англоязычный ребенок видит два предмета: foot и leg там, где русскоязычный видит только один — ногу, но при этом говорящий по-английски не различает цветов (голубой и синий), в отличие от гово­рящего по-русски, и видит только blue.

Выучив иностранное слово, человек как бы извлекает кусочек моза­ики из чужой, неизвестной еще ему до конца картины и пытается со­вместить его с имеющейся в его сознании картиной мира, заданной ему родным языком. Именно это обстоятельство является одним из камней преткновения в обучении иностранным языкам и составляет для мно­гих учащихся главную (иногда непреодолимую) трудность в процессе овладения иностранным языком. Если бы называние предмета или яв­ления окружающего нас мира было простым, «зеркально-мертвым», механическим, фотографическим актом, в результате которого склады­валась бы не картина, а фотография мира, одинаковая у разных наро­дов, не зависящая от их определенного бытием сознания, в этом фанта­стическом (не человеческом, а машинно-роботном) случае изучение иностранных языков (и перевод с языка на язык) превратилось бы в

48

простой, механически-мнемонический процесс перехода с одного кода

на другой.

Однако в действительности путь от реальности к слову (через поня­тие) сложен, многопланов и зигзагообразен. Усваивая чужой, новый язык, человек одновременно усваивает чужой, новый мир. С новым ино­странным словом учащийся как бы транспонирует в свое сознание, в свой мир понятие из другого мира, из другой культуры. Таким образом, изучение иностранного языка (особенно на начальном, достаточно про­должительном этапе, дальше которого, к сожалению, многие изучаю­щие язык не продвигаются) сопровождается своеобразным раздвое­нием личности.

Именно эта необходимость перестройки мышления, перекраивания собственной, привычной, родной картины мира по чужому, непривыч­ному образцу и представляет собой одну из главных трудностей (в том числе и психологическую) овладения иностранным языком, причем труд­ность неявную, не лежащую на поверхности, часто вообще не осозна­ваемую учащимися (а иногда и учителем), что, по-видимому, и объясня­ет недостаток внимания к этой проблеме.

Остановимся более подробно на собственно языковом аспекте этой проблемы.

Итак, одно и то же понятие, один и тот же кусочек реальности имеет разные формы языкового выражения в разных языках — более пол­ные или менее полные. Слова разных языков, обозначающие одно и то же понятие, могут различаться семантической емкостью, могут покры­вать разные кусочки реальности. Кусочки мозаики, представляющей кар­тину мира, могут различаться размерами в разных языках в зависимос­ти от объема понятийного материала, получившегося в результате отра­жения в мозгу человека окружающего его мира. Способы и формы от­ражения, так же как и формирование понятий, обусловлены, в свою оче­редь, спецификой социокультурных и природных особенностей жизни данного речевого коллектива. Расхождения в языковом мышлении про­являются в ощущении избыточности или недостаточности форм выра­жения одного и того же понятия, по сравнению с родным языком изуча­ющего иностранный язык.

Понятие языковой и культурной картин мира играет важную роль в изучении иностранных языков. Действительно, интерференция родной культуры осложняет коммуникацию ничуть не меньше родного языка. Изучающий иностранный язык проникает в культуру носителей этого языка и подвергается воздействию заложенной в нем культуры. На пер­вичную картину мира родного языка и родной культуры накладывается вторичная картина мира изучаемого языка.

Вторичная картина мира, возникающая при изучении иностранного языка и культуры, — это не столько картина, отражаемая языком, сколь­ко картина, создаваемая языком.

Взаимодействие первичной и вторичной картин мира — сложный психологический процесс, требующий определенного отказа от соб­ственного «я» и приспособления к другому (из «иных стран») видению

 

49

мира. Под влиянием вторичной картины мира происходит переформи­рование личности. Разнообразие языков отражает разнообразие мира, новая картина высвечивает новые грани и затеняет старые. Наблюдая более 30 лет за преподавателями иностранных языков, которые посто­янно подвергаются их воздействию, я могу утверждать, что русские пре­подаватели кафедр английского, французского, немецкого и других язы­ков приобретают определенные черты национальной культуры тех язы­ков, которые они преподают.

Становятся очевидными необходимость самого пристального изучения межъязыковых соответствий и актуальность этой проблемы для оптимизации меж­культурного общения, а также для совершенствова­ния методов преподавания иностранных языков, для теории и практики перевода и лексикографии.

Крайним случаем языковой недостаточности бу­дет, по-видимому, вообще отсутствие эквивалента для выражения того или иного понятия, часто вызванное отсутствием и самого понятия. Сюда относится так называемая безэквивалентная лексика, то есть сло­ва, план содержания которых невозможно сопоста­вить с какими-либо иноязычными лексическими по­нятиями. Обозначаемые ими понятия или предметы мысли (things meant) уникальны и присущи только данному миру и, соответственно, языку.

При необходимости язык заимствует слова для выражения понятий, свойственных чужому языковому мышлению, из чужой языковой среды. Если в русскоязычном мире отсутствуют такие напитки, как виски и эль, а в англоязычном мире нет таких блюд, как блины и борщ, то данные понятия выражаются с помощью слов, заим­ствованных из соответствующего языка. Это могут быть слова, обозна­чающие предметы национальной культуры (balalaika, matryoshka, blini, vodka; футбол, виски, эль), политические, экономические или научные термины (Bolshevik, perestroyka, sputnik; импичмент, лизинг, дилер; файл, компьютер, бит).

Безэквивалентная лексика, несомненно, наиболее ярко и наглядно иллюстрирует идею отражения языком действительности, однако ее удельный вес в лексическом составе языка невелик: в русском языке это 6-7%, по данным Е. М. Верещагина и В. Г. Костомарова ⁵. Безэкви­валентная лексика хорошо изучена теорией и практикой перевода и представляет собой крайний случай языковой недостаточности.

Более сложной оказывается ситуация, когда одно и то же понятие по-разному — избыточно или недостаточно — словесно выражается в разных языках.

Рассмотрим, например, способы выражения того факта внеязыко­вой реальности, который по-русски называется палец. Чтобы назвать этот предмет по-английски, необходимо уточнить, что имеется в виду: палец руки или ноги, и если руки, то какой палец, потому что, как изве-

⁵ Е. М. Верещагин, В. Г. Костомаров. Язык и культура. М., 1990, с. 51.

50

стно, пальцы руки, кроме большого, у англичан называются fingers боль­шой палец — thumb а пальцы ноги — toes Русскому словосочетанию десять пальцев эквивалентно английское eight fingers and two thumbs [восемь пальцев и два больших пальца], а двадцать пальцев — это eight fingers, two thumbs, and ten toes [восемь пальцев, два больших пальца (на руках) и десять пальцев (на ногах)]. Форма выражения одного и того же кусочка реального мира вызовет у русского, изучающего анг­лийский язык, ощущение избыточности (зачем делить пальцы на fingers, thumbs, toes?), а у англичанина, изучающего русский язык, — недоста­точности (три разных с точки зрения английского языкового мышления понятия объединены в одно — палец).

Факты избыточности или недостаточности того или иного языкового арсенала особенно чувствительны для переводчиков и всегда находи­лись в центре внимания теоретиков и практиков перевода, но они со­вершенно несправедливо игнорируются или недостаточно учитывают­ся педагогами и методистами.

Хотя безэквивалентность и неполная эквивалентность достаточно распространенное явление в разных языках, предполагается, что боль­шинство слов в разных языках эквивалентны, в их основе лежит межъя­зыковое понятие, то есть они содержат одинаковое количество поня­тийного материала, отражают один и тот же кусочек действительности. Считается, что этот пласт лексики наиболее прост для усвоения и пере­вода. Так оно и было бы, если бы изучение иностранного языка можно было свести к усвоению системы понятий. Но язык состоит не из поня­тий, а из слов, а семантика слова не исчерпывается одним лишь лекси­ческим понятием. Семантика слова в значительной степени обусловле­на его лексико-фразеологической сочетаемостью и разного рода соци­олингвистическими коннотациями, а случаи эквивалентности слов во всем объеме их семантики и реального функционирования в речи, по-видимому, чрезвычайно редки.

Наличие межъязыковых синонимов вызывает большие сомнения. По­этому проблема межъязыковых соответствий заслуживает тонкого и все­стороннего анализа. Чрезвычайно трудно найти разноязычные слова, которые выражают «одно и то же понятие и не отличаются друг от дру­га эмоционально-экспрессивной, стилевой или каким-либо другим ви­дом константной знаменательной информации» ⁶. Явное различие лин­гвистической, собственно языковой информации, разная лексико-фразеологическая сочетаемость, совершенно различные социолингвисти­ческие коннотации, обусловленные культурой, обычаями, традициями разных говорящих коллективов (не говоря уже о зависимости от места, времени, целей и прочих обстоятельств коммуникации) не могут не вли­ять на семантику и употребление слова. Это делает вопрос о наличии межъязыковых синонимов (а тем более межъязыковых эквивалентов) весьма проблематичным ⁷. Искусственное вычленение понятийного зна­чения и установление на этом основании межъязыкового соответствия может исказить картину и оказывает, в конечном итоге, плохую услугу и изучающему иностранный язык, и переводчику.

⁶ В. С. Виноградов. Лексические вопро­сы перевода художе­ственной прозы. М., 1978, с. 56.

⁷ По-видимому, тако­го рода эквиваленты следует искать в об­ласти терминологии.

51

§2. Скрытые трудности речепроизводства и коммуникации

Рассмотрим две основные причины, осложняющие коммуникацию во­обще, а на иностранном языке в особенности.

1. Коллокационные, или лексико-фразеологические, ограниче­ния, регулирующие пользование языком. Это значит, что каждое сло­во каждого языка имеет свой, присущий только данному языку круг или резерв сочетаемости. Иными словами, оно «дружит» и сочетается с од­ними словами и «не дружит» и, соответственно, не сочетается с други­ми. Почему победу можно только одержать, а поражение — потерпеть, почему роль по-русски можно играть, значение — иметь, а выводы и комплименты — делать? Почему английский глагол to pay, означаю­щий 'платить' полагается сочетать с такими несочетаемыми, с точки зре­ния русского языка, словами, как attention [внимание], visit [визит], compliments [комплименты]? Почему русские сочетания высокая тра­ва, крепкий чай, сильный дождь по-английски звучат как «длинная тра­ва» (long grass), «сильный чай» (strong tea), «тяжелый дождь» (heavy rain)?

Ответ один: у каждого слова своя лексико-фразеологическая сочета­емость, или валентность. Она национальна (а не универсальна) в том смысле, что присуща только данному конкретному слову в данном конк­ретном языке. Специфика эта становится очевидной только при сопо­ставлении языков, подобно тому как родная культура выявляется при стол­кновении с чужой. Поэтому носители языка не видят этих главных для изучающего иностранный язык трудностей: им и в голову не приходит, что в каком-то языке чай может быть сильным, а комплименты платят.

Именно поэтому, изучая иностранный язык, нужно заучивать слова не в отдельности, по их значениям, а в естественных, наиболее устойчи­вых сочетаниях, присущих данному языку.

Лексическая сочетаемость подрывает основы перевода. Двуязыч­ные словари подтверждают это явление. Перевод слов с помощью сло­варя, который дает «эквиваленты» их значений в другом языке, запуты­вает учащихся, провоцируя их на употребление иностранных слов в привычных контекстах родного (в издательстве «Русский язык» такого рода ошибки называли когда-то international furniture — именно так с помощью русско-английского словаря перевел на английский язык ста­рательный ученик русское выражение международная обстановка). Эти контексты совпадают очень редко.

Возьмем, например, простейшее (в смысле распространенности) сло­во книга и его эквивалент — слово book. В англо-русских словарях это слово приводится в наиболее регулярно воспроизводимых сочетани­ях. Лишь одно из них переводится словом книга.

a book on/about birds — книга о жизни птиц,

a reference book — справочник,

a cheque book — чековая книжка,

52

a ration book — карточки,

to do the books — вести счета,

our order books are full — мы больше не принимаем заказов,

to be in smb's good/bad books — быть на хорошем/плохом счету,

I can read her like a book — я вижу ее насквозь,

we must stick to/go by the book — надо действовать по правилам,

I'll take a leaf out of your book — я последую твоему примеру,

Не was brought to book for that — за это его привлекли к ответу.

Та же ситуация — когда перевод отдельного слова не совпадает с переводами этого слова в словосочетаниях — может быть проиллюст­рирована примерами из русско-английского словаря:

записка — note,

деловая записка — memorandum,

докладная записка — report,

любовная записка — love letter, billet-doux;

закрытый — closed,

закрытое заседание — private meeting,

закрытое голосование — secret ballot,

закрытое помещение — indoors (PACC).

На уровне словосочетаний эти различия еще разительнее.

При случае можно шокировать аудиторию утверждением, что люди, говорящие по-английски, не моют голову, как показывает их язык. И они действительно ее не моют — в прямом значении, водой и мылом. Они — странные люди! — моют волосы, потому что эквивалентом рус­ского словосочетания мыть голову оказывается английское to wash one's hair. Удивительно, что при таком развитии «политической корректнос­ти» (см.: ч. II, гл. 2, § 3) до сих пор никто не усовестился, обижая лы­сых, которым тоже приходится говорить по-английски «мою волосы», хотя насколько естественнее было бы для них по-русски «мыть голо­ву». Голова-то есть у всех, а волосы... Что же касается выражения to wash one's head, то оно употребляется в переносном смысле, близко к русскому, тоже переносному, намылить шею.

2. Другой трудностью, еще более скрытой, чем тайны и непредсказу­емость лексико-фразеологической сочетаемости, является конфликт между культурными представлениями разных народов о тех предме­тах и явлениях реальности, которые обозначены «эквивалентными» словами этих языков. Эти культурные представления обычно опреде­ляют появление различных стилистических коннотаций у слов разных языков.

Так, даже обозначение зеленого цвета, такого «общечеловеческого» понятия, вызывает большие сомнения в плане его абсолютного лекси­ческого соответствия, поскольку наличие определенных метафоричес­ких и стилистических коннотаций не может не влиять на значение сло­ва, а эти коннотации различны в разных языках. Зеленые глаза по-рус­ски звучит поэтично, романтично, наводит на мысль о колдовских, ру­салочьих глазах. Английское же словосочетание green eyes является метафорическим обозначением зависти и содержит явные негативные

53

коннотации. Отрицательные ассоциации, вызываемые green eyes, — это «вина» Шекспира, назвавшего в трагедии «Отелло» зависть, ревность (jealousy) зеленоглазым чудовищем — a green-eyed monster.

Еще пример: русское словосочетание черная кошка обозначает, как и английское black cat, одно и то же домашнее животное — кошку, од­ного и того же цвета — черного. Однако в русской культуре, согласно традиции, примете, поверью, черная кошка приносит несчастье, неуда­чу, а поэтому словосочетание имеет отрицательные коннотации. Вспомните песню:

Жил да был черный кот за углом, И его ненавидел весь дом... Говорят, не повезет, Если черный кот дорогу перейдет.

В английской же культуре черные кошки — при­знак удачи, неожиданного счастья, и на открытках с надписью «Good Luck» сидят, к удивлению русских, именно черные кошки.

Тот слой лексики, который объединяет «эквивален­тные» слова, представляет гораздо большие трудно­сти при изучении иностранного языка, чем безэквива­лентная или не полностью эквивалентная часть сло­варя. Дело в том, что кажущаяся понятийная эквивалентность, а вернее эквивалентность реальности, вводит в заблуждение учащегося, и он мо­жет употреблять слово, не учитывая особенности языкового функцио­нирования данного слова в чужой речи, его лексико-фразеологическую сочетаемость и лингвостилистические коннотации. Иначе говоря, в тех, казалось бы, простейших случаях, когда слова разных языков вклю­чают в себя одинаковое количество понятийного материала, отражают один и тот же кусочек действительности, реальное речеупотребление их может быть различным, так как оно определяется различным языко­вым мышлением и различным речевым функционированием.

Итак, языковая эквивалентность — это миф, который рассыпается, если принять во внимание такие факторы, как объем семантики, лекси­ческая сочетаемость, стилистические коннотации. Все эти проблемы хорошо известны и лингвистам, и переводчикам, и преподавателям ино­странных языков. Гораздо меньше внимания получил (а потому и ока­зался гораздо более скрытым, глубже спрятанным) культурологический аспект эквивалентности слов разных языков. Слово как единица языка соотносится с неким предметом или явлением реального мира (значе­ние слова). Однако не только эти предметы или явления могут быть со­вершенно различными в разных культурах (дом эскимоса, китайца, кир­гиза и англичанина — это очень разные дома). Важно, что различными будут и культурные понятия об этих предметах и явлениях, поскольку последние живут и функционируют в разных — иных — мирах и куль­турах. За языковой эквивалентностью лежит понятийная эквивалент­ность, эквивалентность культурных представлений ⁸.

⁸ Об этом подробно, интересно и обстоя­тельно писали E. М. Верещагин и В. Г. Костомаров. См.: E. М. Верещагин, В. Г. Костомаров. Указ. соч., с. 38-110.

54

§3. Иностранное слово -перекресток культур

Выясним теперь, что стоит за понятийной эквивалентностью, за одина­ковым количеством понятийного материала. Сопоставление русского и английского языков с учетом социокультурного компонента вскрывает глубины различий между тем, что стоит за словами этих языков, то есть между культурными представлениями о реальных предметах и явлени­ях действительности и между самими предметами и явлениями.

Возьмем для исследования самые простые слова, обозначающие предметы и явления, которые существуют у всех народов и во всех куль­турах.

Конкретный стол, который стоит в вашей комнате, это «кусочек ре­альности». Когда мы называем этот предмет окружающего нас мира, в нашем мышлении есть определенное понятие стола, некое представле­ние о столе, которое обобщено в определениях толковых словарей, на­пример, русских:

Стол — предмет мебели в виде широкой горизонтальной доски на высоких опорах, ножках. Обедать за столом. Письменный стол. Оваль­ный стол. Сесть за стол. Встать из-за стола (0.).

Стол — предмет домашней мебели, представляющий собою широ­кую поверхность из досок (деревянных, мраморных и др.), укрепленных на одной или нескольких ножках, и служащий для того, чтобы ставить или класть что-нибудь на него. Круглый стол. Письменный стол. Обе­денный стол. Ломберный стол. Кухонный стол. Туалетный стол (У.).

Или в английских словарях:

Table — article of furniture consisting of flat top of wood or marble etc. and one or more usu. vertical sup­ports esp. one on which meals are laid out, articles of use or ornament kept, work done, or games played (COD).

Стол — предмет мебели, состоящий из деревянной, мраморной и др. поверхности, с одной или несколькими вертикальными опорами: для еды, для хранения украшений, для выполнения работы или для игр.

Table — a flat surface, usually supported by four legs, used for putting things on (CIDE).

Стол — плоская поверхность, обычно на четырех ножках, использует­ся для расположения на ней вещей.

В разных культурах понятие об этом предмете, обозначаемом в разных языках разными словами как разными звуковыми комплекса­ми (стол, der Tisch, a table, la table), но «эквивалентными по значе­нию», будет разным. Это особенно очевидно при сопоставлении рез­ко отличающихся друг от друга культур. Например, в Туркмении стол представлен просто куском клеенки или скатерти на полу, и только для «европейских гостей» в качестве демонстрации особого уважения могут внести и поставить стол в нашем понимании. Но речь даже и не идет о таких явных культурных различиях. В близкородственных евро­пейских культурах различие между тем, что стоит за, казалось бы, не­сомненно эквивалентными словами разных языков, становится вполне наглядным из одного любопытного откровения известной русской ки-

55

ноактрисы Елены Сафоновой, поселившейся в Париже с мужем-швей­царцем:

Дело не только в чужом языке. Дело в том, что, когда я говорю на любом языке слово стол, я вижу перед собой круглый деревянный стол на четырех ногах с чайными чашками. А когда французы говорят стол, они видят стол стеклянный, на одной ножке, но с цветочками. И ви­нить их бессмысленно, они с таким же успехом могут обвинить в этом меня. Они не хуже, они просто другие ⁹.

Это несколько наивное, но тонкое и точное наблюдение ярко иллю­стрирует отношения между предметом, понятием и словом. Эти отно­шения можно обобщить следующим образом: между реальным предме­том и словом, обозначающим этот предмет, стоит понятие, обусловлен­ное культурой и видением мира данного речевого коллектива. «Разные языки — это отнюдь не различные обозначения одной и той же вещи, а различные видения ее... Языки — это иероглифы, в которые человек заключает мир и свое воображение» ¹⁰.

Русское слово дом легко «переводится» на любой язык. Например, на английский — house. Однако русское слово дом шире по значению, чем слово house, оно включает в свою семантику любое здание, где живет и работает человек: наше министерство — это высокий серый дом на углу; наш факультет переехал в новый дом, следующий за кинотеат­ром «Литва» и т. п. В этих контекстах слово house неприемлемо: house — это дом, где вы живете, а не работаете. Тот дом, где вы работа­ете, — это building. Большой многоэтажный дом, где вы живете, это не house, это block of flats и т. д.

Разницу в объеме семантики этих слов описал Л. С. Бархударов: «Рус­ское слово дом можно считать эквивалентом английского house; одна­ко эти слова совпадают лишь в двух значениях: „здание, строение" (на­пример, каменный дом — о stone house) и „династия" (например, дом Романовых — the House of Romanovs). Во всех остальных значениях эти слова не совпадают. Русское дом имеет также значение „домашний очаг", „место жительства человека", в котором оно соответствует дру­гому английскому слову, а именно home. Дом в русском языке имеет также значение „учреждение", причем в этом значении оно каждый раз переводится на английский язык по-разному, в зависимости от того, о каком конкретно учреждении идет речь; ср. детский дом — children's home или orphanage; торговый дом — commercial firm; сумасшедший дом (разг.) — lunatic asylum; исправительный дом — reformatory и пр. В свою очередь английское house также имеет ряд значений, отсутству­ющих у слова дом: „палата парламента" (например, the House of Commons), „театр" (например, opera house), „зрители, аудитория" (appreciative house — „отзывчивая публика"), „сеанс" (the first house starts at five), „гостиница" и пр. Мы видим, что русское дом и английское house никак нельзя считать „двумя ярлыками для одной и той же вещи"; каждое из этих слов (а ведь мы рассмотрели относительно простой слу­чай) заключает в себе целую систему значений, лишь частично совпа­дающую с системой значений слова в другом языке» ¹¹.

⁹ Аргументы и факты, 1996, № 16 (146).

¹⁰ В. фон Гумбольдт. Язык и философия культуры. М., 1985, с. 349.

¹¹ Л. С. Бархударов. Двенадцать названий и двенадцать вещей // Русский язык за рубежом, 1969, № 4, с.79-80.

56

Дом и house различаются и по употреблению в речи. В русском язы­ке слово дом — обязательный компонент любого адреса. В английском языке в данном контексте у него вообще нет эквивалента и, соответ­ственно, «перевода», вы просто пишете номер перед названием улицы (10 Downing Street), а не после, как в русском адресе.

То, что дом шире по значению и употребительности, чем house, то есть между ними разница в объеме семантики (размер кусочков мозаи­ки), разница сочетаемости (обязательный дом в русском адресе и от­сутствие его в английском) — все это представляет значительные труд­ности при изучении и преподавании иностранных языков.

Однако, даже если рассмотреть те речевые ситуации, в которых дом и house совпадают по семантике, а значит, должны быть эквивалентны и легко переводимы, необходимо учитывать разницу культур на уровне если не реальных предметов, то представлений и понятий о них. Иначе говоря, понятие, выражаемое словом дом, и то, что стоит за английским словом house, — это разные вещи, определяемые разными культурами.

Для того чтобы понять и, соответственно, правильно перевести анг­лийское предложение That morning she had a headache and stayed upstairs, нужно знать, что представляет из себя английский house. Буквальным эквивалентом английских слов этого предложения будут русские сло­ва: В то утро она имела головную боль и осталась наверху. Правиль­ный перевод, передающий смысл предложения, — В то утро у нее бо­лела голова и она не вышла к завтраку.

Дело в том, что в традиционном английском доме наверху всегда толь­ко спальни, а гостиная, столовая, кухня — на первом этаже. Поэтому понятия upstairs (вверху, поднявшись по лестнице) и downstairs (вни­зу, спустившись по лестнице) подразумевают образ жизни и устройство дома, то есть все то, что обозначается словом house и что в ряде момен­тов существенно отличается от русского слова-понятия дом. И то, и дру­гое — и house, и дом — складывались веками под влиянием образа жизни, климата, географических условий и еще самых различных фак­торов.

Вот, например, как рекламирует фирма по строительству домов ар­хитектурный проект под названием «Русский дом с мансардой»: «С са­мого начала этот дом был задуман как собирательный образ жилища, отражающий наш российский менталитет, наш уклад жизни, при­вычки, климат, экономические возможности, наконец в итоге полу­чился неплохой прообраз современного, удобного, комфортабельного, теплого, уютного и недорогого дома для россиянина. Особый колорит этому проекту придает использование чердака под теплое, светлое, пол­ноценное жилье. Нам, неизбалованным солнечным светом жителям средней полосы, наклонные плоскости мансарды, чьи окна обращены в небо, дают возможность ощутить очарование залитого светом простран­ства. Таким образом, в доме свободно и с удобством может разместить­ся семья из 5-6 человек с весьма характерным для России демографи­ческим составом — бабушка-дедушка, папа-мама и дети (Выделено мною. — С. Т.)» ¹².

¹² Центр plus (Запад), 1997, № 12.

57

Такие простые, в прямом смысле обыденные, каждодневные природ­ные явления, как день-ночь, утро-вечер представляются очевидными межъязыковыми эквивалентами. Однако если сравнить их с английски­ми слoвaмиday-night, morning-evening, то становится явным несовпаде­ние культурных представлений о частях суток у разных народов.

Английское morning («утро») продолжается двенадцать часов, ров­но половину суток — от полуночи до полудня. Поэтому загулявшие ан­гличане приходят домой не в час или два часа ночи, а в час или два часа утра (one/two o'clock in the morning ). Затем начинается день, но совсем не day, как перевел бы русско-английский словарь слово день, а afternoon — послеполуденное время. Как это следует из внутренней формы слова, afternoon продолжается от полудня примерно часов до пяти-шести, когда начинается evening — как бы вечер, который уже в восемь часов сменяется короткой ночью — night. А в полночь — уже morning, «утро».

Кавычки при русских «эквивалентах» английских слов не случайны: какая же ночь в девять вечера? И как шокирует русских, изучающих английский язык, невинное английское предложение: he came to see her last night [он навестил ее прошлой ночью]! Или: tomorrow night we'll have dinner in a Chinese restaurant [завтра ночью мы пойдем обедать в китайский ресторан]. В этом предложении все неверно с точки зрения русской культуры: ночью и в ресторан не ходят, и не обедают. Разумеется,/о5£ night — это 'вчера вечером', а не 'вчера ночью', a two o'clock in the morning — это 'два часа ночи'.

Слово день представляет еще большие трудности. Кусочку русской языковой мозаики день соответствует два английских слова day и afternoon. Good day — это вовсе не добрый день, как можно было бы предположить по аналогии с good morning — доброе утро или good evening — добрый вечер. Добрый день — это good afternoon, a good day употребляется только при прощании, причем звучит резко и раздра­женно, даже грубо и может быть переведено как разговор окончен, до свидания!.

Такое, казалось бы, простое, очевидное и универсально-общечело­веческое явление, как деление календарного года на сезоны, или вре­мена года. У русскоязычного человека сомнений нет: четыре времени года — зима, весна, осень, лето — представлены по три месяца каж­дое. Двенадцать месяцев, четыре времени года — очень простая ариф­метика: три зимних месяца, три весенних и так далее. Английский год, то есть те же 365 дней в английском календаре, делится также на четы­ре времени года (seasons), однако на зиму и лето приходится по четыре месяца, а на осень и весну — по два. Русский весенний месяц май в английском календаре считается летним. Русский ноябрь — осенний месяц, а английский November — зимний.

Точно так же эквивалентность переводов на английский язык про­стейших слов завтрак, обед, ужин весьма сомнительна из-за различий в культуре. Breakfast существует в двух разновидностях: континенталь­ный и английский — с устойчивым и регулярным, скудным, с точки зре-

58

ния русских традиций, меню. Русское завтрак — это совершенно не лимитированное разнообразие кушаний, варьирующееся в разных со­циальных и территориальных группах, и просто от семьи к семье.

Обед еще более запутывает картину, потому что это и lunch, и dinner, а вернее ни lunch, ни dinner, не совпадающий ни гастрономически, по набору блюд, ни по времени (lunch в 12.00 — слишком рано, dinner — в 20-21.00 слишком поздно для обеда). Ужин — это и dinner, и supper. Таким образом, вся стройная система «переводов» «разбилась о быт», как сказал бы Маяковский.

Еще пример. Русское слово бабушка и английское grandmother — вообще термины (термины родства), обозначающие мать родителей. Однако что общего русская бабушка имеет с английской grandmother? Это совершенно разные образы, они по-разному выглядят, различно одеваются, у них совершенно разные функции в семье, разное поведе­ние, разный образ жизни. Русское слово babushka — одно из не слиш­ком многочисленных заимствований в английском языке, обозначаю­щее головной платок, косынку («a head scarf tied under the chin, worn by Russian peasant women» [головной платок, завязываемый под подбо­родком, наподобие того, как носят русские крестьянки] — CDEL). Рус­ская бабушка, как правило, занята в новом статусе еще больше, чем рань­ше: она растит внуков, ведет хозяйство, дает родителям возможность работать, зарабатывать деньги. Англоязычная grandmother уходит на «заслуженный отдых»: путешествует, ярко одевается, старается навер­стать упущенное в плане развлечений, приятного времяпрепровож­дения.

Весьма наглядную иллюстрацию сказанного дает сопоставление та­ких слов, как час и hour, эквивалентность которых, казалось бы, абсолют­на, так как их значение терминологично: час, hour 'единица времени, равная 60 минутам'. Однако если вы скажете в международной компа­нии «встретимся через час», то вполне обычным может быть вопрос: «русский час или английский час?» При этом все понимают, что час в любом языке это ровно 60 минут, но речь идет о различии культурного отношения ко времени. В отличие от русских, в культуре которых нет подчеркнутой пунктуальности и опоздания не только возможны, но и часто культурно обязательны (в гости, на приемы и т. п.), англичане зна­мениты своей точностью и бережным отношением ко времени. Мы зна­ем по своему опыту, что в российских учреждениях один час обеденного перерыва может затянуться на неопределенное количество времени.

Вот свидетельства российской прессы на эту тему: «Сегодня, 20 но­ября в 10.30 „ровно" (как обычно пишут в аукционных каталогах чо­порные англичане, и, кстати, они действительно в отличие от своих рос­сийских коллег начинают все свои мероприятия „минута в минуту") — так вот ровно в 10.30 в Лондоне на Кинг Стрит, в главном офисе Дома Кристи стартуют очередные торги „Императорское и послереволюци­онное искусство и иконы"» ¹³. Известный французский актер Пьер Ри­шар описывает свои впечатления о съемках на грузинской киностудии: «У нас кино — это индустрия, очень отлаженная, точно расписанная,

¹³ Независимая газета, 20.11.1997.

59

с жестким графиком работы. А в Грузии все наоборот. Съемки могли начаться в любое время и соответственно закончиться в любой час. Я никогда не знал, в какой сцене буду сниматься на следующий день. Иногда работа неожиданно останавливалась в разгар дня, и все начи­нали петь. У них нет того понятия о времени, какое существует на запа­де, когда директор картины все время следит за режиссером и требует от него „быстрее, быстрее"» ¹⁴.

Интересные данные о разном отношении представителей разных культур ко времени привел в своей работе «Культура и время» студент факультета иностранных языков МГУ Сергей Цингаленок. Он пригласил к себе на день рождения к 19 часам вечера своих друзей по студенчес­кому общежитию. Вот как он описывает «съезд гостей»: «Немцы при­шли в 6.55 и удивились, что никого нет. Китайцы пришли в 7.05, долго извинялись за опоздание и объяснили причины. В 7.30 пришли рус­ские и венгры и сказали: «Давайте начинать». Корейцы пришли в 8.30 и очень кратко извинились. Американцы пришли в 9.15, были очень рады, что вечеринка в разгаре и не сказали ни слова об опоздании. Остальные русские друзья потом шли всю ночь».

Таким образом, в культурной картине мира у русских и англичан за словами час и hour скрываются разные понятия.

§4. Конфликт культур при заполнении простой анкеты

Заполнение простейшей анкеты, карты прилета, багажной бирки со­пряжено с почти непреодолимыми культурными сложностями.

Начнем сначала. Имя, фамилия. Отчества в английском языке нет. Это легко, это безэквивалентная лексика в чистом виде. Но имя и фа­милия есть. И как правило, в анкетах, бланках и т. п. пишут first name — имя, last name — фамилия. Но там, где по-русски два разных слова, по-английски одно и то же слово пате, только имя — это «первое», а фа­милия — «последнее». Англичанам легко, они знают, что в их языке и культуре первое и что последнее, у них порядок слов жесткий и фикси­рованный, и имя идет сначала, а затем фамилия. По-русски же порядок слов свободный,то есть Иван Петров звучит так же правильно, как Пет­ров Иван. Поэтому русский человек, заполняя анкету по-английски и зная значения всех слов, не сразу понимает, какое из собственных имен first, а какое last. По-видимому, это трудно и для венгров и китайцев, у которых порядок слов фиксирован прямо противоположно английско­му языку: сначала фамилия, потом имя. Вот как описывается в путево­дителе фирмы «Berlitz» no Будапешту название площади Андраша Хесса: «Hess Andras ter (like the Chinese, the Hungarians put the last name first, we would call the printer Andras Hess [подобно китайцам, венгры сначала пишут фамилию, мы бы назвали художника Андраш Хесс])». Кстати, несмотря на свои относительные свободы в смысле порядка слов,

¹⁴ Известия, 21.03.1998.

60

мы в географическом названии тоже сначала ставим имя, потом фами­лию (улица Алексея Толстого, площадь Индиры Ганди и т. п.).

В качестве не лирического, но культурологического отступления хо­чется отметить, что, например, по китайским традициям нельзя назвать ребенка в честь любимого человека или старших в семье, как принято у русских. Это объясняется тем, что в древнем Китае запрещалось упот­ребление не только имени, которое носил император, но и тех иерогли­фов, которые использовались в его имени. Подобный запрет вошел в культуру и простых людей ¹⁵.

И еще одно отступление — от отступления. Только что объяснив и читателю, и себе самой разницу между относительно свободным мес­том имени и фамилии в русском языке и жестко фиксированным по­рядком (всегда сначала фамилия, потом имя) в китайском, в библио­графической ссылке на коллегу из Китая, подписавшего свои тезисы У Гохуа, я написала Гохуа полностью, приняв вначале это за фамилию. Это лишний раз показывает, как трудно преодолеть разрыв, во-первых, меж­дутеорией и практикой, а во-вторых — между разными культурами. Если следовать общим редакторским правилам (сначала инициалы имени, затем фамилия полностью), ссылку на автора следовало бы оформить так (как бы это ни казалось странным русскому глазу): Г. У. На IX Кон­грессе МАПРЯЛ в Братиславе коллега У из Китая сетовал, что на всех международных мероприятиях к нему обращаются неверно: Гохуа У.

Еще один случай культурных расхождений с формулировкой имени в английском и русском языках — это совершенно неприемлемая для русской культуры манера называть жену именем и фамилией мужа. Од­нажды моя подруга из Америки прислала мне посылку. На ней был на­писан наш адрес и странное для нас сочетание: Mrs. Valentin Fatushenkov. На почте мне, разумеется, эту посылку не выдали, несмотря на свиде­тельство о браке (я сохранила девичью фамилию) и пространные разъяс­нения о различиях культур и «их обычаях». У нас действовали только наши обычаи, что, впрочем, вполне логично, и идти за посылкой при­шлось моему мужу, который был недоволен не столько тем, что его по­беспокоили походом на почту, сколько тем, что моя странная подруга обозвала его «миссис». Культурные ошибки, как уже говорилось, вос­принимаются раздраженно, в отличие от большинства языковых.

Через некоторое время опять произошел конфликт с моим мужем, и опять из-за имени. На этот раз его мужское самолюбие было культурно уязвлено еще больше: в приглашении на прием в Британское посоль­ство он, правда, был «мистер», но теперь его назвали — о ужас! — моим именем, и он стал «мистер Светлана Тер-Минасова». В англоязычной культуре это нормально: если можно назвать жену именем мужа, то по­чему бы (тем более в эпоху расцвета феминизма) и не наоборот? Для нашей культуры это абсолютно неприемлемо, но приглашение гласило:

 

On the occasion of the Birthday of Her Majesty Queen Elisabeth II Her Majesty's Ambassador and Lady Wood re­quest the pleasure of the company of Mr. and Mrs. Svetlana Ter-Minasova.

По случаю Дня рождения Ее Величества Королевы Елизаветы II посол Ее Величества и леди Вуд имеют честь пригласить мистера и миссис Светлану Тер-Минасовых на прием.

¹⁵ У Гохуа. Письмо как объект лингво-культурологического исследования // IX Международный Конгресс МАПРЯЛ. Русский язык, лите­ратура и культура на рубеже веков. т. 2. Братислава, 1999, с. 184-185.

61

Когда меня назвали его именем, это вызвало легкое недоумение (раз­личие культур), когда его назвали моим именем, это вызвало бурное негодование (конфликт культур). Вряд ли нужно добавлять, что ни разу мой обиженный муж не принял приглашение. Впрочем, один раз он все же сделал исключение. Когда королева Елизавета II приехала в Москву и мы были приглашены в Британское посольство на прием в ее честь, мой муж тяжело вздохнул и сказал: «Ну ладно, пойду, хоть потом вну­кам буду рассказывать, как я встречался с английской королевой». Кон­фликта культур (в том числе и семейного) не было...

Вернемся к заполнению простейших анкет, бланков на английском языке. В некоторых из них (посадочных картах в самолетах, иммигра­ционных карточках при пересечении границ, анкетах при устройстве на работу и т. п.) после имен — «первых» и «последних» — идет слово nationality, которое все легко и радостно узнают по общему с русским словом национальность корню. Однако радость эта, как правило, преж­девременна. Дело в том, что nationality подразумевает не этни­ческую национальность, а граж­данство, официальную принад­лежность к стране. Поэтому рос­сийские украинцы, татары, евреи, чеченцы и т. п. должны писать в этой графе Russian, если у них рос­сийский паспорт. Англоязычный мир не интересуется, кто вы по крови, по этнической принадлеж­ности, а только тем, каково ваше гражданство.

Во времена Советского Союза эти культурные коннотации слова nationality вызывали споры, ссоры, конфликты. В 1973 году, заполняя

иммиграционную карточку при пересечении границы Великобритании в составе делегации советских стажеров, я была свидетельницей бур­ного возмущения членов нашей делегации из Литвы, Грузии, Армении, которым британские пограничники вычеркнули слова Lithuanian, Georgian, Armenian и написали Russian, причем сделали это без ожидае­мого нами стереотипного британского хладнокровия, а с нескрываемым раздражением. Увы! Со словами «There are no such countries as Lithuania, Georgia or Armenia on the map! [На карте нет таких стран — Литва, Гру­зия, Армения!]» они вынудили замолчать представителей этих респуб­лик, хотя страны Russia в то время на карте тоже не было. Если бы по­граничники написали Soviet по названию страны, конфликт был бы куда менее острым, так как речь шла бы о гражданстве. Но они просто заме­нили одну этническую национальность на другую.

Сейчас, когда на карте мира есть страна Россия, заполнение графы nationality на официальных бланках не вызывает скандалов, но служит

62

причиной недоразумений и культурного дискомфорта, чтобы не сказать конфликта.

Слово адрес представляет собой большие культурные проблемы. Это слово заимствовано русским языком из французского (adressé) и име­ется во всех европейских языках. Значение, стилистические коннота­ции этого слова, даже коллокационные связи его совпадают в разных языках. Но вот недавно моя коллега пришла устраиваться на работу в иностранную фирму и не смогла заполнить простейшую анкету, где сто­яли вопросы: имя, фамилия, адрес, а потом неожиданно для нее — го­род, страна. «Какой город? Какая страна? — повторяла она в растерян­ности. — Я ведь уже написала адрес».

Коммуникация не состоялась из-за «конфликта культур», вызванно­го не только сужением значения английского слова address до конкрет­ного местоположения жилища: улица, номер дома, номер квартиры, но и главным образом из-за того, что в русской реальной жизни адрес пи­шется в обратном порядке по отношению к европейским традициям — от общего к частному: страна, город, улица, номер дома, квартиры, имя адресата. Русский адрес уже включал и страну, и город, поэтому моя коллега и попала в тупик.

Наконец, дата. Казалось бы, что может быть формальнее даты? Здесь даже и не слова, а заменяющие их цифры, хотя иногда название месяца пишется словом. Но и в этом как бы «простейшем» случае межкультур­ная коммуникация осложнена различием культур. Ведь в американс­кой культуре цифра месяца пишется перед цифрой дня. Поэтому, если у вас на фотографии ваш заграничный фотоаппарат напишет что-нибудь вроде 03.18.97. или 10.30.98, не пугайтесь: он работает нормально. Просто в первом случае это 18 марта 1997 года, а во втором 30 октября 1998 года. Впрочем, это как раз просто. Хуже, когда обе цифры — до 12: 05.06.99 может быть 5 июня, если это наша или европейская культу­ра и 6 мая, если американская. Как обычно, чужая культура вызывает недоумение и пожимание плечами. И почему они не могут все делать, как надо, то есть по-нашему, по требованиям нашей культуры?!

§5. Эквивалентность слов, понятий, реалий

Во всех рассмотренных выше случаях речь шла о словах, как бы полно­стью эквивалентных в обоих языках. Однако, как явствует из сказанно­го, пресловутая эквивалентность, да еще и полная, может существовать иногда только на уровне реального мира. Понятия же об одних и тех же, то есть эквивалентных, предметах и явлениях действительности в разных языках различны, потому что строятся на разных представлени­ях в национально отличных сознаниях. Так же и слова живут своей раз­ной словесной жизнью в разных языках, имеют разную сочетаемость, разные стилистические и социокультурные коннотации.

63

Социокультурный фактор, то есть те социокультурные структуры, ко­торые лежат в основе структур языковых, окончательно подрывает идею «эквивалентности» слов разных языков, совпадающих по значению, то есть по соотнесенности с эквивалентными предметами и явлениями окружающего мира.

Действительно, «эквивалентные» слова различны и по объему се­мантики (дом шире по значению, чем house, так как включает и home, и building, и block of flats, и condominium, и mansion), и по употреблению в речи (ср. дом в русском адресе и отсутствие слов с данным значением в английском адресе), и по стилистическим коннотациям (ср. зеленые глаза и green eyes), и по возможностям лексической сочетаемости (ср. крепкий чай и strong tea). Но даже в тех редких случаях, когда все эти собственно языковые моменты совпали в разных языках, не следует забывать о внеязыковых различиях, то есть о том, что различны как сами предметы и явления, так и представления, понятия о них. Это впол­не естественно и закономерно, поскольку различны наши образы жиз­ни, мировоззрения, привычки, традиции, те бесконечные и разнообраз­ные условности, которые определяют национальную культуру в широ­ком смысле слова. Дом и house — это разные виды жилища, имеющие разную социальную и культурную структуру.

В этом плане большой интерес представляют билингвы, люди, име­ющие два родных языка, а также преподаватели иностранных языков и переводчики, профессионально владеющие иными языками. У билинг­вов одновременно сосуществуют две языковые картины мира, у специ­алистов по иностранным языкам вторичная языковая картина мира на­кладывается на первичную, заданную родным языком.

Особенно любопытны свидетельства билингвов, выросших в одной культуре, но владеющих двумя языками. Исключительно ценная инфор­мация такого рода содержится в книге Андрея Макина «Le testament français» («Французское завещание»).

Андрей Макин, русский, родился в 1957 году в Красноярске, учился в Московском университете, эмигрировал в 1987 году во Францию, где начал писать романы. Его четвертая книга «Французское завещание», вышедшая в 1995 году, впервые в истории французской литературы получила одновременно высшую литературную премию Гонкуров и пре­мию Медичи. Все романы Макина написаны по-французски. Он с дет­ства знал два языка в качестве родных: русский и от бабушки-францу­женки — французский.

В автобиографическом романе «Французское завещание» он пишет, что французский язык воспринимался им не как иностранный, а как некий семейный язык, код, отличавший их семью от других русских се­мей. Эта ситуация идеально иллюстрирует все сказанное выше о взаи­моотношениях языка, культуры, мышления и реального мира.

Противоречия между реальностью русского мира и французским языком очевидны в следующих отрывках этого выдающегося произ­ведения.

Говоря о месте своего рождения, Нёйи-сюр-Сен, Шарлотта, бабушка

64

Макина, называет это место деревней (village). В культурном мышлении ее внука и внучки есть только одно представление — о русской дерев­не: деревянные избы, стадо, петух, деревенские мужики и бабы. Проти­воречие между понятием, обозначенным русским словом деревня, и со­ответствующим понятием, выраженным французским словом village, за­путывает детей, вызывает у них культурный шок, когда они видят фото­графию «некоего Марселя Пруста», жившего в бабушкиной «деревне», игравшего там в теннис (в деревне?!) и внешне никак не совпадающего с образом русского деревенского обитателя. Вот как это описано в ро­мане А. Макина:

Neuilly-sur-Seine était composée d'une douzaine de maisons en rondins. De vraies isbas avec des toits recou­verts de minces lattes argentées par les intempéries d'hiver, avec des fenêtres dans des cadres en bois joli­ment ciselés, des haies sur lesquelles séchait le linge. Les jeunes femmes portaient sur une palanche des seaux pleins qui laissaient tomber quelques gouttes sur la poussiè de la grand-rue. Les hommes chargeaient de lourds sacs de blé sur une télègue. Un troupeau, dans une lenteur pares­seuse, coulait vers l'etable. Nous en­tendions le son sourd des clochettes, le chant enroué d'un coq. La senteur agréable d'un feu de bois — l'odeur du dîner tout proche — planait dans l'air.

Car notre grand-mère nous avait bien dit, un jour, en parlant de sa ville natale:

 — Oh! Neuilly, à l'époque, était un simple village...

Elle l'avait dit en français, mais nous, nous ne connaissions que les villag­es russes. Et le village en Russie est nécessairement un chapelet d'isbas — le mot même dérevnia vient de dérévo — l'arbre, le bois. La confusion fut ten­ace malgré les éclaircissements que les récits de Charlotte apporteraient par la suite. Au nom de «Neuilly», c'est le village avec ses maisons en bois, son troupeau et son coq qui surgissait tout de suite. Et quand, l'été suivant, Char­lotte nous parla pour la première fois d'un certain Marcel Proust, «à propos, on le voyait jouer au tennis à Neuilly, sur le boulevard Bineau», nous imaginâmes ce dandy aux grands yeux langoureux (elle nous avait montré sa photo) — au milieu des isbas!

La réalité russe transparaissait souvent sous la fragile patine de nos vo­cables français. Le président de la République n'échappait pas à quelque chose de stalinien dans le portrait que brossait notre imagination. Neuilly se peuplait de kolkhoziens ¹⁶.

Нёйи-сюр-Сен состоял из дюжины бревенчатых домов. Из самых настоящих изб, крытых узкими пластинками дранки, посеребренной зимней непогодой, с окнами в рамке затейливых резных наличников, с плетнями, на которых сушилось белье. Молодые женщины носили на коромыслах полные ведра, из которых на пыльную главную улицу выплескивалась вода. Мужчины грузили на телегу тяжелые мешки с зерном. К хлеву медленно и лениво брело стадо. Мы слышали при­глушенное звяканье колокольчиков, хриплое пенье петуха. В воздухе был разлит приятный запах зажженного очага — запах готовящегося ужина.

Ведь бабушка, говоря о своем родном городе, сказала нам однажды: — О! Нёйи был в ту пору просто деревней...

Она сказала это по-французски, но мы-то знали только русские дерев­ни. А деревня в России — это обязательно цепочка изб (само слово деревня происходит от дерева, а стало быть — деревянная, бревенча­тая). Хотя последующие рассказы Шарлотты многое прояснили, за­блуждение сохранялось долго. При слове «Нёйи» перед нами тотчас возникала деревня с ее бревенчатыми избами, стадом и петухом. И когда на другое лето Шарлотта впервые упомянула о неком Марселе Прусте («Между прочим, он играл в теннис на бульваре Бино в Нёйи»), мы тотчас представили себе этого денди с большими томными глазами (бабушка показывала нам его фотографию) в окружении изб! Русская действительность часто просвечивала сквозь хрупкую патину наших французских вокабул. В портрете Президента Республики, который рисовало наше воображение, не обошлось без сталинских черт. Нёйи населяли колхозники (А. Макин. Французское завещание. Пер. Ю. Яхниной и Н. Шаховской // Иностранная литература, 1996, № 12, с. 28).

¹⁶ А. Makine. Le testament français. [Paris], Mercure de France, 1997, p. 43-44.

65

С возрастом герой романа ощущает все больше неудобств от двой­ного видения мира, от раздвоения личности, от постоянного своеоб­разного конфликта языков внутри одной культуры.

Так, в его сознании происходит столкновение двух разных образов при употреблении русского слова царь и французского заимствования из русского языка — tsar. Слова абсолютно эквивалентны в языковом плане, но за русским словом стоит кровавый тиран Николай II из совет­ского учебника русской истории. Французское же слово вызывало у мальчика ассоциации с элегантным молодым царем Николаем II и его красавицей-женой, приехавшими в Париж на закладку моста Алексан­дра III, с атмосферой праздника, балов и банкетов в честь августейшей пары, то есть тот образ, который был создан рассказами французской бабушки.

Именно на слове царь герой романа Макина осознает свою «осо­бенность», отличность от окружающих, в частности от агрессивных и ненавидящих его товарищей по школе.

 

Cette question, en apparence, était toute simple: «Oui, je sais, c'était un

tyran sanguinaire, c'est écrit dans notre manuel. Mais que faut-il-faire alors de ce vent frais sentant la mer qui soufflait sur la Seine, de la so­norité de ces vers qui s'envolaient dans ce vent, du crissement de la truelle d'or sur le granit — que faire de ce jour lointain? Car je ressens son atmosphère si intensément!»

Non, il ne s'agissait pas pour moi de réhabiliter ce Nocolas II. Je faisais confiance à mon manuel et à notre proffesseur. Mais ce jour lointain, ce vent, cet air ensoleillé? Je m'embrouillais dans ces réflexions sans suite — mi-pensées, mi-images. En repoussant mes camarades rieurs qui m'agrippaient et m'assour­dissaient de leurs moqueries, j'éprouvai soudain une terrible jalousie envers eux: «Comme c'est bien de ne pas porter en soi cette journée de grand vent, ce passé si dense et apparem­ment si inutile. Oui, n'avoir qu'un seul regard sur la vie. Ne pas voir comme je vois...»

Cette dernière pensée me parut tellement insolite que je cessai de re­pousser les attaques de mes persifleurs, me tournant vers la fenêtre derrière laquelle s'étendait la ville enneigée. Donc, je voyais autrement! Était-ce un avantage? Ou un handicap, une tare? Je n'en savais rien. Je crus pouvoir expliquer cette double vision par mes deux langues: en effet, quand je prononçais en russe «ЦАРЬ», un tyran cruel se dressait devaint moi; tandis que le mot «tsar» en français s'emplissait de lumières, de bruits, de vent,

d'éclats de lustres, de reflets d'épaules féminines nues, de parfums mé­langés — de cet air inimitable de notre Atlantide. Je compris qu'il faudrait cacher ce deuxième regard sur les choses, car il ne pourrait susciter que les moqueries de la part des autres ¹⁷.

Вопрос, на первый взгляд, был очень простым: «Ну да, я знаю, это был кровавый тиран, так сказано в нашем учебнике. Но что тогда делать с тем свежим, пахнущим морем ветром, который веял над Сеной, со звучностью уносимых этим ветром стихов, со скрипом золотой лопатки по граниту — что делать с тем далеким днем? Ведь я так прон­зительно чувствую его атмосферу?»

Нет, я вовсе не собирался реабилитировать Николая И. Я доверял своему учебнику и нашему учителю. Но тот далекий день, тот ветер, тот солнечный воздух? Я путался в бессвязных размышлениях, полу­мыслях, полуобразах. Отталкивая расшалившихся товарищей, которые осыпали и оглушали меня насмешками, я вдруг почувствовал к ним жуткую зависть: «Как хорошо тем, кто не носит в себе этот вет­реный день, это прошлое, такое насыщенное и, судя по всему, беспо­лезное. Смотреть бы на жизнь единым взглядом. Не видеть так, как вижу я...»

Последняя мысль показалась мне такой диковинной, что я перестал отбиваться от зубоскалов и обернулся к окну, за которым простерся заснеженный город. Так, значит, я вижу по-другому? Что это — пре­имущество? А может, ущербность, изъян? Я не знал. Но решил, что двойное видение можно объяснить моим двуязычием — в самом деле, когда я произносил по-русски «царь», передо мной возникал жестокий тиран; а французское «tsar» наполнялось светом, звуками, ветром, сверканьем люстр, блеском обнаженных плеч — неповторимым возду­хом нашей Атлантиды. И я понял, что этот второй взгляд на вещи надо скрывать, потому что у других он вызывает только насмешки (А. Макин. Французское завещание, с. 36).

66

Огромную, «непереводимую» разницу этих двух языков раскрывает одна лишь фраза, сказанная мимоходом Шарлоттой (следовательно, по-французски) в ответ на вопрос о судьбе президента Франции начала XX века: «Le Président est mort à L'Elysée, dans les bras de sa maîtresse, Marguerite Steinheil... [Президент умер в Елисейском дворце в объяти­ях своей любовницы, Маргариты Стенель...]»¹⁸. Оказалось, что эту фразу нельзя «перевести» на русский язык, потому что за ней стоит совер­шенно иная — не русская — культура.

«Félix Faure... Le président de la République... Dans les bras de sa maîtresse...» Plus que jamais l'Atlantide-France me paraissait une terra incognita où nos notions russ­es n'avaient plus cours.

La mort de Félix Faure me fit pren­dre conscience de mon âge: j'avais treize ans, je devinais ce que voulait dire «mourir dans les bras d'une femme», et l'on pouvait m'entretenir désormais sur des sujets pareils. D'ailleurs, le courage et l'absence to­tale d'hypocrisie dans le résit de Char­lotte démontrèrent ce que je savais déjà: elle n'était pas une grand-mère comme les autres. Non, aucune babouchka russe ne se serait hasardée dans une telle discussion avec son petit-fils. Je pressentais dans cette liberté d'expression une vision insolite du corps, de l'amour, des rapports entre l'homme et la femme — un mystérieux «regard français».

Le matin, je m'en allai dans la steppe pour rêver, seul, a la fabuleuse mutation apportée dans ma vie par la mort du Président. À ma très grande surprise, revue en russe, la scène n'était plus bonne à dire. Même impossible à dire! Censurée par une inexplicable pudeur des mots, raturée tout à coup par une étrange morale offusquée. Enfin dite, elle hésitait entre l'obscénité morbide et les euphémismes qui transformaient ce couple d'amants en per­sonnages d'un roman sentimental mal traduit.

«Non, me disais-je, étendu dans l'herbe ondoyant sous le vent chaud, ce n'est qu'en français qu'il pouvait mourir dans les bras de Marguerite Stein-heil...» ¹⁹

«Феликс Фор... Президент Республики... В объятиях любовницы...» Атлантида-Франция, больше чем когда бы то ни было, представала передо мной terra incognita, где наши русские понятия уже не имели хождения.

Смерть Феликса Фора заставила меня осознать мой возраст: мне было тринадцать, я догадывался, что означает «умереть в объятиях женщи­ны», отныне со мной можно было говорить на эти темы. Впрочем, смелость и полное отсутствие ханжества в рассказе Шарлотты под­твердили то, что я уже и так знал: Шарлотта не была такой, как другие бабушки. Нет, ни одна русская бабуля не решилась бы вести со своим внуком подобный разговор. В этой свободе выражения я предощущал непривычный взгляд на тело, на любовь, на отношения мужчины и женщины — загадочный «французский взгляд». Утром я ушел в степь один, чтобы в одиночестве поразмыслить об уди­вительном сдвиге, который произвела в моей жизни смерть Президен­та. К моему великому изумлению, по-русски сцена плохо подавалась описанию. Да ее просто нельзя было описать! Необъяснимая словес­ная стыдливость подвергала ее цензуре, странная диковинная мораль оскорбленно ее ретушировала. А когда наконец слова были выговоре­ны, они оказывались чем-то средним между извращенной непристой­ностью и эвфемизмом, что превращало двух возлюбленных в персона­жей сентиментального романа в плохом переводе. «Нет, — говорил я себе, лежа в траве, колеблемой жарким ветром, — умереть в объятиях Маргариты Стенель он мог только на французс­ком...» (А. Макин. Французское завещание, с. 52).

Итак, язык — это зеркало и реального, и культурно-понятийного мира (то есть мира культурно-обусловленных понятий), так как он отражает и тот, и другой. Правда, выше это зеркало было названо кривым, по-

¹⁷ A. Makine. Le testament français. [Paris], Mercure de France, 1997, p. 65-66.

¹⁸ Ibid., p. 112.

¹⁹ A. Makine. Le testament français. [Paris], Mercure de France, 1997, p. 113-114.

67

скольку оно отражает не объективно-равнодушную картину мира, а субъективную, свойственную данному народу, пропущенную через его разум и душу. Пожалуй, правильнее было бы назвать язык не кривым, а творческим или даже волшебным зеркалом. Это поможет избежать от­рицательных коннотаций по отношению к языку и подчеркнуть его твор­ческую, созидательную роль в воздействии на личность носителя язы­ка. Ведь язык не просто пассивно отражает все, что дано человеку в чувственном, созидательном и культурном опыте. Он (язык) одновре­менно (то есть непрерывно взаимодействуя с культурой и мышлением) формирует носителя языка как личность, принадлежащую к данному социокультурному сообществу, навязывая и развивая систему ценнос­тей, мораль, поведение, отношение к людям.

Если продолжить метафору с картиной, то у каждого народа свое культурное видение мира подобно каждому направлению живописи. Один и тот же стог сена, нарисованный реалистом, импрессионистом,

кубистом, абстракционистом и т. д., будет видеться и выглядеть совершенно по-разному, хотя в ре­альном мире это один и тот же стог. Язык можно сравнить с кистью ху­дожника, рисующего мир с натуры, но пропускающего ее через свое художественное сознание, созда­ющего картину мира.

Отражение мира в языке — это коллективное творчество народа, говорящего на этом языке, и каж­дое новое поколение получает с родным языком полный комплект культуры, в котором уже заложены черты национального характера, мировоззрение (вдумайтесь во внутреннюю формулу этого пре­красного слова: воззрение на мир, видение мира), мораль и т. п.

Язык, таким образом, отражает мир и культуру и формирует своего носителя. Он зеркало и инструмент культуры одновременно, выполняет пассивные функции отражения и активные функции созидания.

Функции эти реализуются в процессе общения, коммуникации, глав­ным средством которой является язык, поэтому всякое разделение на функции — условный, эвристический прием. Соответственно и назва­ния частей этой книги — «Язык как зеркало культуры» и «Язык как ору­дие культуры» — условны и искажают реальное положение дел, а имен­но сосуществующее взаимодействие обеих ролей и функций языка.

Чтобы оправдаться, можно еще раз напомнить, что всякое научное изучение любого предмета или явления есть насилие над ним, наме­ренное искажение с благородной целью всестороннего и глубинного исследования. Следовательно, каждый ученый — это насильник над

изучаемой им действительностью, убивающий ее, препарирующий, ана­лизирующий (разнимающий целое на составные части), меняющий ее состояние, компоненты, размеры и т. п., но все с теми же благородней­шими целями: во имя науки, во имя познания, прогресса и будущего человечества.

После этого отнюдь не лирического, а скорее научного, методологи­ческого отступления, осознав определенную условность предлагаемо­го исследования, вернемся к рассмотрению роли языка как зеркала ок­ружающего мира.

68

§ 6. Лексическая детализация понятий

Итак, языковые явления отражают общественную и культурную жизнь говорящего коллектива. С этой точки зрения интересно выяснить, как отражаются в языке некоторые понятия и насколько лексическая дета­лизация этих понятий обусловлена социальными факторами.

Специальное изучение данной проблемы, проведенное на материа­ле современной англоязычной художественной литературы, показало следующее. В результате изучения способов лексического выражения понятий "вкусный" — "невкусный" выяснилось, что в современном ан­глийском языке понятие отрицательной оценки пищи (русское невкус­ный) почти совершенно не детализированно и лексически представле­но скудно. Основным способом выражения данного понятия является сочетание not good [нехороший], причем употребление именно этой формы, а не более резкое в эмоционально-оценочных коннотациях мо­нолексемное выражение того же понятия bad [плохой], по-видимому, не случайно. В современном английском обществе, как правило, не при­нято отрицательно отзываться о пище, это не соответствует культурно-этическим требованиям, поэтому данное понятие осталось лексически неразвитым, недетализированным. Показательно также то, что в имею­щемся материале не встретилось ни одного случая выражения понятия невкусный в прямой речи.

Понятие же положительной оценки пищи — "вкусный" — представ­лено в языке современной английской и американской литературы го­раздо ярче, оно более детализированно, лексически разнообразнее. Наряду с очень употребительным словом good [хороший], для выраже­ния понятие «вкусный» используются словосочетания со словами delicious [вкусный], nice [милый], excellent [отличный], perfect [совер­шенный], fine [прекрасный], splendid [превосходный], appetizing [ап­петитный], beautiful [великолепный], savoury [пикантный]. Похвалить пищу (даже если она этого и не заслуживает) — одна из норм культур­ного поведения в современном цивилизованном обществе, в то время как плохо отозваться об угощении — явное нарушение этой нормы. Данное этическое требование непосредственно отразилось в современ­ном английском языке: понятие положительной оценки пищи выраже-

69

но лексически разнообразнее и богаче, чем антонимичное по значе­нию понятие. Собранный материал, обработанный методом симптома­тической статистики, полностью подтверждает сказанное: 94% общего числа примеров содержат положительную оценку.

Интересные наблюдения сделаны при исследовании социального фо­на высказывания, а также контекста ситуации. Выяснилось, что выра­жение оценки пищи характерно главным образом для зажиточных лю­дей, для представителей средних и высших слоев общества, склонных в данном вопросе к «переоценке» (overstatement). Бедняки же, предста­вители низших слоев общества, гораздо реже выражают свое отноше­ние к еде и склонны к ее «недооценке» (understatement). Оба этих яв­ления легко объяснимы: для представителей более зажиточных слоев общества прием пищи — не просто естественная функция, необходи­мая для поддержания жизни, а еще и определенный социокультурный ритуал, важное явление общественной жизни, для которого качество пищи имеет существенное значение (достаточно вспомнить знамени­тое «седло барашка» на торжественных собраниях семьи Форсайтов).

Оценка пищи (или приема пищи) у зажиточных слоев общества от­личается лексическим многообразием и богатством оттенков:

The feature of the feast was red mullet. This delectable fish brought from a considerable distance in a state of almost perfect preservation was first fried, then boned, then served in ice according to a recipe known to a few men of the world (J. Galsworthy) [Гвоздем программы на празднике ста­ла красная кефаль. Восхитительная рыба, привезенная издалека, пре­восходно сохранившаяся, была сначала поджарена, затем очищена от костей и подана на льду, согласно рецепту, известному лишь несколь­ким людям на свете (Дж. Голсуорси)].

«Delicious!» he said. «Exquisite! Who but a Frenchman could make poetry of fish, I ask you?» (Ch. Gorham) [«Великолепно!» — сказал он. «Изыс­канно! Кто как не француз мог сделать из рыбы поэму, скажите мне!» (Ч. Горхэм)].

При описании пищи бедняков используются другие критерии и лек­сические средства, ограничивающиеся в большинстве случаев слова­ми good [хороший], tasty [вкусный], nourishing [питательный]:

«There's no bloddy head room», agreed Slogger, chewing pie with the noisy relish of a man whose missus usually gave him cut bread and dripping. But this was a bloddy good pie! (A. J. Cronin) [«Нет здесь никакой черто­вой передней комнаты», — согласился Слоггер, звучно поглощавший пи­рог с видом человека, который обычно получал от жены кусок хлеба с го­вяжьим жиром. А это был чертовски хороший пирог! (А. Дж. Кронин)].

Any working-class wife who has thin times will have a fine knowledge of those cuts which are inexpensive and nourishing and also tasty (R. Hoggart) [Любая женщина из рабочей среды, постоянно ограниченная в сред­ствах, прекрасно знает о существовании таких недорогих, питательных и в то же время вкусных кусках мяса (Р. Хоггарт)].

Poor old age pensioners used sometimes to simulate a tasty meal by dissolving a penny Oxo in warm water, and having it with bread (R. Hoggart)

70

[Нищим старикам-пенсионерам приходилось порой создавать себе по­добие вкусного обеда, разведя кубик бульона «Оксо» в кипятке, потом выпивая его с куском хлеба (Р. Хоггарт)].

В пище бедняков главным достоинством является ее питательность, «солидность», «существенность», то есть как раз то, что передается сло­вами nourishing [питательный] и tasty [вкусный]. Трудно представить себе оценку пищи бедняков с помощью таких слов, как exquisite [изыс­канный], delectable [восхитительный], даже delicious [очень вкусный].

Способы выражения положительной или отрицательной оценки пищи могут быть обусловлены и такими факторами, как возраст, пол, уровень образования говорящего. Тенденция к переоценке, характерная для молодых людей, отчетливо проявляется в следующих диалогах:

1. Бабушка и внук. «Is it a good cake?» she asked intensely. «Yes, mam», he said, wiring into it. «It's fair champion» (A. J. Cronin) [«Пирог хоро­ший?» — напряженно спросила она. — «Да, мэм, — ответил он, вгры­заясь в него. — Прямо пирог-чемпион!» (А. Дж. Кронин)].

2. Дедушка и внук. Seated at a little marble topped table in the oldes-tablished confectioner's, the Rector watched his grandson eat strawberry ice. «Good?» — «Awfully» (A. J. Cronin) [Сидя за маленьким мраморным сто­ликом в старинной кондитерской, ректор смотрел, как его внук ест клуб­ничное мороженое: «Вкусно?» — «Обалденно!» (А. Дж. Кронин)].

В результате изучения лингвистического выражения понятий "здо­ровый" — "больной" в современном английском языке выяснилось, что понятие "здоровый" выражается посредством слов healthy [здоровый], safe [безопасный] и словосочетаний to do well [(у кого-либо) все хоро­шо], to be all right [(у кого-либо) все в порядке], to be in good health [быть в добром здравии], to be in (good) shape [быть в (хорошей) фор­ме]. В тех же произведениях понятие «больной» представлено слово­сочетаниями, как правило, глагольными: to have a heart attack [перене­сти сердечный приступ], to have an eye infection [(у кого-либо) глазная инфекция], to catch cold [схватить простуду], to suffer from a disease [бо­леть какой-либо болезнью], to feel the ache [испытывать боль], to feel the pains [испытывать боли], to feel weak [ощущать слабость], to feel lousy [чувствовать себя отвратительно], to feel light-headed [испытывать головокружение], to be ill [быть больным], to be bad [чувствовать себя плохо], to be unwell [чувствовать себя неважно], to look peaky [плохо выглядеть, осунуться].

При простом перечислении способов языкового выражения поня­тий "здоровый" — "больной" становится ясно, что последнее представ­лено лексически богаче и разнообразнее, более детализированно.

Одна из причин такого соотношения понятий "здоровый" — "боль­ной" в том, что здоровье — нормальное состояние человека, а болезнь — отклонение от нормы, состояние, гораздо более разнообразное, так как отклонений от нормы может быть очень много. Однако данное объясне­ние не основное и не единственное. Большое количество способов вы­ражения понятия "больной" объясняется тем, что в современном анг­лийском обществе, по-видимому, принято обсуждать болезни, говорить о

71

физическом и душевном нездоровье. Исследование необходимо допол­нить диахроническим анализом: сравнение соотношения языкового вы­ражения понятий "здоровый" — "больной" в англоязычном обществе в XIX и XX веков может дать интересные результаты, так как существует мнение, что стремление говорить о болезнях вообще и о своих недугах в частности характерно именно для современных людей, в то время как в XIX веке подобные разговоры противоречили этическим нормам и по­нятие «больной» в языке выражалось менее детализированно.

Интересные результаты дало исследование концептуальной основы словосочетаний, выражающих понятия "грязный" — "чистый". В про­изведениях современной художественной литературы понятие "чистый" было представлено семью прилагательными (clean [чистый], spotless [незапятнанный], antiseptic [антисептический], neat [опрятный, акку­ратный], immaculate [безупречно чистый], риrе [чистый], dear [чистый, ясный]), а понятие «грязный» — 21 прилагательным (dirty [грязный], greasy [жирный, грязный, немытый (о волосах)], muddy [грязный (о до­роге)], coarse [необделанный (о материале), грубый, шероховатый], soiled [испачканный,], dusty [пыльный], foul [грязный до отвращения и дурно пахнущий], befouled [запачканный], unsanitary [антисанитарный], grubby [неряшливый, неопрятный], plastered [испачканный известкой], filthy [грязный, немытый], stale [несвежий, затасканный], sooty [покры­тый сажей], unclean [нечистый], stained [запятнанный], grimed [испач­канный], sordid [грязный, гнойный, отталкивающий], impure [нечистый], non риrе [нечистый], mucky [грязный (навозный)]).

Уже простое количественное сравнение этих двух списков говорит само за себя. Понятие "грязный" значительно более детализировано, расчленено, многообразнее представлено в современном английском языке, чем понятие "чистый". Это можно объяснить теми же причина­ми, что и в случае понятий "здоровый" — «больной": "чистый" в совре­менной английской культуре — как бы норма, предполагаемое есте­ственное состояние цивилизованного человека, а "грязный" — самые разнообразные отклонения от нормы, и именно это вызывает лекси­ческую реакцию. Но сам факт детализованности и расчлененности по­нятия в сознании и, соответственно, в языке людей еще не объясняет полностью большей употребительности словосочетаний с прилагатель­ными, обозначающими оттенки грязного, в языке современной художе­ственной литературы. Здесь проявляется влияние сложного комплекса различных социокультурных факторов. Действительно, с одной сторо­ны, в современном обществе, по сравнению, например, с прошлым ве­ком, уровень санитарно-гигиенических требований значительно воз­рос в связи с общим прогрессом медицины, повышением культуры ги­гиены. Это, казалось бы, противоречит лингвистическим фактам, обна­руженным в результате анализа современной англоязычной художе­ственной литературы. Однако не нужно забывать, что в современном английском языке слова, выражающие понятия "грязный" — "чистый", употребляются не только в прямом смысле, но и в переносном, когда речь идет не о чистоте физической, не о чистоте конкретных предме­тов, а о чистоте душевной, о чистоте взаимоотношений, намерений, по-

72

мыслов. Слова, выражающие понятие "грязный", часто употребляются в переносном смысле:

I met him at the Con ball at Leddersford. He made a pass within the first five minutes and invited me to a dirty week-end within another five (J. Braine) [Я познакомилась с ним на балу консерваторов в Леддерсфорде. Он начал приставать ко мне в первые пять минут, а в следующие пять при­гласил меня провести с ним сомнительные (букв. грязные) выходные (Дж. Брейн)].

His motives were far from pure (М. Bradbury) [Его побуждения были далеки от чистых (Р. Брэдбери)].

I called him every foul name I could lay my tongue to (A. Hailey) [Я обзывал его всеми грязными словами, которые только мог произнести (А. Хейли)].

And Soames was alone again. The spidery, dirty, ridiculous business! (J. Galsworthy) [И Сомс вновь остался один. Этот паучий, грязный, неле­пый бизнес! (Дж. Голсуорси)].

Have you anything really shocking, Reggie? I adore mucky books, and you never have any in stock (J. Braine) [Есть у тебя что-нибудь действительно стоящее, Регги? Я обожаю грязные истории, а у тебя таких в продаже никогда не водится! (Дж. Брейн)].

You played a dirty trick — we'd have given you five if you'd asked for it... (W. Golding) [Что это за дурацкие (букв. грязные) фокусы? Если бы ты попросил, мы бы дали тебе пятерку! (У. Голдинг)].

Еще одно обстоятельство — коренные изменения, которые произош­ли в литературных жанрах, стилях, направлениях. Для многих совре­менных западных писателей характерно стремление изобразить жизнь, как она есть, не только ничего не приукрашивая, но часто выставляя напоказ наиболее темные стороны действительности. Последователь­ное диахроническое изучение языка в этом плане является важной за­дачей современной лингвистики и может дать интересные результаты.

Так, при диахроническом исследовании языкового выражения поня­тий "богатый" — "бедный" в английском языке выяснилось, что и в ро­манах начала XIX века (произведения Джейн Остин), и в романах сере­дины XX века (романы Айрис Мёрдок) понятие "богатый" представлено гораздо большим количеством слов и словосочетаний, чем понятие "бед­ный". Избыточность и яркость детализации понятия "богатый" могут быть объяснены определенными социальными факторами: в английском обществе, резко разделенном на богатых и бедных, понятие материаль­ного благосостояния играет огромную роль, это буквально вопрос жиз­ни и смерти, поэтому быть богатым — стремление и желание каждого, это морально-этическая норма, которая социально поощряется, а быть бедным — очень плохо и противоречит общественной этике. Именно поэтому языковое выражение богатства так ярко и разнообразно (и в данном случае время не изменяет общей ситуации: в наши дни быть богатым так же важно, как и двести лет назад). Эту жизненно важную, приятную и волнующую тему в капиталистической Англии принято сма­ковать до тонкостей: о rich man [богатый человек], to be rich [быть бога­тым], a man of large fortune [человек с большим состоянием], a man with

73

fortune [человек с состоянием], to make a tolerable fortune [сколотить приличное состояние], to give fortune [дать богатство], splendid property [роскошная собственность], in easy circumstances [в незатрудненных обстоятельствах], to have a comfortable income [иметь достойный до­ход], to have money [иметь деньги], to get money [располагать деньга­ми], to save money [копить деньги], to be well-off [быть обеспеченным] и многое другое. В отличие от этого, понятие «бедный» выражается всего несколькими словами и словосочетаниями: a poor man [бедный чело­век], to be poor [быть бедным], to have no money [не иметь денег], to be in financial difficulties [финансо­вые затруднения], want of money [нуждаться в день­гах], a man without money [человек без денег].

Хотя по общему количеству слов и словосочета­ний соотношение между языковым выражением по­нятий "богатый" — "бедный" и в XIX, и в XX веке ос­тается одинаковым, по выбору слов оно имеет суще­ственные различия. В XIX веке самым распространен­ным словом, выражающим богатство, было fortune в разнообразных сочетаниях (о man of fortune [зажи­точный человек], good fortune [хорошее состояние], large fortune [большое состояние], splendid fortune [прекрасное состояние], tolerable fortune [приличное состояние], to give fortune [дать богатство]). В иссле­дованных романах XX века слово fortune ни разу не встретилось в опи­саниях материального положения персонажей. В XIX веке понятие бо­гатства, состояния (fortune) означало в первую очередь владение зем­лями, поместьями, большими деньгами. Как известно, говорящий со­здает (или употребляет) словосочетания в соответствии со своим соци­окультурным опытом. По-видимому, словосочетания со словом fortune так редко встречаются в современном английском языке по той причине, что они не отражают социокультурный опыт носителей языка.

Словосочетания с прилагательными rich [богатый], в XIX веке зани­мавшие по частоте употребления второе (после fortune [состояние]) место, в XX веке стали самыми употребительными.

Точно так же часто встречаемые в романах XIX века словосочетания со словом income оказались в наши дни вытесненными словосочетани­ями со словом means [доход, средства]. В XX веке изменилось содержа­ние понятия богатства: оно предполагает, в первую очередь, счет в банке, а не поместья и землевладения, поэтому в современных романах при описании материального положения персонажей употребляют такие словосочетания, как joint account [общий счет в банке], good investment [хороший вклад], modest annuity [скромный ежегодный доход]. Изме­нилось содержание понятия, изменилось общественное сознание, а вследствие этого и выражение этого понятия в языке. Наметились и неизбежные перемены в отношении людей к богатству. Если в XIX веке быть богатым было безусловным и безоговорочным достоинством, ав­томатически приносившим богачу уважение, почет, зависть и подобо-

страстное отношение окружающих, то в XX веке, когда вскрыты истин­ные основы любого богатства, когда всем ясно, что богатство немногих зиждется на бедности и нужде большинства, даже в капиталистической Англии, где, конечно, по-прежнему по счету в банке и встречают и про­вожают, богатые люди вынуждены как бы оправдываться Anyway, what's wrong with being rich. It's a quality, it's attractive. Rich people are nicer, they're less nervy (I. Murdoch) [Как-никак, что плохого в том, чтобы быть богатым? Это достоинство, это привлекательно. Богатые люди прият­нее, они менее нервные (А. Мёрдок)].

§ 7. Социокультурный аспект цветообозначений

Названия цветов спектра пользуются повышенным вниманием языко­ведов — сравниваться с ними, пожалуй, могут только глаголы движе­ния и термины родства.

О социокультурной метафорике цветообозначений написано особен­но много. Известно, что в разных культурах символика одних и тех же цветов различна. В книге Г. А. Антипова, 0. А. Донских, И. Ю. Марковиной, Ю. А. Сорокина «Текст как явление культуры» это подробно опи­сано на примере цветов белый и черный, послуживших иллюстратив­ным материалом и в настоящей работе. Предварим собственные наблю­дения по этому вопросу отрывком из упомянутой книги:

«Белый цвет в различных культурах традиционно воспринимается как символ надежды, добра, чистоты, любви и других близких к ним понятий. В грузинской субкультуре белый цвет — символ добра, мило­сердия, любви („И над миром зареяло белоснежное полотнище — сим­вол добра, милосердия, любви" ²⁰). В киргизской субкультуре с ним свя­зываются следующие коннотации: „Белый цвет издавна любим Айтма­товым — цвет хрупкости, незащищенности, цвет добра и надежды, не­жности и любви, весеннего цветения" ²¹. Показательно также, что один из фильмов негритянского кино носит название „Большая белая на­дежда". Конфронтативно восприятие белого цвета в странах Востока — как символа смерти, цвета траура (этим обусловлен, в частности, выбор белого цвета для тюремной одежды в Южной Корее). Связывание бе­лого цвета со смертью можно наблюдать и в русской культуре: „Весь в белом, как на смерть одетый старик..." ²²... Черный цвет во многих культурах воспринимается как символ смерти, горя, траура, а также как символ торжественности какого-либо события: „...черный платок тра­ура и печали" ²³ — в русской и киргизской субкультурах; „Цвет туале­тов только черный: цвет траура — Алкестида умерла совсем недавно — и цвет торжественного вечера — в доме ее мужа собрались гости" ²⁴ — западноевропейская субкультура. В последнем случае символика чер­ного цвета оказывается лакунизированной и с точки зрения диахро­нии; в начале XIX в. черный цвет был для европейца только символом

²⁰ Н. Думбадзе. Белые флаги. Тбили­си, 1974, с. 212.

²¹ М. Ваняшова. И вечностью запол­нен миг // Театр, 1981, № 6, с. 45.

²² К. Симонов. Лирика. М., 1956, с. 6.

²³ М. Ваняшова. Указ. соч., с. 45-46.

²⁴ И. Василина. Сюрпризы БИТЕФа // Театр, 1981, № 6, с. 140.

75

 

смерти и траура: в „Вестнике Европы" за 1802 г. рассказывалось о бале, на котором „мужчины, казалось, все пришли с похорон... ибо были в черных кафтанах"; по свидетельству Д. Н. Свербеева, „черный цвет как для мужчин, так и для дам, считался дурным предзнаменованием, фра­ки носили коричневые или зеленые и синие"; А. Мюссе в „Исповеди сына века" писал: „Черный костюм, который в наше время носят муж­чины, — это страшный символ" ²⁵» ²⁶.

В цветовой гамме культурной и языковой (или лингвокультурной) картины мира, созданной (и непрерывно создаваемой) английским язы­ком, черный и белый цвета играют очень важную роль. В них нашла отражение и реальная, и культурная картина англоязычного мира.

Номинативное значение слова белый — цвета снега или мела (О.); white — of the colour of fresh snow or common salt or the common swan's plumage... [белый — цвета свежего снега, обыкновенной соли или обычного оперения лебедя] (COD).

Номинативное значение слова черный — цвета сажи, угля, противопо­ложное белый (О.); black — opposite to white, — colourless from the absen­ce or complete absorption of all light [черный — противоположный бело­му — бесцветный из-за отсутствия или полного поглощения света] (COD).

Оба цвета представляют собой определенное физическое явление ре­ального мира. Например, они могут характеризовать платье: a black dress, черное платье обозначает платье черного цвета, a a white dress, белое платье определяет цвет платья как цвет снега, соли, оперения лебедя.

Однако в обеих культурах черный цвет ассоциируется с трауром (из­вестно, что во многих восточных странах цвет траура — белый), поэто­му черное платье может быть либо траурным, либо официальным вечер­ним нарядом. Если в художественном произведении появляется ребенок в черном, значит, в его семье кто-то умер, потому что черной одежды в наших культурах дети не носят. И наоборот, героиня известной детской повести Полианна, приехавшая вскоре после смерти отца в новую се­мью в красном платье, торопится объяснить, почему она не в черном:

I ought to have explained before. Mrs. Gray told me to at once — about the red gingham dress and why l am not in black. She said you'd think t'was queer. But there weren't any black things in the last missionary barrel. Part of the Ladies' Aid wanted to buy me a black dress but the other part thought the money ought to go towards the red carpet for the church (E. Н. Porter. Pollyanna) [Мне надо было раньше объяснить это. Однажды миссис Грей сказала мне о том красном льняном платье, мол, почему я не в черном. Она сказа­ла, что это может показаться странным. Но в последней посылке от миссионеров не было ничего черного. Часть Общества женской помощи хотела купить мне черное платье, но другая часть полагала, что деньги должны пойти на красный ковер для церкви (Э. Портер. Полианна)].

Белое платье обычно в обеих культурах носят юные девушки, это символ невинности, свадебный наряд. Пышное белое платье обычно «выдает» невесту — это культурный знак бракосочетания.

Чтобы осознать все культурные оттенки такого простого сочетания слов, как белая скатерть, white tablecloth, надо представить себе чер-

²⁵ Ю. М. Лотман. Роман А. С. Пушкина «Евгений Онегин». Комментарий. Л., 1980, с. 158-159. ²⁶ Г. А. Антипов, 0. А. Донских. И. Ю. Марковина, Ю. А. Сорокин. Указ. соч., с. 140-141.

76

ную скатерть,black tablecloth, что достаточно трудно сделать, посколь­ку для обеих культур это искусственное, неприемлемое, фантастичес­кое словосочетание. Белая же скатерть, white tablecloth — признак торжественного, парадного события. Впрочем, в культуре современной Англии белые скатерти уже почти вышли из употребления. В русской культуре они сохраняют свою культурную знаковость, ассоциируясь с праздничным застольем по особо важному случаю.

Сочетания слов black и white со словом man в значении 'человек' заслуживают специального рассмотрения. Социокультурная обусловлен­ность словосочетания white man проявляется в его специфической се­мантике. White man — это не просто 'человек с белой кожей, предста­витель белой расы'. В следующем контексте white man предполагает, по-видимому, только американцев, хотя с антропологической точки зре­ния испанцы и мексиканцы также являются представителями «белых»:

And sometimes her husband brought visitors, Spaniards or Mexicans or occasionally white men (D. Н. Lawrence) [Иногда ее муж приводил гос­тей, испанцев или мексиканцев, а порой и белых (Д. X. Лоуренс)].

Не случайно и то, что в обществе белых, заявляющих о превосход­стве своей расы над другими, данное словосочетание приобрело зна­чение 'порядочный, приличный, благовоспитанный человек', в то время как словосочетание black man имеет определенный отрицательный от­тенок и синонимично словам со значениями 'дьявол', 'злой дух', 'сата­на'. Сравним отрывки:

The whitest man that ever lived, a man with a cultured mind and with all the courage in the world (T. Hardy) [Благороднейший из всех людей, когда-либо живших на свете, самый образованный и самый отважный (Т. Гарди)].

Sit down and tell me about your sister and Jon. Is it a marriage of true minds? It certainly is. Young Jon a pretty white man (J. Galsworthy) [Сядь и расскажи мне о своей сестре и о Джоне. Это союз верных сердец? Конечно же. Молодой Джон — очень порядочный человек (Дж. Голсуорси)].

Rich as Croesus and as wicked as the black man below (G. Meredith) [Бо­гат, как Крёз, зол, как дьявол в преисподней (Дж. Мередит)].

Для английского языка (отражающего культуру и общественное со­знание говорящего на нем коллектива) вообще характерно традицион­ное соотнесение черного цвета с чем-то плохим, а белого — с хорошим, причем под влиянием американского варианта английского языка оно получило в британском дополнительную актуализацию. Поэтому состав­ные номинативные группы с прилагательным black имеют негативные коннотации, а прилагательное white, как правило, входит в состав но­минативных групп, имеющих положительные оттенки значения.

Действительно, black sheep [черная овца], black market [черный ры­нок], blackmail [шантаж (букв. черная почта], Black Gehenna [черная геенна], black soul [черная душа] — во всех этих случаях black ассоци­ируется со злом; к тому же это цвет траура, цвет смерти : black dress [чер­ное платье], black armband [черная нарукавная повязка]. Напротив,

77

white — цвет мира ( white dove — белый голубь, символ мира), цвет сва­дебного платья невесты, цвет всего хорошего и чистого. Ср. у У. Блейка в стихотворении «The Little Black Boy» [«Черный мальчик»]:

And I am black but Oh, My soul is white [Я черный, но душа моя бела (Пер. С. Степанова)].

Даже когда white сочетается с существительным, явно обозначаю­щим нечто плохое, white смягчает, облагораживает негативное значе­ние последнего: white lie — ложь во спасение, морально оправданная ложь (ср. русское черная зависть — белая зависть).

Вообще метафорические значения белого и черного цветов в рус­ском языке совпадают с английским: черная душа, черная весть, чер­ный день, черный глаз, черный враг. Интересное культурное различие, обусловленное, по-видимому, климатом: русские откладывают, берегут что-либо жизненно важное на черный день, а англичане — на дождли­вый: against a rainy day.

Специфика употребления словосочетаний white man и black таn в наши дни неожиданно получила весьма острое звучание. В связи с растущей ролью английского языка как международного языка-посредника, а так­же в связи с освобождением народов Африки от колониализма и рос­том их самосознания специфическая метафорика черно-белых обозна­чений привлекла к себе пристальное внимание африканцев. Как ука­зывает Али Мазруи, автор работы «Политическая социология английс­кого языка», африканская общественность озабочена «пережитком ра­сизма в современном английском языке» — тем, что, употребляя слово black с отрицательными коннотациями, a white — с положительными, говорящий не осознает «уходящей корнями в прошлое расистской тра­диции, которая ассоциирует черное с плохим, а белое с хорошим» ²⁷.

Али Мазруи связывает эту традицию с распространением христиан­ства, изобразившего дьявола черным, а ангелов белыми. Он приводит многочисленные примеры из Библии и классической английской лите­ратуры, которые задевают достоинство чернокожих и поэтому представ­ляют особые сложности при переводе на африканские языки. Так, Пор­ция в «Венецианском купце», обсуждая претендентов на ее руку, среди которых, помимо английского барона, немецкого герцога, французско­го вельможи, был и принц из Марокко, категорично заявляет: «If he have the condition of a saint and the complexion of a devil, I had rather he should shrive me than wive me» [Будь у него нрав святого, а лицо дьяво­ла, так лучше бы он меня взял в духовные дочери, чем в жены (Пер. Т. Щепкиной-Куперник)]. Африканский переводчик был вынужден за­менить «цвет лица» (complexion) на «лицо», чтобы избежать обидного намека на цвет кожи.

По мнению автора исследования, необходимо срочно принять ка­кие-то меры в отношении метафорики цветообозначений в современ­ном английском языке, поскольку он является наиболее законным и вероятным кандидатом на универсальное применение, а черные есте­ственные носители этого языка, по-видимому, в ближайшее время ко­личественно превзойдут белых носителей. Разумеется, при этом не име-

²⁷ A. A. Mazrui. The Political Sociology of the English Language. Mouton — the Hague, 1975, p. 81.

78

ются в виду изменения типа whitemail (при blackmail 'шантаж, вымога­тельство') или white или brown market (при black market 'черный ры­нок'), однако сознательное отношение к пережиткам расизма в англий­ском языке, создание новых альтернативных метафор хотя бы для аф­риканских вариантов английского способствовало бы укреплению его позиций и популярности. Али Мазруи призывает африканцев к крити­ческому и активному восприятию английского языка, к изживанию в нем расизма («deracialization of English»).

Так социокультурная обусловленность языкового явления под влия­нием изменившихся условий жизни превратилась в острую политичес­кую проблему. Именно отсюда началось мощное идеологическое и куль­турное движение, получившее название «political correctness».

Приведем еще примеры социокультурно обусловленных словосоче­таний:

Не really loved to have white men staying on the place...

And she was fascinated by the young gentlemen, mining engineers, who were his guests at times.

He, too, was fascinated by a real gentleman. But he was an old-time miner with a wife, and if a gentleman looked at his wife, he felt as if his mine were being looted, the secrets of it pryed out. (D. Н. Lawrence).

Ему очень нравилось, когда у него останавливались белые люди... А ее завораживали молодые джентльмены, горные инженеры, которые порой останавливались у него.

Его тоже завораживал настоящий джентльмен. Но он был шахтером ста­рого закала, у него была жена, и когда джентльмен смотрел на его жену, ему казалось, что его шахту грабят, выведывают ее тайны (Д. X. Лоуренс).

Все атрибутивные словосочетания в этом отрывке социокультурно обусловлены. Соотносимые между собой предметы и понятия реально­го мира естественно сочетаются в сознании говорящего и отражают его социальный опыт. В основе языковой структуры real gentleman лежит социальная структура, морально-этический кодекс, традиционно сло­жившийся в сообществах, говорящих по-английски. Точно так же сло­восочетание old-time miner предполагает наличие социальных факто­ров, без знания которых нельзя ни создать данное словосочетание, ни понять его.

Именно поэтому основным условием коммуникации считается фо­новое знание, то есть знание реалий и культуры, которым взаимно обладают говорящий и слушающий.

§ 8. Язык как хранитель культуры

Every language is a temple in which the soul

of those who speak it is enshrined.

Oliver Wendell Holmes.

Каждый язык — это храм, в котором бережно хранятся души говорящих на этом языке. Оливер Уэндел Холмс.

Язык не просто отражает мир человека и его культуру. Важнейшая фун­кция языка заключается в том, что он хранит культуру и передает ее из поколения в поколение. Именно поэтому язык играет столь значитель-

79

ную, чтобы не сказать решающую, роль в формировании личности, на­ционального характера, этнической общности, народа, нации.

В идиоматике языка, то есть в том слое, который, по определению, национально специфичен, хранится система ценностей, общественная мораль, отношение к миру, к людям, к другим народам. Фразеологизмы, пословицы, поговорки наиболее наглядно иллюстрируют и образ жиз­ни, и географическое положение, и историю, и традиции той или иной общности, объединенной одной культурой.

На эту тему написано много научных трудов. Именно в силу своей явной культуроносности, национальной и стилистической окрашенно­сти идиоматика всегда привлекала повышенное внимание как ученых-лингвистов, так и изучающих иностранные языки. Интерес этот отнюдь не пропорционален той реальной роли, которую фразеологизмы игра­ют в производстве речи. Роль эта весьма ограниченна, идиомы можно уподобить специям, которые добавляют в кушанье осторожно, щепот­кой, на кончике ножа, а само кушанье, то есть речь, состоит из совсем иных, менее острых и ярких, нейтральных компонентов — слов и сло­восочетаний неидиоматического характера.

Очевидна и многократно исследована непосредственная связь (че­рез образ, метафору, лежащие в основе идиомы) между языковой еди­ницей и культурой, образом жизни, национальным характером и т. п. Так, «морские» идиомы английского языка проистекают из островного мышления, из прошлой жизни, целиком зависящей от окружающего ос­тров Великобританию морского пространства, из самой распространен­ной профессии нации мореплавателей.

Язык хранит культуру народа, хранит и передает ее последующим поколениям. Рассмотрим способность языка отражать и, главное, со­хранять реальный и культурный мир своего речевого коллектива на кон­кретной теме: монархия и отношение к ней народа. Иными словами, посмотрим на нарисованную русским и английским языками картину или, вернее, на ту ее часть, где создан образ монарха, правителя госу­дарства, и его правления.

И в России, и в Англии именно монархия в течение многих веков была главной и единственной формой правления. Особенно интересно то, что и там, и там практически монархия как способ управления госу­дарством перестала существовать. В России это произошло в 1917 году внезапно и насильственно, в Англии формально монархия еще сохра­няется, но фактически это уже только некий декоративный анахронизм, сувенир, то есть воспоминания прошлых лет, так как монарх не имеет в настоящее время никакой политической власти.

Язык, разумеется, и отразил — как зеркало — эту важнейшую сто­рону социального и культурного устройства общества, и сохранил — как копилка и сокровищница. Посмотрим, как оба языка выполнили эти функции, запечатлев все образы в словах, словосочетаниях, послови­цах и поговорках.

При изучении языкового материала, относящегося к теме (семанти­ческому полю) «монарх и монархия:; (слева царь, царица, царский, king,

80

queen, royal), сразу бросается в глаза преобладание позитивных конно­таций, положительных оттенков у языковых единиц. Оба языка — и английский, и даже русский, несмотря на несколько десятилетий воин­ствующего антимонархизма советской России, единодушно свидетель­ствуют (отражают в зеркале слов!) прославление монархии, ее власть, неделимость царства/королевства, превознесение монарха.

Английский язык

The King can do no wrong [Король не может быть не прав].

The King's word is more than another man's oath [Слово короля больше,

чем клятва простого человека]. God save the King [Боже, храни короля]. The faith's Dеfепder [3ащитник веры (король)]. Kingdoms divided soon fall [Царства, разделенные на части, скоро падут].

Русский язык

Государь, батюшка, надежда, православный. Боже, царя храни. Без царя народ сирота. Где царь, тут и правда.

Без бога свет не стоит, без царя земля не правится. Без царя в голове. С царем в голове.

И английский, и русский язык наделяют монарха наивысшими дос­тоинствами: он самый великий, всемогущий, благородный, сильный, выгодно отличающийся от всех и всех превосходящий.

Английский язык

King Arthur did never violate the refuge of a woman [король Артур никогда не переступал порога убежища женщины].

The King of Heaven (Jesus Christ) [Царь Небесный (Иисус Христос)].

King of Kings (Jesus Christ) [Царь царей (Иисус Христос)].

King of the Jews (Jesus Christ) [Царь Иудейский (Иисус Христос)].

King of beasts (the Lion) [царь зверей (лев)].

King of birds (the eagle) [царь птиц (орел)].

King cobra (the world's largest venomous snake) [королевская кобра (са­мая большая в мире ядовитая змея)].

King prawns/crab [королевские креветки, крабы].

Oil/cotton king [нефтяной, хлопковый король].

King size [королевский размер].

Русский язык

Царь Небесный (Иисус Христос).

Царь царей (Иисус Христос).

Царь зверей (лев).

Царь птиц (орел).

Человек — царь природы.

Дуб — царь лесов.

Царь-колокол.

Царь-пушка.

81

Cooтветсвенно, прилагательные royal, царский также прославляют монархию, так как обозначают 'достойный царя', 'роскошный, велико­лепный'.

Английский язык

A king's ransom = a lot of money [королевский выкуп = большая сумма денег].

King's English [королевский английский язык ]. A royal pardon [амнистия (букв. королевское прощение)]. Royal eagle/leopard/stag/python [королевский (благородный) орел, ле­опард, олень, питон]. Kingly feast [царское угощение]. Royal we [Королевское Мы].

Royal visit, Royal yacht [королевский визит, королевская яхта]. Royal fish (the fish in which the crown has special rights: sturgeon, whale) [королевская рыба (рыба, особые права на которую принадлежат Короне: осетр, кит)].

Royal oak (a spring of oak worn, to commemorate the resloration of Charles II in 1660. Hence Royal Oak Day — 29 May) [королевский дуб (дубо­вая веточка, которую прикрепляют к одежде в память о провозгла­шении Чарльза II королем в 1660 году. С тех пор 29 мая — День королевского дуба]. Royal fern [королевский папоротник].

Royal flush (the five highest cards in one of the four different types) [ко­ролевский флэш (пять самых крупных карт одной или разных мас­тей)].

Royal antelope (the smallest known — «king of hares») [королевская анти­лопа (самый маленький из известных видов антилоп, «король зайцев»)].

Русский язык Царская милость. Царская роскошь. Царский подарок. Царский ужин, царский пир. Царские врата. Царское угощение. Царский глаз далеко видит. Царский гнев и милость в руке

божьей. Царская воля.

На все святая царская воля. Царский чертог. Царская водка (смесь кислот,

растворяющая золото). Принять по-царски. Наградить по-царски. (Не) царское дело. Царские кудри (красная лилия).

82

Все сказанное о царе и короле относится к царице и к королеве: они также превосходят всех в своих достоинствах.

Английский язык

Queen of glory/grace/paradise/woman [Королева славы, грации, рая, жен­щин (Дева Мария)].

Queen of heaven / the night / of tiders [царица неба, ночи, приливов (луна)].

Queen of all hearts/all society [букв. королева сердец, общества (поко­рительница сердец)].

Beauty queen [королева красоты, богиня красоты].

The queen of crime writers [королева писателей-криминалистов].

London is the queen of British cities [Лондон — королева английских городов].

Venice, the queen of the Adriatic [Венеция, королева Адриатики].

The Latin, queen of tongues (Ben Jonson, 1573-1637) [латынь, королева языков (Бен Джонсон, 1573-1637)].

Queen of pleasure [королева наслаждения].

Queen bee/ant/wasp [матка (букв. королева) у пчел, муравьев, ос].

Русский язык

Царица Небесная (Богоматерь).

Царица ночи.

Царица общества.

Царица моды.

Царица бала.

Царица цветов.

Царица полей (пехота).

Царица (пчелиная матка).

В отношении темы монархии особый интерес представляет русский язык, долгие годы хранивший то, что уже не «отражалось». Монархия в России была свержена, вся идеология, воспитание были резко антимо­нархическими, но над языком не властны ни режимы, ни правитель­ства, ни идеологии. Язык сохранил почтительное и уважительное отно­шение к царю и его власти. Человек без царя в голове — это человек глупый и никчемный. Одной этой поговорки вполне хватило бы, чтобы сохранить хорошее отношение к царю и царизму. А все эти царские по­дарки, угощения, милости демонстрируют щедрость и всемогущество царя. Если когда-нибудь в России реставрируется монархия, можно счи­тать, что язык уже сыграл в этом свою положительную роль.

Однако оба языка сохраняют и критическое отношение народа к монарху. Следующие контексты отмечают недостатки монарха, воз­можность его недостойного поведения, он внушает недоверие и страх:

83

Английский язык

King Harry robbed the church, and died a beggar [Король Гарри ограбил церковь, да умер нищим].

King loves the treason but hates the traitor [Король любит предательство, но ненавидит предателя].

Kings and bears often worry their keepers [Короли и медведи часто бес­покоят своих сторожей. (Keeper — лорд-хранитель большой пе­чати)].

Kings have long arms (hands), many ears and many eyes [У королей длин­ные руки, много ушей и глаз].

Русский язык

Где царь, там и страх.

Близ короля, близ смерти.

Царь да нищий без товарищей.

Приводимые ниже контексты также имеют отрицательные коннота­ции, показывая, что власть монарха ограничена, что он далек от народа и ничем не лучше человека из народа:

Английский язык

King can (may) make a knight, but not a gentleman [Король может сде­лать человека рыцарем, но не джентльменом].

Heaven is above all yet; there sits a judge

That no king can corrupt (Shakespeare. King Henry VIII)

[Над миром небо есть. Там судия,

Он неподкупен и для королей (У. Шекспир. Генрих VIII. Пер. Б. Тома­шевского)].

I think the king is but a man, as I am: the violet smells to him as it doth to me (Shakespeare. King Henry V) [Король такой же человек, как я. Фи­алка пахнет для него так же, как и для меня (У. Шекспир. Ген­рих V. Пер. E. Бируковой].

Now the king drinks to Hamlet [Король пьет здравье Гамлета (У. Шекс­пир. Гамлет. Пер. М. Лозинского)] — эта цитата из «Гамлета» стала крылатой для выражения лицемерия.

Русский язык

До бога высоко, до царя далеко.

Не ведает царь, что делает псарь.

Жалует царь, да не жалует псарь.

Интересные данные о сложностях, вызванных культурным фоном рус­ского слова царь привела 0. Д. Митрофанова. Исторический роман дву­язычного азербайджанского писателя Чингиза Гусейнова «Фатальный Фатали» был написан сначала на русском, а потом переведен на азер­байджанский самим автором. Но перевод не получился из-за «сопро­тивления русскоязычного текста». Сказалось то, что и герой романа — Мирза Фатали Ахундов, и сам автор — Чингиз Гусейнов сформирова­лись как бы на стыке двух культур: русской и азербайджанской.

84

Ч. Гусейнов вынужден был отказаться от идеи перевода. Вот как он сам объяснял это: «Мог ли я допустить, чтобы произведение азербайд­жанского народа и адресованное азербайджанскому читателю звучало как переводное с русского? Оставалось создать новый оригинал, сле­дуя тому, что уже было написано... Когда же организованный в сюжетно-композиционное и концептуальное целое первоначальный ориги­нал стал воспроизводиться по-азербайджански, и сказался диктат язы­ка: русский, на котором изначально рождался текст, естественно, не­вольно, «стихийно» включил в структуру, содержание романа русско-европейские реалии, материалы, фигуры и судьбы. При этом даже вос­точный материал в оболочке русского языка был интерпретирован и эмоционально окрашен опять-таки в русско-европейском духе и тра­дициях» ²⁸.

В качестве примера приводится русское слово царь. Оказалось, что, когда в русском тексте «возникала интонация критико-иронического отношения к российскому царю, столь привычная и не заключающая в себе ничего противоестественного в стихии русского слова, фраза в целом оказывала сильнейшее внутреннее сопротивление, царь от­торгался текстом, иная языковая стихия противилась. Но стоило, вы­бирая окольные пути, заменить царя иным, более общим обозначением царственной особы (государь, например), язык переставал сопро­тивляться и критическое отношение естественно включалось в текст. В чем дело? Оказалось, азербайджанский язык просто-напросто не име­ет традиций негативного изображения белого царя-самодержца. Это для него непривычно, неестественно» ²⁹. Похоже, что азербайджанский язык сохранил еще большую верность русскому царю, чем русский язык.

Ярким примером того, как в языке хранится культурная информа­ция, служат термины университетского управления. И русские, и анг­лийские названия высших должностей руководства университетом — ректор, декан — хранят память о том, что во многих европейских стра­нах образование как социальный институт зародилось в монастырях и первоначально было чисто церковным. Затем образование разделилось на духовное и светское, и последнее распространилось гораздо шире, чем первое. В советской России церковное образование почти сошло на нет, и ни преподаватели, ни студенты, ни их родители уже не помнят о том, что много столетий назад образование принадлежало исключи­тельно духовенству.

В Англии об этом напоминает архитектура. Старейшие университе­ты по-прежнему располагаются в своих старых монастырских зданиях XIII, XIV, XV и последующих веков, с их кельями для монахов и знамени­тыми галереями (cloisters) для прогулок, медитаций и молитв. И даже более поздние, «краснокирпичные» (red brick) здания университетов часто строились с элементами монастырской архитектуры.

Однако и в английском, и, особенно, в русском языке хранится куль­турный слой, раскрывающий исторические корни университетского образования:

²⁸ Цит. по кн.: 0. Д. Митрофанова. Лингводидактические уроки и прогно­зы конца XX века // Материалы IX Конг­ресса МАПРЯЛ, Братислава, 1999 г. Доклады и сообще­ния российских уче­ных. Москва, 1999, с. 352-353.

²⁹ Там же, с. 356.

85

Декан — «руководитель факультета». Вероятно, через нем. Dekan из лат. decanus, первонач. «настоятель соборного капитула», а так­же «старший над десятью монахами» (Ф.).

Dean — 1. A head, a chief, or commander of a division of ten. 1483.

3. Head of ten monks in a monastery 1643. 4. Hence, the heart of the chap­ter in a collegiate or cathedral church. ME. 5. A presbyter invested with jurisdiction or precedence (un­der the bishop or archdeacon) over a division of archdeanconry. 6. In oth­er eccl. uses 1647. 7. The officer or officers in the college of Oxford and Cambridge appointed to supervise the conduct and discipline of junior members 1577. 8. The president of a faculty or department of study in a University; in U.S. the registrar or secretary of the faculty 1524. 9. The president, chief or senior member of any body (The Shorter Oxford).

Декан — 1. Глава, начальник или командир отделения из десяти человек. 1483. 3. Глава десяти монахов в монастыре. 1643. 4. С этих пор — глава собрания капитула в университете или в кафед­ральной церкви. Ср.-англ. 5. Пресвитер, облеченный властью или пре­восходством (подчиняющийся епископу — в англиканской церкви его наместник — или архидиакону) над частью епископства. 6. В другом церковном употреблении. 1647. 7. Чиновник или чиновни­ки в Оксфордских или Кембриджских колледжах, назначенные следить за поведением младших. 1577. 8. Президент (руководитель) факультета или учебного отделения в университете; в США — архива­риус или секретарь факультета. 1524. 9. Президент, начальник, или старший любого заведения.

Ректор — впервые в 1643 г. Через польск. rektor из лат. rector «пра­витель, управитель» (Ф.).

Rector — † 1. The ruler or governor of a country, city, state, or people.

1685. † b. Applied to God as the rul­er of the world, of mankind, etc. 2. One who, or that which, exercises supreme or directive control in any sphere. Now rare. 1482. 4. In scho­lastic use: a. The permanent head or master of a university, college, school, or religious institution (esp. a Jesuit college or seminary). In Eng. use now applied only to the heads of Exeter and Lincoln Colleges, Oxford. 1464. b. In Scottish universities: the holder of one of the higher offices. 1522. c. The acting head, and president of the administrative body, in continental universities. 1548 (The Shorter Oxford).

Ректор — 1. устар. Правитель или губернатор, управляющий страной, городом, штатом или людьми. 1685. 6. устар. Употребляется по отно­шению к Богу как правителю мира, человечества и т. д. 2. Тот, кто осуществляет высший контроль в любой сфере. Сейчас неупотре­бительно. 1482. 4. В сфере образования: а. Постоянный глава университета, колледжа, школы или религиозной организации (особенно иезуитского колледжа или семинарии). В английском употреблении применяется ныне лишь к главам Эксетерского и Линкольского колледжей в Оксфорде. 1464. 6. В шотландских университе­тах: руководитель одного из самых главных офисов. 1522. в. Действующий глава, президент административной организации в континентальных университетах. 1548.

Еще один пример из русского языка — непосредственно из жизни Московского университета. Главное здание МГУ, величественное и мо­нументальное, делится на части, которые все называют зонами. Цент­ральная часть здания, где расположен ректорат и некоторые факульте­ты, — это зона А, поликлиника — в зоне E, квартиры для преподавате­лей — в зонах И, К, Л, Н, общежития — в зонах Б, В, Г и др. Все попытки заменить зону на сектор оказались безуспешными: слово зона слиш­ком прочно вошло в язык, устоялось, прижилось. За этим словом — стра­ница истории России: здание МГУ строилось в 1948-1953 годах, вскоре после победы и одновременно с послевоенной волной репрессий. Как и большинство крупных объектов того времени, университет строили заключенные, которые жили в зонах. Зона — термин из жизни концла-

86

герей, который свидетельствует о не слишком далеком, но уже забы­том прошлом.

Таким образом, язык не только отражает культуру своего народа, его социальное устройство, менталитет, мировоззрение и многое, мно­гое другое, но и хранит накопленный им социокультурный пласт, кото­рый служит важнейшим и эффективнейшим способом формирования следующих поколений, то есть инструментом культуры.

Однако язык — это не копилка или склад, в котором хранятся вы­шедшие из употребления слова-понятия. В идиоматических выраже­ниях, действительно, сохраняются «мертвые», давно вышедшие из упот­ребления слова, вроде зги (ни зги не видно) или баклуши (бить баклу­ши), но это те самые исключения, которые подтверждают правила.

Язык — живой, непрерывно функционирующий и непрерывно из­меняющийся организм. Метафора «живые и мертвые языки» отнюдь не случайна. Все языки когда-то родились, и одни из них умерли дав­но, некоторые недавно, а некоторые умирают сейчас. Языки умирают, когда исчезает народ, говорящий на этих языках. С народом исчезает и его культура, а без культуры, без ее движения и развития язык тоже перестает жить и становится мертвым, хранящимся в письменных па­мятниках.

Интересно, что культура для жизни языка важнее, чем сам на­род, его носитель. С падением Римской империи остановилось разви­тие римской культуры и умерла латынь, хотя потомки римлян и сейчас живут в Риме. Но это уже другая культура, другой язык. То же самое с древнегреческим и с древнерусским языками: потомки народов, гово­ривших на этих языках, живы, но ни современные греки, ни современ­ные русские не могут понять мертвых прародителей своих языков — древнегреческого и древнерусского — без специального их изучения.

Далее вопросы отражения культуры в языке будут рассмотрены в динамике, а именно: каким образом язык реагирует на изменения в общественной и культурной жизни, как идет сам процесс развития куль­туры, а вместе с ней и языка как ее зеркала.

Глава 2. Отражение в языке изменений и развития общественной культуры

§ 1. Постановка проблемы

Живой современный язык находится в постоянном движении и разви­тии. Каждый человек, говорящий или пишущий на родном языке, по­вторяет уже готовые структуры, подражая миллионам носителей этого языка (если это развитой язык большого народа), черпая из сокровищ­ницы своего языка опробованные в неисчисляемом количестве рече­вых актов, признанные и регулярно употребляемые словосочетания, и одновременно творит язык. Это творчество идет двумя абсолютно про­тивоположными путями: стимулом может быть как талант художника слова, так и ошибки, оговорки, случайности. Даже ошибки иностран­цев, изучающих язык, могут послужить стимулом к языковому творче­ству. Об этом хорошо сказала Марина Цветаева: «Люблю, когда иност­ранцы коверкают чужой язык, как, например, Эмиль Людвиг: он недав­но выступал здесь по радио. Его французский — ломанный. Но тем луч­ше! Тут открываются какие-то новые возможности. Конечно, так вот говорить нельзя, но почему бы не попробовать: это вроде опыта. Преж­де люди говорили без грамматики и возникали новые диалекты: было больше разнообразия»¹.

Очевидно, что язык как зеркало культуры отражает и все наиболее важные и устойчивые изменения в образе жизни и менталитете народа.

Нагляднее всего изменения и в жизни и, соответственно, в языке видны на примере реалий, то есть разного рода фактов внеязыкового, реального мира.

В вариантах «Евгения Онегина» у Пушкина есть такие строки: «„Же­нись!" — „На ком?" — „...На Лидиной". — „Что за семейство! У них орехи подают, они в театре пиво пьют"». Современный читатель недо­умевает: какие явно негативные социокультурные коннотации не по­зволяют жениться на бедной Лидиной? Почему угощать орехами или в театре пить пиво настолько противоречило нормам дворянских жени­хов в культуре пушкинской эпохи, что исключало возможность брака.

¹ М. Цветаева. Лебединый стан. М., 1921, с. 32.

88

Собственно значения слов орех и пиво, разумеется, никакого отноше­ния к контексту не имеют и не проливают света на культурологическую загадку. Ясно одно: общественная жизнь (именно общественная, так как орехи подают гостям, а пиво пьют или не пьют в театре) изменилась настолько, что всякая связь с современностью утрачена, а с нею утра­чены и культурные коннотации этих слов. Без специального исследо­вания и последующего комментирования этот контекст непонятен со­временному русскому человеку.

§ 2. Вопросы понимания художественной литературы. Социокультурный комментарий как способ преодоления конфликтов культур

Чтение классической художественной литературы и понимание ее не­возможно без комментария. Собственно говоря, комментарий часто тре­буется и для современных литературных произведений. И уж, разуме­ется, он просто необходим для иностранных читателей. Для классичес­кой литературы он нужен всегда, так как, по определению, литература становится классической, только если она прошла испытание време­нем и, следовательно, язык ее устарел — больше или меньше в зависи­мости от степени и возраста «классичности». Язык же устарел в связи с изменениями жизни и культуры и вместе с ними.

Таким образом, разрыв между культурами, их конфликт возможен не только в виде столкновения родной и чужой культур, но и внутри своей, родной культуры, когда изменения в жизни общества достигают такого уровня, что следующие поколения уже не помнят, не знают, не понима­ют культуры и мироощущения своих предков. Комментарий к класси­ческому литературному произведению, по определению удаленному от современности, выполняет роль моста над пропастью, разделяющей «наше» и «то» время, или очков, которые помогут сегодняшнему чита­телю разглядеть детали минувших эпох.

Еще 40 лет назад, в 1959 году, журнал «Вопросы литературы» опуб­ликовал письмо филолога Юрия Федосюка, поставившего вопрос о том, что сотни выражений, встречающихся в сочинениях русских классиков и отражающих бытовые особенности дореволюционной России, стано­вятся для все более широкого круга современных читателей «камнем преткновения» — либо непонятными вовсе, либо понимаемыми пре­вратно». «Мне, знакомому лишь с метрической системой, — писал он, — неясно, богат или беден помещик, владеющий двумястами десятин зем­ли, сильно ли пьян купец, выпивший „полштофа" водки, щедр ли чинов-

89

ник, дающий на чай „синенькую", „красненькую" или „семитку"» ². На­писанное им пособие на эту тему было издано только в 1998 году его сыном М. Ю. Федосюком, профессором факультета иностранных языков МГУ, под названием: «Что непонятно у классиков, или Энциклопедия русского быта XIX века».

В этом пособии автор обосновывает необходимость объяснения со­циокультурного фона классических произведений: «Да, люди всегда были людьми, они дружили и враждовали, трудились и развлекались,. уступали или боролись, защищая свои жизненные идеалы, — без этих общих с нами черт незачем было бы читать и перечитывать произведе­ния о далеком прошлом. Но вот исторические условия, вся обстановка их жизни в очень многом отличались от современных». Знание истории русского быта описываемых в классической литературе времен нужно «для того, чтобы облегчить восприятие русской классической литера­туры, убрав слегка застлавшую ее дымку времени, затрудняющую пони­мание» ³.

Социокультурный комментарий, предназначенный представителям иной культуры, высвечивает изменения в родной культуре и в языке как зеркале культуры. Социокультурное комментирование, ориентиро­ванное на иностранцев, обнаруживает и одновременно улаживает кон­фликт культур. При этом, подчеркиваем, по большей части это конф­ликт не только родной культуры с иностранной, но и культуры прошло­го, запечатленной в классическом произведении, с современной куль­турой того же народа.

В качестве материала исследования были использованы зарубеж­ные (в основном английские) издания произведений Пушкина с учеб­ным комментарием на английском языке.

Социокультурный комментарий, имеющий целью обеспечить наи­более полное понимание текста, восполнить недостаток фоновых зна­ний у читателя, разрешить конфликт культур и перевести его в диалог, остро необходим как иностранному читателю при изучении русского языка, так и современному русскому читателю. Важно то, что коммен­тарий не только отражает восприятие писателя читателем, но и форми­рует его.

Социокультурный комментарий называют также и реальным коммен­тарием, чтобы подчеркнуть противопоставление реалий языковым фак­там. Языковой комментарий, по понятным причинам, резко различает­ся в зависимости от того, адресован он русскому или иностранному чи­тателю.

Социокультурный комментарий для русских и иностранных читате­лей в основном совпадает, поскольку растущий разрыв между русской культурой пушкинского времени и современной все больше перекре­щивается с различием между русской и другими культурами. Учебный социокультурный комментарий включает: 1. Историзмы — слова, вышедшие из употребления вследствие того, что обозначаемый ими предмет или явление уже неизвестны говоря­щим как реальная часть их повседневного опыта — и слова, и обозна-

² Ю. А. Федосюк. Такое пособие необ­ходимо // Вопросы литературы, 1959, № 6, с. 248.

³ Ю. А. Федосюк. Что непонятно у классиков, или Энциклопедия русского быта XIX века. М., 1998, с. 6.

90

чаемые ими реалии ушли из языка и из жизни народа. Например: бар­мы, власяница, воевода, боярство, бунчук, вече, дьяк, плаха, приказный, разрядная книга, синклит.

2. Архаизмы — устаревшие слова и обороты речи, вышедшие из упот­ребления: свейский (шведский), лях (поляк), егож (форма родительно­го падежа относительного местоимения из церковнославянского язы­ка: иже, еже), земь (земля), заутра (завтра утром), вечор (вчера вече­ром), дотоле (до тех пор), борзый (быстрый).

3. Слова, изменившие свои значения в современном русском языке: мамка (кормилица, няня), мошонка (кисет, кошелек), гость (купец, ино­странец), деньга (медная монета), ток (струя, жидкость).

Во всех этих случаях (достаточно распространенных) слово сохра­нилось, но изменило свое значение в связи с уменьшением социальной роли или полным исчезновением обозначаемого им понятия и, соот­ветственно, факта реальной жизни. Так, мамка существует сейчас как просторечное обращение к матери, но Пушкин в «Борисе Годунове» употребляет это слово в значении 'няня, кормилица':

А тут народ остервенясь волочит Безбожную предательницу-мамку.

Царские палаты. Царевич, чертит географическую карту. Царевна, мамка царевны.

Современное слово мытарство изменило и ударение (было мытар­ство), и значение — 'муки'. В «Борисе Годунове» мытарство употреб­лено в значении 'взимание пошлины, неправедная корысть', от мыт 'на­лог, пошлина' (отсюда, кстати, и названия Мытищи, Мытная улица). Для стилизации речи персонажа Пушкин вложил это устаревшее слово в уста беглого монаха старца Варлаама, намеренно заменившего перед стражником свое просторечие на церковнославянский:

Прииде грех велий на языцы земнии. Все пустилися в торги, в мытарства.

Варлаам жалуется на скудость подаяния:

Ходишь, ходишь; молишь, молишь; иногда в три дни трех полушек не вымолишь. Такой грех! Пройдет неделя, другая, заглянешь в мошонку, ан в ней так мало, что совестно в монастырь показаться.

Полушка — полкопейки; слово ушло вместе с реалией, и напомина­ние о нем только в пословице: За морем телушка полушка, да рубь пе­ревоз.

Мошонка — от мошна 'кошель, сумка, мешочек для денег с завязка­ми' (Д.). Ушла реалия, ушло и значение слова. В современном русском это слово обозначает кожаный мешочек, где находятся мужские поло­вые железы (0.).

91

Послушание — у Пушкина это церковный термин, означавший вид епитимьи в монастырях, наказания или добровольного исполнения всех работ, чтобы показать смирение и отсутствие гордыни:

пимен

Тогда я в дальний Углич

На некое был услан послушанье.

В современном русском языке послушание употребляется в значе­нии 'повиновение, покорность'.

Слово язык, хорошо всем известное в разных значениях (в том чис­ле и как 'военнопленный'), в нижеследующем контексте употреблено в давно забытом значении, которое уже у Даля имеет помету «стар.» (ус­таревшее) и формулируется как 'обвинитель, обличитель пред судом, оговорщик на допросе':

Легко ль, скажи! Мы дома, как Литвой, Осуждены неверными рабами; Все языки, готовые продать, Правительством подкупленные воры.

Слово ток существует в современном русском языке, но употребля­ется в основном лишь терминологически — об электричестве. В значе­нии 'струящаяся жидкость' оно уже почти забыто. Ср. в «Борисе Году­нове»:

Оставим их; пойдем, товарищ мой,

Венгерского, обросшую травой,

Велим открыть бутылку вековую,

Да в уголку потянем-ка вдвоем

Душистый ток, струю, как жир, густую.

4. Реалии, ссылки, аллюзии, требующие фоновых социокультурных знаний, отсутствующих у иностранных читателей и утраченных совре­менным русским читателем.

Такой комментарий необходим представителям той же культуры, что и автор, и литературные герои, так как социокультурные изменения на­столько велики, что современный читатель не имеет фоновых знаний как обоюдного кода (shared code), на котором зиждется коммуникация. Комментарий этого рода не просто «переводит» на современный язык устаревшее слово и не просто объясняет ушедшее из жизни народа по­нятие — он контекстуально ориентирован, помогает раскрыть замысел автора, дать характеристику персонажа, увидеть событие или действу­ющее лицо через призму описываемого времени, прочитать за текстом, между строк, то, что было известно и понятно современникам автора.

Приведем примеры:

воротынский

Ведь Шуйский, Воротынский...

Легко сказать, природные князья.

92

шуйский

Природные, и Рюриковой крови.

воротынский

А слушай, князь, ведь мы б имели право

Наследовать Феодору.

шуйский

Да, боле,

Чем Годунов.

Ключевое понятие в этом отрывке из драмы Пушкина «Борис Году­нов» — это рюрикова кровь. Комментарий к английскому изданию «Бо­риса Годунова» объясняет читателю очень важный момент: каждый рус­ский князь, в отличие от не-князя Годунова, может по праву крови стать правителем русского народа, так как титул князя обо­значает принадлежность к роду Рюрика, легендарного первого правителя Руси ⁴. Знание этого факта рас­крывает глаза читателю и на коллизии драмы, и на обиды «природных, рюриковой крови» князей, и на успехи самозванца, и на дальнейшее, послегодуновское развитие русской истории с Шуйским на троне. Годунов «приемлет власть», наследуя «могущим Иоаннам» (Ивану III и Ивану IV Грозному) и «анге­лу-царю». Современный читатель, не слишком иску­шенный в истории четырехсотлетней давности, не имеет четких культурных представлений о том, что «ангел-царь» — это царь Федор, слабый, кроткий сын Ивана Грозного, на фоне которого, по-видимому, было нетрудно заслужить звание ангела.

Приводимые далее отрывки становятся понятными читателю, узнав­шему из комментария о родственных связях Бориса Годунова: его родная сестра — вдовствующая царица, супруга его пред­шественника царя Федора, сына Ивана Грозного, а его собственная жена — дочь печально известного пред­водителя опричников Малюты Скуратова ⁵.

Но месяц уж протек,

Как, затворясь в монастыре с сестрою,

Он кажется покинул всё мирское.

Его сестру напрасно умоляли

Благословить Бориса на державу;

Печальная монахиня-царица,

Как он тверда, как он неумолима.

И далее:

Какая честь для нас, для всей Руси!

Вчерашний раб, татарин, зять Малюты,

Зять палача и сам в душе палач,

Возьмет венец и бармы Мономаха...

⁴ Theoretically at least, every Russian boyar who bore the title князь was descended from Riurik the Varangian who, according to tradition, founded the Russian state around A. D. 862. His blood was therefore as noble as that of the ruling dynasty [По крайней мере теоретически, каждый русский боярин, носив­ший титул князя, был потомком Рюрика — ва­ряга, который, согласно преданию, основал Русь около 862 года после Р. X. Таким обра­зом, его кровь была такой же благородной, как и кровь правящей династии] (А. С. Пуш­кин. Борис Годунов. Bristol, 1995, р. 123).

⁵ Godunov was supposed to have been descen­ded from a certain Tartar prince who came to serve Ivan I («Kalita») in the first of the 14th century. The Godunovs had been for generations free servants of the Grand Dukes of Muscovy. But Boris was the first Godunov to be made a boyar. The Czarina, Mania Godunova, was in fact the daughter of Grigory Luk'ianovich Skuratov-Bel'sky, nicknamed Maliuta, long­time favourite of Ivan IV and the most notori­ous of the oprichniki [Предполагается, что Годунов происходил от татарского князя, который находился на службе у Ивана I (Калиты) в начале XIV века. Несколько поко­лений Годуновых были свободными слугами Великих Князей Московских. Но Борис — первый из рода Годуновых, кого сделали боя­рином. Царица, Мария Годунова, на самом деле была дочерью Григория Лукьяновича Скуратова-Бельского, по прозвищу Малюта, который долее всех оставался фаворитом Ивана IV и пользовался дурной славой как главный опричник] (Ibid., p. 123).

95

После смерти Годунова при восшествии на престол «законного царя» — Лжедмитрия народ нужно настроить против его предшествен­ника:

Московские граждане!

Мир ведает, сколь много вы терпели

Под властию жестокого пришельца:

Опалу, казнь, бесчестие, налоги,

И труд, и глад — всё испытали вы.

Комментатор разъясняет, что «жестокий пришелец» — это ссылка на татарское происхождение Годунова ⁶. Становится понятной немед­ленная реакция народа, сотни лет страдавшего от татарского ига:

Вязать! Топить! Да здравствует Димитрий!

Да гибнет род Бориса Годунова!

Наиболее распространенное комментирование такого рода — объ­яснение устаревших деталей быта, образа жизни, столь хорошо знако­мых современникам Пушкина, но совершенно забытых их потомками. Эти детали весьма существенны для раскрытия внутреннего и внешне­го мира героев, отношения к ним автора, оценок читателей-современ­ников.

Рассмотрим, например, через «очки» комментария начало истории о станционном смотрителе:

Находился я в мелком чине, ехал на перекладных и платил прогоны за две лошади.

Многие комментаторы учебных изданий «Повестей Белкина» огра­ничиваются лишь переводом на английский язык или вообще не ком­ментируют эту фразу. Однако современный читатель нуждается в разъяс­нении системы передвижения пушкинских времен. Езда на переклад­ных возможна только на почтовых трактах, по которым регулярно возили почту с остановками на станциях, где смотрителям предъявляли подо­рожную — свидетельство о чине, определявшее положенное количе­ство лошадей. Прогоны — это плата за проезд, выделенная казной. И, наконец, главное: две лошади полагались служащим самого низкого звания ⁷. Все вместе эти данные характеризуют и рассказчика, и отноше­ние к нему смотрителя, доверившего свою историю человеку именно из низшего, то есть наиболее близкого к нему самому, сословия.

Подобные примеры можно продолжать бесконечно долго, но основ­ная мысль очевидна: меняется жизнь, меняется и отражающий ее язык, и чем разительнее перемены, тем нужнее специальные разъяснения (чтобы восстановить «связь времен») и специальный комментарий, вос­полняющий пробелы в культурных знаниях.

5. Скрытые, как правило, неосознаваемые читателем «непонятные места», в отличие от явных аллюзий, намеки на исторические факты, события, детали быта, образа жизни и пр.

⁶ An allusion to Godunov's Tartar origin [Намек на татарское происхождение Году­нова] (Ibid., p. 121).

⁷ For the travels of low-ranking officials the State Treasury paid for only two horses (out of usual team of three) [Путе­шественникам низ­ких рангов государ­ственное казначей­ство оплачивало лишь двух лошадей (а не обычную трой­ку)] (A. S. Pushkin. Tales of the Late Ivan Petrovich Belkin. Oxford, 1947, p. 59).

94

Общеизвестно изображение «мирной цыганской жизни», в которую так хорошо вписался Алеко («Цыганы»):

Старик лениво в бубны бьет,

Алеко с пеньем зверя водит,

Земфира поселян обходит

И дань их вольную берет;

Настанет ночь; они все трое

Варят нежатое пшено;

Старик уснул — и все в покое...

В шатре и тихо и темно.

Вся эта идиллия разбивается о комментарий к нежатому пшену: «lit. «unreaped millet», i. e. stolen from the fields [букв. «нежатое просо», т. e. украденное с полей]» ⁸. «Вольный житель мира», «презрев оковы просвещенья», питается ворованным пшеном. Эта бытовая деталь выс­вечивает всю двойственность его жизни, ее фальшь, борьбу в его «из­мученной душе», которая не может кончиться добром.

В калифорнийском издании «Повестей Белкина» комментарий к имени героя «Станционного смотрителя» Самсона Вырина сообщает читателю, что в первом издании «Повестей» Вырин был назван Симео­ном, но ошибка была сразу же исправлена в приложенном списке опе­чаток. Это показывает, по мнению комментатора, что имя Самсон было значимым для Пушкина, так как одноименный библейский герой был погублен женщиной ⁹.

В повести «Выстрел» в сцене дуэли соперник Сильвио вызвал у последнего особое раздражение своим спокойным поведением перед лицом смерти: «Он сто­ял под пистолетом, выбирая из фуражки спелые че­решни и выплевывая косточки, которые долетали до меня». Автор комментария к оксфордскому изданию «Повестей Белкина» разъясняет читателю, что эта сцена автобиографична: Пушкин также ел черешни во время своей дуэли с офицером Зубовым в Киши­неве ¹⁰.

Еще пример: «Столь же долго я не мог привыкнуть и к тому, чтоб разборчивый холоп обносил меня блю­дом на губернаторском обеде». Оксфордское изда­ние «Повестей Белкина» дает к этому важнейшее и ценнейшее пояснение: «This sentence obviously refers to a personal recollection: the unpleasant experience had happened to Pushkin himself at a dinner given by Strekalov, the military governor of Tiflis, during a journey made by the poet to the Caucasus in 1829, therefore a year before he wrote „The Stationmaster". The incident is mentioned in „Путешествие в Арзрум", Ch. 2 [Эта фраза явно имеет отношение к личным воспоми­наниям: неприятный случай произошел с Пушкиным на обеде у Стрекалова, военного губернатора Тифлиса, во время путешествия поэта на

⁸ А. С. Пушкин. Цыганы. London, 1962, р. 27.

⁹ In the first edition the name of the stationmaster was given as Simeon Vyrin but the mistake was immediately corrected in the list of printer's errors appended to the volume, showing that the original name, Samson, refer­ring to the biblical hero deprived of his power by a woman, was important to Pushkin [В пер­вом издании имя станционного смотрителя приведено как Семен Вырин. Ошибка была сразу же указана в списке опечаток, при­лагавшихся к изданию, где подчеркивалось, что подлинное имя, Самсон, ассоциирующееся с библейским героем (тот был лишен силы женщиной), было очень важно Пушкину]

(A. Pushkin. Complete Prose Fiction. Translated by P. Debreczeny. California, 1983, p. 96).

¹⁰ The detail is autobiographical: like Silvio's young adversary, Pushkin was eating cherries at the time of his duel in Kishinev with Zubov, a staff officer [Это автобиографическая де­таль: как и противник Сильвио, Пушкин ел вишню во время своей дуэли в Кишиневе

с Зубовым, штабным офицером] (A. S. Pushkin. Tales of the Late Ivan Petrovich Belkin. Oxford, 1947, p. 18).

95

Кавказ в 1829 году и, следовательно, за год до написания „Станционно­го смотрителя". Этот инцидент упоминается в „Путешествии в Арзрум", гл. 2]» ¹¹.

6. Факты, не поддающиеся объяснению из-за того, что «порвалась связь времен».

В некоторых случаях разрыв между культурой пушкинского време­ни и современной культурой настолько велик, что тот или иной факт реальности уже не поддается объяснению.

Выше приводился пример из черновиков «Евгения Онегина»: на де­вушке нельзя жениться, потому что «у них орехи подают, они в театре пиво пьют». Эта культурная загадка остается нерешенной, поскольку в наши дни ни орехи, подаваемые гостям, ни пиво, распиваемое в театре, не имеют отрицательных коннотаций.

Еще пример — из «Бориса Годунова». Отец Варлаам говорит о Гриш­ке Отрепьеве:

Сам же к нам навязался в товарищи, неведомо кто, неведомо откуда — да еще спесивится; может быть кобылу нюхал...

Комментарий к этому выражению только отмеча­ет вульгарность языка, вызывавшую негодование ран­них критиков Пушкина ¹², не разъясняя значения са­мого выражения. Значение же это «теряется во тьме веков»: наказание плетьми по судебному приговору совершается на доске — кобыле ¹³.

§3. Виды социокультурного комментария

Сопоставительное исследование, комментирование реалий, приводи­мое ниже, наглядно и ярко иллюстрирует изменения языка и культуры, или, иными словами, отражение в языковой картине мира изменений картин реальной и культурной.

Воспользуемся комментариями к «Повестям Белкина», изданным в учебных целях для англоязычных учащихся, изучающих русский язык:

1. в Лондоне (Three Tales by Pushkin. Translated by R. T. Currall. London, 1945);

2. в Оксфорде (A. S. Pushkin. Tales of the Late Ivan Petrovich Belkin. Oxford, 1947);

3. в Москве, издательством «Русский язык» (А. С. Пушкин. Повести Белкина. М., 1975);

4. в Калифорнии (A. Pushkin. Complete Prose Fiction. Translated by P. Debreczeny. California, 1983).

Изучающим русский язык поясняются как собственно языковые труд­ности, так и внеязыковые факты: реалии культуры, быта, истории, соци-

¹¹ А. С. Пушкин. Цыганы. London, 1962, р. 60.

¹² It is this kind of shocking vulgar language that caused the indignation of some of Push­kin's early critics [Это как раз тот тип шокиру­ющего, вульгарного языка, что вызвал негодо­вание ранних критиков Пушкина] (А. С. Пуш­кин. Борис Годунов. Bristol, 1995, р. 116). ¹³ См.: А. С. Пушкин. Борис Годунов. Коммен­тарий Л. М. Лотман и С. А. Фомичева. СПб., 1996, с. 363.

96

альной жизни и т. п. В данном случае мы остановимся только на «ре­альном комментарии», то есть на комментарии внеязыковых фактов: географических названий, собственных имен, явлений социальной и культурной жизни России. Предполагается, что объяснение внеязыко­вых фактов проще, чем собственно языковой комментарий ¹⁴.

Интересно показать, насколько различными могут быть способы ком­ментирования даже такого наиболее очевидного, наиболее «легкого» материала, который как бы и не требует от комментатора самостоятель­ных творческих усилий.

Действительно, это мнение оказывается правильным в тех случаях, когда в качестве пояснения приводятся данные энциклопедического характера, перенесенные из справочников, то есть имеет место такой подход к комментированию, который можно условно назвать энцикло­педическим. Именно так комментируются во всех изданиях такие реа­лии, как «Сенатские ведомости», Бородино, Артемиза, Никитские воро­та, «Недоросль», Фонвизин, «Жоконд», Георгий в петлице и др.

Все комментарии в этих случаях ограничиваются сообщением попу­лярно-энциклопедических сведений об упомянутых реальных фактах, явлениях и лицах, не делая при этом никаких попыток связать эти све­дения с текстом художественного произведения. Основное требование к комментатору — дать точную информацию, не ввести читателя в заб­луждение. Так, например, упоминание Бородино в «Метели» комменти­руется с разной степенью полноты приводимых сведений, но сам под­ход к комментированию остается чисто энциклопедическим в том смыс­ле, что все данные имеют объективный характер, не раскрывающий ни лингвострановедческих, ни контекстуально обусловленных коннотаций.

London, 1945:

The battle which was fought at Borodino on August 24-26, 1812. The Russian lost 50 thousand killed and wounded, but the engagement was not fought to a finish, and Napoleon understood that the war with Russia was only beginning [Сражение проходило под Бородино 24-26 августа 1812 года. Русские потеряли 50 тысяч убитыми и ранеными, но не были разбиты, и Наполеон понял, что война с Россией только начинается].

Oxford, 1947:

The Battle of Borodino was fought on 7-th September, 1812 (according to the Russian calendar, 26-th August) [Сражение при Бородино произош­ло 7 сентября 1812 года (согласно русскому календарю, 26 августа)].

Moscow, 1975:

On the 26-th of August, 1812, a most important battle of the Patriotic War was fought between the Russian and the French armies at the village of Borodino (approx. 69 mi. from Moscow) [26 августа 1812 года произошло самое важное сражение Отечественной войны между русской и французской армиями недалеко от села Бородино (приблизительно в 69 милях от Москвы)].

Таков энциклопедический подход. Однако возможен и представля­ет гораздо больший интерес другой, творческий подход к комментиро­ванию реалий. В этом случае комментарий имеет общефилологичес-

¹⁴ «Нетворческий ха­рактер носит объяс­нение различных гео­графических, исто­рических и прочих реалий. Преимуще­ство комментатора перед читателем в данном случае в том, что в его рас­поряжении имеются многочисленные справочные издания, которыми учащийся обычно не распола­гает» (В. И. Фатющенко. О филологи­ческом комментарии к учебному тексту // Melbourne Slavonic Studies, 1971, Nos 5-6, p. 52).

97

кий и социокультурный характер и, наряду с конкретной информацией, содержит дополнительные сведения, с одной стороны, раскрывающие специфические национальные, политические, культурно-бытовые или иные коннотации, а с другой — устанавливающие связь между данным фактом, лицом, названием и т. п. и самим произведением, его персона­жами и автором.

Комментарий такого рода никак нельзя назвать нетворческим, и за­дача его автора отнюдь не сводится к механическому перенесению дан­ных из справочников. Этот вид комментирования реалий можно назвать исследовательским или творческим, так как он требует от комментато­ра творческого, исследовательского подхода к объяснению того или иного внеязыкового факта. Исследовательский комментарий реалий, включающий в себя конкретные данные энциклопедического коммен­тария, должен иметь характер:

1. лингвострановедческий (то есть раскрывающий национальные особенности восприятия внеязыкового факта);

2. контекстуально-ориентированный (то есть указывающий на ту роль, которую этот внеязыковой фактор играет в данном художествен­ном произведении).

Примером лингвострановедческого комментария, раскрывающего национальные особенности восприятия внеязыкового факта, могут по­служить пояснения названия Тула («запечатав оба письма тульской пе­чаткой» — в «Метели»), которое для русских ассоциируется с самова­рами, Левшой, искусными оружейниками и лучшими в России мастера­ми по литью, металлу и серебру.

London, 1945:

Tula is the capital of the government of the same name in Central Russia. It is famous for the manufacture of hardware (iron and silver) [Тула — главный город губернии того же названия в центральной России. Зна­менит изделиями из металла (железа и серебра)].

Oxford, 1947:

So called because of the town of Tula famous for its metal-work [Называется так в связи с Тулой, знаменитой изделиями из ме­талла].

Moscow, 1975:

A seal made in the town of Tula, which was famous for its hardware (iron and silver) [Печатка сделана в Туле, знаменитой изделиями из металла (железа и серебра)].

Посмотрим комментарий к имени Артемиза, упомянутому в «Мете­ли» в следующем контексте: «Соседы, узнав обо всем, дивились ее по­стоянству и с любопытством ожидали героя, долженствовавшего нако­нец восторжествовать над печальной верностию этой девственной Артемизы».

London, 1945:

Artemisia. Queen of the city of Halicarnassus in Caria renowned in history for extraordinary grief of the death of the husband (fourth century В. С.) [Артемисия. Царица из города Галикарнаса в Карий, вошедшая

98

в историю как безутешная вдова, скорбящая по умершему мужу (IV век до Р. X.)].

Oxford, 1947:

Artemisia 2 (4-th century В. С.), queen of Halicarnassus in Asia Minor who erected in memory of her husband Mausolus a magnificent monument therefore called Mausoleum, which was considered one of the seven won­ders of the world [Артемисия 2 (IV век до Р. X.), царица Галикарнаса в Малой Азии, воздвигла в память о своем муже Мавсоле великолепный памятник, получивший поэтому название мавзолея, считавшегося одним из семи «чудес света»].

Moscow, 1975:

Artemisia (4-th cent. В. С.), а legendary queen of Halicarnassus, Asia Minor, known for her boundless devotion to her husband, King Mau­solus. After the King's death she had a magnificent tomb (the Mausole­um) built in his memory. One of the wonders of the World [Артемисия (IV век до Р. X.), легендарная царица Галикарнаса в Малой Азии, известная своей безграничной преданностью своему мужу, царю Мавсолу. После смерти царя она построила великолепную гробницу (мавзолей) в его честь. Одно из «чудес света»].

California, 1983:

Artemisia (350 d. ca. B. С.) bereft widow of Mausolus, King of Caria (d. ca. 353 B. C.) erected a tomb (Mausoleum) in his memory in Halicarnassus [Артемизия (350 г. до Р. X.), безутешная вдова Мавсола, царя Карий (умер в 353 г. до Р. X.), воздвигла гробницу (мавзолей) в память о нем в Галикарнасе].

Из приводимых четырех комментариев оксфордский наиболее эн­циклопедичен: сообщает место, время, события, положение Артемисии, дает сведения о мавзолее как об одном из семи «чудес света» (что не имеет большого отношения к контексту произведения), но не упомина­ет главного в контексте «Метели»: что Артемиза — это символ безу­тешной скорби по умершему мужу. Этот дополнительный момент кон­текстуально-ориентировочного плана подчеркнут в лондонском и мос­ковском комментариях и присутствует в калифорнийском. При этом в лондонском комментарии очень скупо даны энциклопедические све­дения (вообще не упомянуты ни Мавсол, ни мавзолей). По-видимому, наиболее удачным следует признать московский комментарий, сочета­ющий сведения и энциклопедического, и контекстуально-ориентиро­ванного характера.

Пояснения к названию Разгуляй (повесть «Гробовщик») в московс­ком комментарии носят чисто энциклопедический характер: «the name

99

of square-in Moscow [название площади в Москве]». Оксфордский же комментарий к тем же, но уточненным данным (не площадь, как в со­временной Москве, а квартал в Москве пушкинских времен) — «a quarter in Moscow», прибавляет контекстуально-ориентированное: «close to the Basmannaya where Adrian used to Live [недалеко от Басманной, где рань­ше жил Адриан]».

В пояснениях к реальным фактам фразы, с которой начинается «Гро­бовщик» («Последние пожитки гробовщика Адриана Прохорова были

взвалены на похоронные дроги, и тощая пара в четвертый раз пота­щилась с Басманной на Никит­скую»), читателю важно узнать не столько то, что имеются в виду Бас­манная и Никитская (затем улица Герцена, сейчас Большая Никит­ская) улицы, расстояние между ко­торыми равно 3 милям (москов­ский комментарий), сколько то, что эти две улицы были в те времена крайними точками Москвы — одна на северо-востоке, другая на юго-западе, то есть дроги тащились с одного конца Москвы на другой (оксфордский комментарий). В со­временной Москве оно было бы как от Бусиново до Бутово.

Для более полного понимания характера будочника Юрко («Гро­бовщик»), которого автор сравни­вает с «почталионом Погорельско­го», важно знать не только, что это герой повести «Лафертовская маковница» (1824) писателя Антония Погорельского (псевдоним Алексея Перовского, 1787-1836) — эти сведения энциклопедического харак­тера дают все комментарии, но и то, что это образ верного слуги (мос­ковский комментарий).

Пояснения к слову бригадир совпадают во всех комментариях в кон­кретных энциклопедических данных: военный чин между полковни­ком и генерал-майором, который был отменен в царствование Павла I (1796-1801), однако дополнение к этим данным в московском коммен­тарии важно и необходимо, так как оно связывает комментарий с тек­стом художественного произведения: «следовательно, в то время, ког­да происходит действие этой повести, были уже только отставные бри­гадиры».

Интересным проявлением крайностей двух возможных подходов к комментированию реалий — абстрактно-энциклопедического и контек­стуально-ориентированного — оказывается пояснение следующей фразы из «Барышни-крестьянки»: «В молодости своей служил он в гвар-

100

дии, вышел в отставку в начале 1797 года, уехал в свою деревню, и с тех пор оттуда не выезжал».

Московский комментарий сообщает читателю ряд энциклопедиче­ских данных о реальных исторических событиях 1797 года, но никак не связывает эти данные с контекстом повести: «resigned his commission in early 1797, i. e. after the death of Catherine II and the accession of Paul I, who took a hostile attitude to Catherine's Guard and started reorganising the Russian army in the Prussian manner [ушел в отставку в начале 1797 года, т. e. после смерти Екатерины II и восшествия на пре­стол Павла I, который враждебно отнесся к гвардейцам Екатерины и начал реорганизацию русской армии на прусский манер]».

Оксфордский комментарий, напротив, концентрирует внимание на разъяснении поведения и характера Ивана Петровича Берестова, не ин­формируя читателя в достаточной степени о реальном историческом фо­не: «Berestov, therefore, belonged to those officers, fairly large number, who did not hold with the reorganisation of the army undertaken by Paul I and had left the service in 1797 [Берестов поэтому относился к тем офице­рам, довольно многочисленным, которые были против реорганизации армии, предпринятой Павлом I, и оставил службу в 1797 году]».

Если, по оксфордскому комментарию, Иван Петрович Берестов — человек с принципами, не пожелавший участвовать в реорганизации русской армии (как мы знаем из московского комментария, на прус­ский манер), патриот, пожертвовавший своей военной карьерой, то ка­лифорнийский комментарий рисует совершенно другой образ: «After the death of Catherine II in November, 1796, her successor Paul I dismissed many of the people, especially officers of the Guards who had surrounded her [После смерти Екатерины II в ноябре 1796 года ее преемник Павел I отстранил от должности многих людей, особенно гвардейских офице­ров, из ее окружения]». В трактовке калифорнийского комментария Бе­рестов не сам ушел в знак протеста, а был уволен из армии Павлом I, избавлявшимся от сторонников Екатерины.

Эти три комментария наглядно показывают, насколько важно со­четание обоих моментов: собственно энциклопедического, дающего объективные сведения о времени, месте, характере события или назва­ния, и контекстуально-ориентированного, углубляющего образ и рас­крывающего связь между реалиями и идейно-художественным замыс­лом автора.

Итак, комментатор классического произведения должен быть высо­кообразованным человеком, должен знать как можно больше об опи­сываемой эпохе, ее культуре, быте, приметах, предрассудках, привыч­ках, обычаях, знать досконально биографию автора, критическую лите­ратуру о нем, его письма, дневники, черновики и т. п. Тогда он сможет увидеть «между строк» намеки, аллюзии, реминисценции. Увидеть и донести до читателя.

Комментирование реальных фактов, отсутствующих в ткани художе­ственного произведения, представляет особые трудности и подчерки­вает эрудицию и достоинства комментатора.

101

§ 4. Современная Россия через язык и культуру

История России в XX веке, начало и конец которого ознаменовался для нашей страны двумя революциями,то есть полными оборотами, пе­реворотами уклада, политики, экономики, образа жизни, идеологии, ми­ровоззрения и т. п., представляет собой уникальный материал для лин­гвистов, историков, антропологов и культурологов, занимающихся ди­намикой, развитием процессов в языке, культуре и обществе. Действи­тельно, радикальнейшие изменения в кратчайшие сроки в масштабах громадной страны — эти уникальные эксперименты могли бы осчаст­ливить любого ученого (никакой «насильник над изучаемым предме­том» о такого рода ломке и насилии не мог и мечтать), если бы этот ученый не был сам частью этого общества, носителем этого языка и про­дуктом этой культуры и если бы его собственное мировоззрение не пре­терпевало такого же насилия и ломки.

Коренные изменения русского языка после революции 1917 года изу­чались и описывались неоднократно, поэтому в настоящей работе они будут упоминаться лишь попутно — как фон или сопоставительный ма­териал по отношению к постсоветскому русскому языку, языку наших дней. Обстоятельный итог советскому русскому языку подвел Андрей Синявский в своей работе «Советская цивилизация. История культу­ры» ¹⁵. Ниже приводится краткий обзор современных тенденций в раз­витии русского языка в постсоветской России.

Внезапные и радикальные перемены общественной жизни России немедленно были отражены языком. Часто именно через язык люди узнавали о переменах в общественной жизни. Никогда не забуду свою реакцию на слова таксиста в самом начале девяностых годов о том, что в таксопарке повесили транспарант:

Господа таксисты! Желаем вам удачной работы!

Обращение господа таксисты резало слух, звучало как оксюморон.

Таксист тоже был настроен скепти­чески и говорил, что таксисты сме­ются над этим приветствием.

Итак, перемена первая — обра­щение. В начале постсоветского периода это была самая резкая и самая чувствительная перемена: уходило привычное слово това­рищ, на смену возвращались ста­рые — господин, госпожа.

Тенденция первая — возвра­щение старых слов. Кардиналь­ная переоценка ценностей, покло­нение всему, что сжигали, и сжи-

¹⁵ A. Sinyavsky. Soviet Civilization. A Cultural History. New York, 1988.

102

гание всего, чему поклонялись, привели к массовому возвращению ре­алий, понятий и слов: гимназия, лицей, губернатор, голова, глава адми­нистрации, войсковой атаман, казачий круг, благотворительные ве­чера (концерты, мероприятия, общества), меценат, меценатство, ми­лосердие ¹⁶. Большинство этих слов имели в словарях советского вре­мени пометы «ист.» или «устар.».

Эта тенденция прямо противоположна переименованию очень мно­гих понятий в советское время, особенно в ранние, двадцатые годы, когда Новый мир и Новая эпоха не мыслились без новых слов. В то время тенденция была — отделаться от старых реалий, отречься от старого мира и отрясти его прах (читай — слова) с наших ног (из нашего язы­ка). Наркомы сменили ненавистных министров, милиция — полицию, товарищи — господ и т. п.

Министры вернулись еще в начале пятидесятых, после войны. По­лиция потихоньку возвращается — налоговая полиция звучит страш­нее, чем если бы это была налоговая милиция. Господа за последние десять лет практически вытеснили товарищей. Впрочем, в расколотом и политически, и экономически современном российском обществе со­существуют оба обращения. В официальных средствах массовой ин­формации — газетах, радио, телевидении — есть только один вид об­ращения и титула — господа (не считая, разумеется, оппозиционной прессы — газет «Советская Россия», «Правда», «Дуэль», «Завтра», но ее удельный вес — в плане тиражей — не велик). То же самое в дело­вых и официальных кругах.

На протяжении последних десяти лет жители России стали свиде­телями и участниками процесса изменения и стилистических коннота­ций, и сфер употребления, и частотности использования слов то­варищ и господин (госпожа, господа)¹⁷. Слово господин в течение всей предшествующей жизни имело отрицательные коннотации и упо­треблялось только по отношению к иностранцам из капиталистических (то есть чуждых и враждебных) стран, подчеркивая их чуждость и враж­дебность.

Вспоминается эпизод из теперь уже далекого прошлого. В 1977 го­ду во время визита в Лос-Анджелес наша делегация была приглаше­на на вечер в семью русских эмигрантов, представителей так называ­емой старой эмиграции (или эмиграции первой волны), уехавших из России после революции 1917 года. Хозяева дома называли нас госпо­да. Когда мы вернулись в гостиницу, один из нас, вполне правоверный (как, впрочем, и мы все) советский человек сказал: «А знаете, мне по­нравилось — господин Петров! Как-то возвышает и звучит приятно». Помню свою реакцию на его слова: я была тайно согласна с ним, но удивилась его смелости и приписала ее расслабленности после хоро­шего ужина...

Сейчас, в 1999-2000 годах, обращение господин стало почти при­вычным официальным обращением, и смелость теперь нужна для упот­ребления слова товарищ. Революция — revolution — полный поворот, оборот, круг...

¹⁶ По свидетельству профессора В. Г. Га­ка, его жена препо­давала испанский язык в советское время учителям рус­ского как иностран­ного. Когда она дала им в качестве лекси­ческого материала слова добродетель, милосердие, благо­родство, некоторые возмутились: «Зачем нам эти устаревшие слова?!»

¹⁷ См. подробнее об этом: L Minaeva. From Comrades to Consumers: Interpersonal Aspects of the Lexicon // Political Discourse in Transition in Europe 1989-1991. Ed. by Paul A. Chilton, Mihail V. Ilyin and Jacob L. Mey. Amster­dam, Philadelphia, 1998, p. 87-94.

103

Реально все еще сосуществуют оба обращения, но употребление того или иного стало социально различительным признаком. Господин — обращение официально принятое и поэтому обозначает поддержку су­ществующего режима и согласие с ним. Товарищ может обозначать как политическую оппозицию, принадлежность к коммунистической партии или приверженность к старому режиму, так и просто привычку людей старшего поколения, выросших при советской власти.

Пожилые люди и многие из тех, кого называют «простой народ», при­вычно используют обращение товарищ и устно, и письменно. Объяв­ления в «простых», народных учреждениях (магазинах, поликлиниках, больницах и т. п.) до сих пор еще часто начинаются обращением това­рищи. Особенно это распространено в провинции, а провинция — это вся Россия, за исключением Москвы и Петербурга.

Интересные данные приводит Л. В. Минаева, профессор факультета иностранных языков МГУ. Опрос, проведенный центром социологичес­ких исследований «Останкино», дал следующие результаты:

22% процента москвичей предпочитают в качестве обращения сло­во товарищ,

21% — слово гражданин,

19% — слова мужчина, женщина,

17% — слова сударь, сударыня,

10% — слова господин, госпожа ¹⁸.

Возвращение старых названий, топонимов — заметная черта обще­ственной жизни и культуры современной России. На смену переимено­ваниям советской эпохи сейчас пришли пере-переименования: Петер­бург вместо Ленинграда, Екатеринбург вместо Свердловска, Воздвижен­ка вместо Метростроевской, Лубянка вместо площади Дзержинского. На первом этапе переименования проходили вполне демократически: путем голосований и народных референдумов. Поэтому, например, по­лучилось, что город Петербург стоит в центре Ленинградской области: жители северной столицы захотели вернуть старое, историческое на­звание города, а жители области остались верны Ленинграду.

Почему-то в Москве одной из первых переименовали станцию мет­ро «Лермонтовская» в «Красные ворота». Народ удивился: Лермонто­ва-то за что обидели?

В настоящее время старые и новые названия сосуществуют. Поко­ление наших родителей переучивалось — мучилось со старыми (при­вычными) и новыми названиями. Теперь пришла наша очередь пере­учиваться. Язык — зеркало культуры.

Тенденция вторая — заимствования из иностранных языков, главным образом из английского. По своим масштабам, по обеспоко­енности общественного мнения и опасности для русского языка и рус­ской культуры эта тенденция должна быть первой, а не второй.

Открытие России миру и миром ознаменовалось, в первую очередь, лавиной иностранных, почти исключительно английских слов, которые массово ворвались в наш язык и нашу жизнь вместе с реалиями запад­ной жизни (иногда после них, иногда — до), с бизнесом, компьютерами,

¹⁸ L. Minaeva. From Comrades to Con­sumers: Interpersonal Aspects of the Lexicon // Political Discourse in Transi­tion in Europe 1989-1991. Ed. by Paul A. Chilton, Mihail V. Ilyin and Jacob L. Mey. Amsterdam, Philadelphia, 1998, p. 93.

104

Интернетом, фильмами, телевизионными сериалами, песнями, видео­продукцией. Издаются «Словари новых слов», «Словари перестройки», словари заимствований, одновременно растет поток огорченных, воз­мущенных, умоляющих призывов охранить русский язык от половодья, пожара, угара, лавины (выберите подходящее слово) заимствований.

Бартер, дайджест, данс-хит, диджей, эксклюзив, мониторинг, ди­лер, триллер, плейер, фрустрация, армрестлинг, лизинг, рэкет, анде­граунд, шейпинг, тинейджер, хеппенинг, попса, поп (в Москве на Ле­нинском проспекте большая афиша «Королева попа» и фотография по­пулярной певицы. Люди постарше, в том числе и автор этих строк, сто­яли ошеломленные: что бы это значило?! А это всего лишь родитель­ный падеж от поп), скейтборд и т. п. — на целые словари хватает. Выдержки из прессы.

Татьяна Миронова, автор статьи с подходящим к случаю названием «Плач по русскому языку» («Литературная Россия», 19.02.1993) писала:

Иноземные слова, доселе униженно околачивавшиеся где-то на ок­раинах русского языка, сегодня нахраписто полезли в хозяева, поперли занимать в языке места повиднее и получше. Заняли, укрепились и за­полнили нашу речь. И не то страшно, что много этих слов, а пугает то, что с их нашествием исчезают из обихода родные, исконные наши слова, передающие те самые «неуловимые оттенки душевности», что греют любую русскую душу.

Думать не надо, утруждать душу выбором меткого, выразитель­ного речения, когда вертятся на языке всегда готовые к услугам «су­тр», «люкс», «процесс», «адекватно»... С виду умные солидные слова, для души они холодные и пустые, словно мыльные пузыри. Из живой речи лезут они в риторику, литературу, оттесняя слова коренные, навязывая привычку ходить за словами во французский, немецкий или английский словари.

Даже русская интонация подверглась иностранной муштре. Поблек­ло звуковое многоцветье, гибнет многострунность русской речи. По заученным небогатым интонационными моделям английского языка че­канят свои звуковые тексты комментаторы радио и телевидения, а вслед за ними — велика сила примера — многомиллионные слушате­ли, в первую очередь дети. Слушать «электронную», будто роботом воспроизводимую речь гадко и страшно. Кажется порой, что служи­тели радио и телевещания сплошь подданные иноземных государств, наспех переученные из английской речи в русскую. А может, и не ка­жется, может, так и есть? Ведь даже названия программ радио и те­левидения теперь не всякому под силу понять, что за иностранец их понавыдумывал: «Телемикст», «Бомонд», «Военное ревю», «Тинко», «Евромикс», «Телетайп», «Поп-магазин».

А вот еще одно свидетельство тех дней, когда лавина заимствований только началась. Газета «Третье сословие» (1993, № 1, без автора) — о Москве:

Обезьяний синдром подражанья выплеснулся на улицы столицы. С откровением дурака «новые левые» демонстрируют свою «образо-

105

ванность». Размалеванные «шопы», «нонстопы», «литл бары», а по­просту говоря — лотки, ларьки и забегаловки похожи на купчих, на­девших пестрые юбки и вообразивших себя английской королевою.

И там же Сергей Краюхин — о Петербурге:

С некоторых пор я не узнаю Невского проспекта, хотя прожил на нем не один десяток лет. Заезжими гастролерами, иноземцами выгля­дят на нем дома с появившимися год-два назад вывесками: «ЛАНКОМ», «АЛИВЕКТ», «БАБИЛОН», «Доктор Эткер»... Даже названия английских магазинов подаются не иначе, как в иноязычной аранжировке: «Арт-шоп St. Petersburg».

Шесть лет спустя, в ноябре 1998 года, В. Пшеничных из Курска в ста­тье «Рашен-инглиш» («Советская Россия», 1998, № 139) пишет на ту же тему:

Но откройте газеты и журналы. Их страницы исполосованы «конфронтациями в парламенте», «рэкетом в маркетинге», «менедж­ментом в бизнесе»... Мол, видали, какие мы умные... Правда, в прессе, как правило, дело не доходит до «приколов», граничащих с идиотизмом, типа вывес­ки на магазине «шоп намбу ван», что по-русски зна­чит всего-навсего магазин N° 1, но от литературно­го русского языка остается все меньше и меньше.

Действительно, среди заимствований много «изуродованного английского» (выражение того же В. Пшеничных).

В Курске — намбу ван, в Москве на киоске возле метро «Октябрьская» — шоп найт вместо найт шоп, то есть «магазинная ночь» вместо «ночного магази­на». Язык-то чужой, от перемены мест слагаемых... Часто заимствование, не изуродованное по фор­ме, изуродовано по содержанию. На окраине города Серпухова на крошечном развалившемся киоске над­пись: супермаркет. Это не юмор, это незнание зна­чения слова. Язык-то чужой...

А под городом Боровском Калужской области в чистом поле стоит некрашеный металлический сарайчик с гордой надписью: «Европей­ский сервис. Шиномонтаж». Язык — зеркало культуры.

Однако времена меняются, и даже в этой же статье «Рашен-инглиш», даже в «Советской России» автор вдруг начинает как бы оправдывать­ся: да я и не против, я же без крайностей:

Множество иноязычных слов так давно и прочно вошли в русский язык, что уже не воспринимаются как чужие. Наоборот, за чудака посчи­тают того, кто вздумает называть телефон дальнеговорником или микроскоп мелкосмотрителем! Язык словно тропинка, протоптанная напрямую поперек газона: перегораживай, ходить будут не как прика­зано, а как удобнее. Ведь не прижились же у нас геликоптеры вместо вертолетов, а вот дельтапланы победили крылолетов и парикмахеры

106

брадобреев. А мотели мирно соседствуют с гостиницами, так же как бары с закусочными... И не буду с пеной у рта доказывать, что ма­газин (кстати, тоже заимствование, но такое древнее, что уже ста­ло русским) чем-то лучше шопа или бутика. Речь идет о другом: кто-то ведь должен хранить чистоту литературного русского языка! Всего два века назад его фактически не существовало: русский язык считал­ся языком для простолюдинов, «белые люди» общались между собой на чужеземном наречии, читали и писали на языках других народов. Понадобились Ломоносов, Державин, Пушкин, десятки смелых гениев, чтобы создать и сохранить наше сокровище — национальную лите­ратуру!

Тем временем заимствования пошли не только вширь, но и вглубь, затронув и морфологию, и синтаксис.

Действительно, такие сугубо английские, вернее, сугубо германских языков модели, как уподобление слову, соположения основ, встреча­ются все чаще: стресс ситуация (вместо русской структуры стрессо­вая ситуация), быстросуп.

А вот как выглядит объявление, висевшее на стене в МГУ в 1998 году:

ATTENTION

Потенциальные «мертвые души»!

Пофигически-настроенные-и-безумно-занятые-но-всегда-

многоуважаемые студенты, имеющие право на (бесплатное) место

в общежитии, но еще не зарегистрировавшиеся, столь же

огромная просьба объявиться скорее.

Тенденция третья — проникновение жаргонизмов, вульга­ризмов, бранных слов. Эта тенденция совпадает с теми изменениями, которые претерпел русский язык после 1917 года ¹⁹. В те годы «язык улицы», грубый, вульгарный, служил подтверждением правильной, «революционной» классовой принадлежности, а правильный лите­ратурный язык выдавал «гнилую интеллигенцию» и «проклятую бур­жуазию». Тогда хоть оправдание было, так сказать, «идеологическая ос­нова».

В наши дни поток жаргонизмов, брани, нецензурных, грязных и грубых слов, заполонивший страницы газет, журналов и художествен­ных (!) произведений, объяснить труднее. Нет сомнений, что это отра­жение социокультурных изменений в российском обществе. По-ви­димому, в качестве объяснения можно предположить ложно понятую свободу вообще и свободу слова в частности. Как бы вид протеста про­тив запретов тоталитаризма. С одной стороны. С другой стороны, это может быть влияние «новых русских» или подыгрывание им. Этот но­вый класс нашего общества, который составили люди, не слишком об­разованные, но баснословно разбогатевшие на шальных деньгах, не слишком многочислен, но чрезвычайно активен и влиятелен. От их про­шлого (да и настоящего) и мода на приблатненный, иногда воровской жаргон.

¹⁹ A. Sinyavsky. Op. cit., p. 196-201.

107

В статье «Мат как зеркало нашей жизни» доктор филологических наук Анатолий Журавлев пишет: «Похабщина, льющаяся в наши уши не только на улице, но и с теле- и киноэкранов, с театральных подмост­ков, обильно публикуемая печатными изданиями, как это ни печально, прямо связана с освобождением общества от идеологических вериг. Эмансипация мата — прискорбные издержки раскрепощения обще­ства» ²⁰.

Действительно, «идеологические вериги» не позволяли самой мас­совой газете «Московский комсомолец» вот так «припечатывать» чле­нов правительства:

Когда в Думе Жириновский поддерживает Грачева, когда в Думе Ж. поддерживает Г. — это не блажь. Карьера самого военного министра висит на соплях (Выделено мною. — С. T.).

В. С. Елистратов, доктор культурологии, профессор факультета ино­странных языков МГУ, констатирует постсоветскую легализацию «сни­женного языка» и делает вывод о регулярности этого явления, называя

его вслед за Б. А. Лариным варва­ризацией ²¹, сопровождающей ко­нец всякой стабильной эпохи. «Брань, инвективы, сниженный минифольклор и т. п. — весь этот корпус, как правило, устных тек­стов (и в незначительной мере письменных), «нарабатывавший­ся» в течение стабильной эпохи, выходит в литературу, прессу, сред­ства массовой коммуникации, становится объектом многих исследова­ний» ²². По мнению В. С. Елистратова, «в недрах «стабильной эпохи» формируются деструктивные, революционные элементы. Их критичес­кая масса постепенно нарастает, расшатывая устойчивую таксономию общества и языка... На какое-то время создается ощущение, что обще­ство и нация теряют ценностные и нравственные ориентиры и, соответ­ственно, язык — ориентацию в поле стилей» ²³.

Наиболее «передовой» и «революционной» в плане размывания язы­ковых норм является молодежь. Молодежный жаргон блистательно представлен в следующем отрывке из заметки «Учите язык тинейдже­ров» Руслана Шебукова («Аргументы и факты», 1996, № 31):

Какие нынче у молодежи развлечения? Намылиться на булкотряс (сходить на дискотеку), на кашу (вещевой рынок), а если комиксы (ка­никулы), то в могильник (на пляж). Если идти никуда не хочется, то можно не напрягаться и покрутить жужу (послушать магнитофон), а если родичи против, то просто потусоваться в тамбуре (постоять с друзьями на лестничной клетке) и разрушить мозги (пообщаться), а то и ужалиться (выпить) где-нибудь в офисе, бункере (и то и другое значит подвал) или какой другой нычке (укромном месте). Ну а если шнурки свалили (родители, значит, уехали), то можно и прямо в мор­ге (на квартире) в бутыльбол поиграть (опять же устроить пьянку) с бесплатной шарахункой (угощением).

²⁰ Аргументы

и факты, 1994, № 4.

²¹ «Историческая эволюция любого литературного языка может быть представлена как ряд последовательных «снижений», варваризаций, но лучше сказать — как ряд концентрических развертываний» (В. С. Елистратов. «Сниженный язык» и «национальный характер» // Вопросы философии, 1998, № 10, с. 57). Из огромного моря литерату­ры о состоянии современного русского языка необходимо упомянуть: В. Г. Костомаров. Языковой вкус эпохи, М., 1994 (3-е изд.: СПб., 1999); Русский язык конца XX столетия. М., 1996; М. В. Горбаневский, Ю. Н. Караулов, В. М. Шаклеин. Не говори шершавым языком. М., 1999,

²² В. С. Елистратов. Указ. соч., с. 57.

²³ Там же, с. 58.

108

У девушек есть свое специфическое занятие — ходить сниматься где-нибудь на движении, то есть гулять по главной улице с целью по­знакомиться с парнями. Парни в свою очередь любят устраивать бучу (драться между собой), мудахера рихтануть (побить бомжей) или ка­кому-нибудь мармыге (пьяному) табло начистить (надавать по мор­де). Правда, за это можно заскочить (попасть в милицию), а там уж тогда лучше делать бэп (делать, что говорят), а не то какой-нибудь помидор (милиционер) тебе гуманизатором (дубинкой).

Любимую девушку современный тинейджер ласково назовет матильдой. «Моя матильда, — скажет он, — сегодня такую корку от­мочила!» (выражение на все случаи жизни; означает все что угодно, часто используется как вступление к рассказу). Просто симпатичная девушка — мурка, ну а если очень красивая, то киска. Наоборот некра­сивая — лапоста, сильно накрашенная — штукатурка. Девушек лег­кого поведения и проституток называют грелками или хорьками. Выс­шая же похвала для девушки в устах парня: «Ну, ты просто чики!» На что девушка может ответить: «Ты тоже ничего кибальчиш».

В заключение этого раздела о переменах в языке и культуре новой России приведем полностью блестящую пародию А. К. Троицкого «Вы­литый Аквариум» (Cosmopolitan, 1997, № 2), где автор воспроизвел стили современного русского языка, представляющие основные культурные слои современного российского общества:

Любимейшие Cosmo-девочки! Наверняка вы что-то слышали о ле­гендарной рок-группе «Аквариум». Так вот, ей исполняется четверть века, в связи с чем выходит аль­бом ее самых популярных песен. Поскольку население наше сильно атомизировано, а слои его зачас­тую антагонистичны, я делаю по­пытку обратиться к каждому слою по отдельности, чтобы в до­ступных им терминах поведать о том, что же такое «Аквариум».

Рок-фанатам

Чуваки, чувихи! «Аквариум» — едва ли не самая подкованная на предмет торчкового музона ко­манда. В 72-м году они лабали по танцам Sabbath и прочий хардешник, но очень скоро Боря и Гаккель крепко подсели на Дилана и Т. Rex, а потом еще Харрисона и Лу Рида. Они много читали NME и Maker, по­этому в конце 70-х резко въехали в PISTOLS и заиграли что-то вро­де панка. Но гораздо клевее у них

109

покатил реггей. В конце 81-го в «Аквариум» пришли Курехин и Ляпин на лидере, и они заиграли полное электричество. А потом Боря спел, что рок-н-ролл мертв, и стал это доказывать на практике. У них вышло еще до фига альбомов, были классические песни — все в основ­ном в таком фолковом стиле типа Донована, Вэна Моррисона, Тома Петти... Короче, есть во что врубиться.

Интеллигенции

Друзья мои! В противоречивом мире рок-музыки не много отыщется исполнителей, творчество ко­торых отмечено печатью высокого интеллекта. «Аквариум» — одна из таких групп. Поэзия Бориса Гребенщикова — яркое явление российской словесно­сти. Как истинный художник, он никогда не шел на поводу у властей предержащих, не ставил свою музу на службу рыночному заказу. Как истинный интел­лигент и гражданин, он не раз возвышал свой голос против кровопролития, духовного обнищания народа, коммунистичес­кого мракобесия и разбазаривания госказны. Выражаясь лапидарно, «Ак­вариум» в процессе креативной эволюции адекватно рефлексирует бро­жение русского пытливого менталитета конца XX столетия.

Новым русским

Дамы и господа! «Аквариум» — один из самых успешных российских музыкальных проектов. Инициированный Б. Гребенщиковым в 1972 году, он первым из советских коллективов наладил (в 1980-м) регу­лярное производство и дистрибуцию аудиокатушек с записями своих песен. Карьера А. успешно продолжалась и в постсоветский период. В 1995 году был подписан контракт на эксклюзивный выпуск всей архи­вной продукции А. с фирмой «Триарий». Держатель авторских прав на песни А., Б. Гребенщиков может наряду с А. Макаревичем («Машина времени», «Смак», «Toshiba», фирма «Партия») претендовать на зва­ние самого богатого человека из числа российских рок-исполнителей. Резюме: начав практически с нулевых инвестиций, «Аквариум» благо­даря органичному менеджменту вырос в рентабельный музыкальный ансамбль.

Хиппи

Пипл! Ну разве есть у нас рокеры кайфовей «Аквариума»? Ну кого еще вы так любите за божественный стеб, за красоту, высоту и ми­ролюбие? За мальчика Евграфа и Серебро Господа? Зажгите свечи и бал-дейте!

Иностранцам

Леди и джентльмены! В годы агонии коммунистического режима СССР не многие артисты осмеливались бросить вызов властям, и в числе этих отважных был «Аквариум». Свободолюбивые песни и нонконфор-

110

мистская позиция бэнда вызывали гонения со стороны КГБ. Противо­поставляя себя тоталитарной системе, они выбирали низкооплачи­ваемые работы дворников и кочегаров, а свободное время посвящали музыке и альтернативному стилю жизни. Целое поколение иностран­ных студентов прошло через «Аквариум», оставив музыкантам и их подругам много джинсов, книг Толкиена, кассет и кисетов для марихуа­ны и увезя домой прекрасные воспоминания об этих русских. Песня «Этот поезд в огне», содержащая аллегорический образ Горбачева, ут­вердилась как один из гимнов перестройки. То cut a long story short: не поняв песни 212-8506, вам будет крайне трудно постичь загадку рус­ской души.

Братве

Пацаны! (Далее см. раздел «Интеллигенции»). Теперь чисто без ба­зара: крутые песни! Особенно эта — «Долгая память хуже, чем сифи­лис». Или — «Здесь может спать только тот, кто мертв»... Юноши и девушки! Вы живете активной жизнью, насыщенной новыми реалия­ми — от «нинтендо» до «экстази», от роликов до презервативов. И песни «Аквариума» практически не имеют точек соприкосновения с вашей жизнью. Под них не потанцуешь, они навевают тоску и полны непонятных заморочек и ненужного пафоса. Сторож Сергеев — прос­то деклассированный элемент, а сам Гребенщиков — вылитый старик Козлодоев, тщащийся залезть к юной деве в постель со своим очередным компакт-диском. Мораль: разбирайтесь сами, парни и девча­та. «Аквариум» полон рыбок: съел — и порядок!

Митькам

Братушечки и сестренки! Кто гавкает? Дык Акваримушка же, елы-палы! Greatest Hits. Только ножень­ки торчат... Положи его в воду, сестра. Тельничек потом высуши.

Журналистам

Коллеги! С Гребенщиковым и «Аквариумом» с са­мого начала все складывается легко. Они доступны, расположены к общению, словоохотливы. Грани облома начинают проступать позже: они отказываются говорить о собственных автомобилях (похоже, их нет), о сексе (возможно, и его нет), гонорарах (неужели и их?..) и не e состоянии прокомментировать высказывания Маши Распутиной, по­скольку не знают, кто она такая. Далее по ходу дела выясняется, что собеседник эрудированнее вас и обладает более богатым словарным запасом. В довершение всего он не только не желает оплачивать ин­тервью, но и требует, чтобы его угостили водкой.

«Аквариуму»

Боря, ребята! Вы смогли сделать что-то еще. Спасибо. Спасибо.

111

§ 5. Русские студенты об Америке и России: изменения в культурной и языковой картинах мира в 1992-1999 годах

Та часть культурной и, соответственно, языковой картины мира, на ко­торой «изображены» другие страны и другие народы, создается под сильным воздействием стереотипов, в формировании которых участвуют различные факторы (подробнее о стереотипах см.: ч. II, гл. 1, § 1). Сте­реотипы, как известно, обладают высокой степенью устойчивости, од­нако перемены в социальной жизни России в 90-е годы XX века были настолько радикальны, что потрясли и перевернули привычные пред­ставления.

В этом плане весьма показательны результаты простого лингвокультурологического эксперимента, который регулярно проводится автором этой работы начиная с 1992 года. Суть его заключается в следующем. Студенты I курса факультета иностранных языков МГУ, по моей просьбе, записывают первые пять слов, которые приходят на ум, когда речь идет: 1) об Америке и американцах, 2) о России и русских.

В первом эксперименте приняли участие около 200 человек в воз­расте 16-23 лет. Эти молодые люди формировались уже в период пере­стройки. Это означает, что, в отличие от своих предшественников, кото­рые слышали и читали только плохое об Америке как «потенциальном противнике» (соответственно, и английский язык изучался как «язык потенциального противника») и только хорошее о своей стране — Со­ветском Союзе, эти студенты, наоборот, росли с мнением, навязанном им средствами массовой информации, которое может быть суммирова­но так: в Америке все прекрасно — у нас все отвратительно.

Результаты этого первого — 1992 года — опроса были в некоторых отношениях ошеломительными. Так, абсолютным чемпионом по частот­ности употребления неожиданно оказалось слово smile 'улыбка'. Имен­но улыбающимися (и, следовательно, счастливыми) представляли себе американцев молодые русские в 1992 году, когда Россия, потеряв Со­ветский Союз, вступила в мировое сообщество в новом статусе, на но­вых условиях.

Культурная и языковая картины Америки в опыте российских сту­дентов, изучающих английский язык, были представлены таким обра­зом.

1. Первые десять мест заняли следующие слова, расположенные в по­рядке убывания частотности (слова под одним номером, имеют одина­ковую частотность):

1. Smile [улыбка] (27%).

2. Freedom [свобода] (20%).

112

3. Rich [богатый], mопеу [деньги] (13%).

4. Skyscraper [небоскреб] (12%).

5. Business [бuзнec], Hollywood [Голливуд], Statuе of Liberty [статуя Сво­боды] (11%).

6. Cars [машины], pragmatism [прагматизм] (10%).

7. Dollar [доллар], President [президент], friendly [дружеский], cheerful

[веселый] (9%).

8. New York [Нью-Йорк], uninhibited [не ограниченный запретами], great / large [великий/большой], loud [громкий] (8%).

9. Kind [добрый], domineering [господствующий, доминирующий] (7%).

10. White House [Белый Дом], independence [независимость], comfort [комфорт], supermarket [супермаркет], health [здоровье], hospitable [гостеприимный] (6%).

Полученные данные распределились по следующим тематическим группам.

2. Черты характера американцев:

1. Smiling [улыбчивый].

2. Pragmatic [прагматичный], business-like [деловой].

3. Friendly [дружеский], cheerful [веселый], jayful [радостный].

4. Uninhibited [не ограниченный запретами], loud [громкий].

5. Kind [добрый], domineering [господствующий, доминирующий].

6. Hospitable [гостеприимный], gregarious [стадный],50с/оЬ/е [общитель­ный].

7. Unceremonious [бесцеремонный], unintellectual [неинтеллектуаль­ный], uneducated [необразованный], poorly read [мало начитанный], wonderful [замечательный], nice [приятный].

8. Superficial [поверхностный], self-confident [уверенный в себе], boastful [хвастливый], energetic [энергичный], interesting [интерес­ный].

9. Strange [странный], different [отличающийся], crazy [сумасшедший], like Russians [похожий на русских], hard working [трудолюбивый], patriotic [патриотичный], family-loving [любящий семью], naive [наи­вный], childish [детский].

10. Brave [смелый], open [открытый], health-concerned/obsessed [забо­тящийся о здоровье], travel-minded [любящий путешествовать], scientific [научный], logical [логичный], insincere [неискренний], cruel/ merciless [жестокий/беспощадный], fat [толстый], greedy [жадный], self-indulgent [снисходительный], bright [умный].

3. Современная жизнь в США:

1. Freedom [свобода].

2. Wealth [богатство], money [деньги].

3. Business [бизнес].

4. Cars [машины].

5. Dollar [доллар], President [президент].

113

6. Independence [независимость], supermarket [супермаркет], chewing-gum [жевательная резинка].

7. Power [сила], democracy [демократия], advertisements [рекламы].

8. Justice [справедливость], prosperity [процветание], immigrants [им­мигранты], elections [выборы], universities [университеты], popcorn [поп-корн], Big Mac [Биг Мак], Сосо-Соla [кока-кола].

9. Job [работа], houses [дома], music [музыка], contrasts [контрасты], native Americans [американцы, родившиеся в Америке], farmers [фермеры], hamburger [гамбургер], beer [пиво], orange juice [апельсино­вый сок], home video [домашнее видео].

W.Banjo [банджо], suburbs [городские окраины, пригороды].

4. Природа, пейзаж:

1. Skyscrapers [небоскребы].

2. Ocean [океан].

3. World [мир].

4. Highways [шоссе], motorways [автострады].

5. National parks [национальные парки].

5. Собственные имена:

1. Hollywood [Голливуд], Statue of Liberty [статуя Свободы].

2. New York [Нью-Йорк].

3. White House [Белый Дом].

4. Disneyland [«Диснейленд»], Washington [Вашингтон].

5. Los Angeles [Лос-Анджелес], California [Калифорния].

6. San Francisco [Сан-Франциско], Marlboro [«Мальборо»], Colorado [Ко­лорадо].

7. Boston [Бостон], Pentagon [Пентагон], Broadway [Бродвей], Harlem [Гарлем].

8. Centra/ Park [Центральный парк], Long Island [Лонг-Айленд], Yale University [Йельский университет].

9. McDonald's [Макдональдс], Bush [Буш], Mark Twain

[Марк Твен].

10. Clinton [Клинтон], О'Неnrу [О'Генри], Hemingway [Хемингуэй], Harvard University [Гарвардский уни­верситет].

11. Salinger [Сэлинджер], Chicago Bulls [«Чикаго Буллз»], MTV [ЭмТиВи], Bruce Springsteen [Брюс Спрингстин], NBA [НБА], Michael Jackson [Майкл Джексон].

12. Monroe [Монро], Jane Fonda [Джейн Фонда], New York Rangers [«Нью-Йорк рэнджерз»].

Итак, языковая и культурная картины американс­кого мира, имеющиеся у русских студентов и осно­ванные главным образом на информации, получен­ной из прессы, радио и телевидения, вполне компли-

114

ментарны (романтичны, идеалистичны) по отношению к Америке. США как государство богаты, свободны, могущественны, независимы и де­мократичны. Американцы — люди дружелюбные, деловые, прагматич­ные, добрые, щедрые, бодрые, раскованные, бесцеремонные, открытые, наивные и т. п.

Интересно, что критические замечания пришли в основном от тех, кто побывал в Америке (одна девушка написала огорченно: «Дома у них такие богатые, но там совсем нет книг...»). Столкновение с реальнос­тью после восторженных оценок в средствах массовой информации при­водит к разочарованию. В каком-то смысле критическое отношение к Америке в советских официальных изданиях было полезнее американ­цам: недоверие народа к официальной, правительственной точке зре­ния имело обратный, то есть положительный, эффект. И наоборот, не­умеренные похвалы в адрес американцев, столь типичные для первых лет перестройки, повредили им в общественном мнении русских.

Точно такой же эксперимент с теми же участниками был проведен и в отношении России и русских. Вот его результаты.

1. Первые десять мест по частотности употребления заняли следую­щие слова:

1. Great [великий], vast [обширный], huge [громадный], large [большой] (26%).

2. Motherland [родина], patriotism [патриотизм] (24%).

3. Culture [культура], history [история], mess [беспорядок], chaos [хаос], vodka [водка] (23%).

4. Mysterious [загадочный], strange [странный], soul [душа] (18%).

5. Ноте [дом], mother [мать], friends [друзья] (15%).

6. Moscow [Москва], Orthodox Church [православная церковь] (19%).

7. Dirty [грязный], grey [серый] (12%).

8. The Kremlin [Кремль] (10%).

9. Poor [бедный], hope [надежда], potentials [большой потенциал], great future [великое будущее] (9%).

10. Red Square [Красная площадь], gentle [нежный], kind [добрый], crisis [кризис], fools [дураки], stupid [глупый] (7%).

2. Черты характера русских:

1. Friendly [дружеский], intelligent [умный].

2. Gentle [нежный], kind [добрый], foolish [глуповатый], stupid [глупый].

3. Rude [грубый], gloomy [мрачный], talkative [разговорчивый], hospitable [гостеприимный].

4. Worried [тревожный], sad [грустный], unhappy [расстроенный], serious [серьезный], patient [терпеливый], resourceful [с большими возмож­ностями].

5. Healthy [здоровый], beautiful [красивый], charitable [доброжелатель­ный].

6. Sense of humour [чувство юмора], cheerful [веселый], unsmiling [не­улыбчивый].

115

7. Big and strong [большой и сильный], powerful [могущественный], wicked [злобный], crooks [жулики].

8. Trustful [доверчивый], deep [глубокий], coarse [грубый], dull [уны­лый], brave [смелый], nice [милый], generous [щедрый].

9. Wonderful [прекрасный], reckless [безрассудный], interesting [инте­ресный].

3. Современная жизнь в России:

1. Mess [беспорядок], chaos [хаос], vodka [водка].

2. Poverty [бедность], lines (queues) [очереди], Лоре [надежда].

3. Crisis [кризис].

4. Market [рынок], communism [коммунизм], civil war [гражданская вой­на].

5. Inflation [инфляция], instability [нестабильность], difficulties [за­труднения], masochism [мазохизм], children [дети].

6. Violence [насилие], democrats [демократы], pension [пенсия], food [еда], President [президент], parliament [парламент], rouble [рубль].

7. Begging army [армия попрошаек], three-colour flag [трехцветный флаг].

8. Survival [выживание], debates [дебаты], trolley-buses [троллейбусы].

4. Природа, пейзаж:

1. Roads [дороги].

2. Forest [лес].

3. Birch-trees [березы].

4. Steppe [степь].

5. Villages [деревни].

6. Rivers [реки].

7. Big cemeteries [большие клад­бища].

5. Собственные имена:

1. Moscow [Москва].

2. The Kremlin [Кремль].

3. Red Square [Красная площадь].

4. Moscow State University [Мос­ковский государственный уни­верситет].

5. Ivan [Иван], Leningrad [Ленин­град], Tchaikovsky [Чайковский], Dostoevsky [Достоевский],

Siberia [Сибирь], Yeltsin [Ельцин], Gorbachev [Горбачев].

6. St. Petersburg [Санкт-Петербург], Arbat [Арбат], Bolshoi Theatre [Боль­шой Teaтp], St. Basil's Cathedral [собор Василия Блаженного].

7. The Volga [Волга], Pushkin [Пушкин], Lenin [Ленин].

8. Suvorov [Суворов], Dmitry Donskoy [Дмитрий Донской], Moscow suburbs [Подмосковье, московские окраины].

116

В 1995 году этот эксперимент был повторен в тех же условиях, с тем же количеством участников, студентов I курса факультета иностранных языков МГУ.

1. Первые десять мест заняли следующие наиболее употребитель­ные слова об Америке и американцах:

199	2 (для сравнения)	199	5
1.	Smile [улыбка] (27%).	1.	Hollywood [Голливуд] (26%).
2.	Freedom [свобода] (20%).	2.	Statue of Liberty [статуя Свободы] (21%).
3.	Rich [богатый], money [деньги] (13%).	3.	Smile [улыбка] (19%).
4. :	Skyscrapers [небоскребы] (12%).	4.	New York [Нью-Йорк] (16%).
5.	Business [бизнес], Hollywood	5.	Dollar [доллар],
	[Голливуд], Statue of Liberty		McDonald's [Макдональдс]
	[статуя Свободы] (11%).		(13%).
6.	Cars [машины], pragmatism	6.	Bill Clinton [Билл Клинтон]
	[прагматизм] (10%).		(11%).
7.	Dollar [доллар], President [пре-	7.	Freedom [свобода],
	зидент], friendly [дружеский],		Washington [Вашингтон],
	cheerful [радостный] (9%).		rich [богатый] (10%).
8.	New York [Нью-Йорк],	8.	Skyscrapers [небоскребы],
	uninhibited [не ограниченный		business [бизнес],
	запретами], great/large		uninhibited [не ограниченный
	[великий/большой], loud		запретами], baseball
	[громкий] (8%).		[бейсбол] (9%).
9.	Kind [добрый], domineering	9.	White House [Белый Дом],
	[господствующий] (7%).		cowboys [ковбои], Disneyland
			[«Диснейленд»] (8%).
10.	White House [Белый Дом],	10.	Talkative [разговорчивый],
	independence [независимость],		drugs [наркотики] (6%).
	comfort [комфорт],
	supermarket [супермаркет],
	health [здоровье], hospitable
	[гостеприимный] (6%).

Большинство слов в этих двух списках совпадают, но те, которые различаются, как раз и свидетель­ствуют о социокультурных измене­ниях как в жизни России, так и в сознании ее жителей. В разряд

наиболее частотных, по сравнению с 1992 годом, перешли слова McDonald's [Макдональдс], Bill Clinton [Билл Клинтон], Washington [Ва­шингтон], baseball [бейсбол], cowboys [ковбои], Disneyland [«Дисней­ленд»], talkative [разговорчивый], drugs [наркотики]. Макдональдс, бей­сбол, наркотики как социальные явления все больше осваиваются в рос-

117

сийской действительности, поэтому употребительность этих слов в речи резко возрастает.

Наоборот, утратили частотность употребления слова cars [машины], pragmatism [прагматизм], friendly [дружеский], cheerful [радостный], great/large [великий/большой], loud [громкий], kind [добрый], domineering [господствующий], comfort [комфорт], supermarket [супер­маркет], health [здоровье], hospitable [гостеприимный], independence [независимость].

Эти изменения легко объяснимы: они результат перемен в социо­культурной жизни нашей страны. Действительно, число машин иност­ранных марок и супермаркетов (слово заимствовано вместе с реалией) увеличивается в Москве буквально каждый день и становится все бо­лее характерной чертой нашей жизни. Соответственно, они все меньше ассоциируются с Западом вообще и Америкой в частности. Прагматизм также становится вполне российским (а вернее, московским) призна­ком. Сократилось также количество и изменилось качество характер­ных черт, приписываемых русскими американцам.

Дальнейшие результаты опроса 1995 года следующие:

2. Черты характера американцев:

1992 (для сравнения)		1995
1.	Smiling [улыбчивый].	1.	Smile [улыбка].
2.	Pragmatic [прагматичный],	2.	Uninhibited [не ограничен-
	business-like [деловой].		ный запретами].
3.	Friendly [дружеский], cheerful	3.	Talkative [разговорчивый].
	[радостный], joyful [веселый].
4.	Uninhibited [не ограниченный	4.	Easy-going [общительный].
	запретами], loud [громкий].
5.	Kind [добрый], domineering	5.	Crazy [сумасшедший], noisy
	[господствующий].		[шумный], energetic [энергич-
			ный], sociable [общительный],
			optimistic [оптимистичный],
			open people [искренние люди],
			punctual [пунктуальный],
			cheerful [веселый].
6.	Hospitable [гостеприимный],	6.	Proud [гордый], hardworking
	gregarious [стадный], sociable		[трудолюбивый], enterprising
	[общительный].		[предприимчивый],
			straightforward [прямой],
			patriotic [патриотичный].
7.	Unceremonious [бесцеремон-	7.	Lazy [ленивый], loud
	ный], unintellectual [неинтел-		[громкий].
	лектуальный], uneducated [не-
	образованный], poorly read [ма-
	ло начитанный], wonderful [за-
	мечательный], nice [приятный].

118

8.	Superficial [поверхностный], selfconfident [уверенный в себе]. boastful [хвастливый], energetic [энергичный], interesting [интересный].	8.	Vulgar [вульгарный], relaxed [расслабленный].
9.	Strange [странный], different [отли чающийся], crazy [сумасшедший]. like Russians [похожий на русских], hard working [много работающий], patriotic [патриотичный], family- loving [любящий семью], naive [наивный], childish [детский].	9.	Smart [умный].
		10.	Cold [холодный].
10.	Brave [смелый], ореn [открытый, искренний], healthconcerned/obsessed [заботящийся о здоровье], travelminded [любящий путешество- вать], scientific [научный], logical [логичный], insincere [неискренний], cruel/merciless [жестокий/беспощадный],/о? [толстый], greedy [жадный], self-indulgent [снисходительный], bright [умный]

3. Современная жизнь в США:

1992 (для сравнения)		1995
1.	Freedom [свобода].	1.	Dollar [доллар].
2.	Wealth [богатство], money [деньги].	2.	Freedom [свобода].
3.	Business [бизнес].	3.	Business [бизнес].
4.	Cars [машины].	4.	Baseball [бейсбол].
5.	Dollar [доллар], President [прези­дент].	5.	Cowboys [ковбои].
6.	Independence [независимость], supermarket [супермаркет]. chewing-gum [жевательная резинка].	б.	Drugs [наркотики].
7.	Power [сила], democracy [демократия], advertisements [рекламы].	7.	Fast food [забегаловки (фаст-фуд)], Coca-Cola [кока-кола], Halloween [день Всех Святых], immigrants [иммигранты].
8.	Justice [справедливость], prosperity [процветание], immigrants [иммигранты], elections [выборы], universities [университеты], popcorn [поп-корн], Big Mac [Биг Мак], Coca-Cola [кока-кола].	8.	Different nations [разные нации], hamburgers [гам­бургеры], Indians [индейцы], football [футбол], chewing gum [жевательная резинка], sex-revolution [сексуальная революция]

119

9.	Job [paбoтa], houses [дома], music [мyзыкa], contrasts [контpacты], native Americans [аме­риканцы, родившиеся в Америкe], farmers [фермеры], hamburger [гамбургер], beer [пиво], orange juice [апельсиновый сок], home video [домашнее видео].	9.	Film [фильмы] роliсе [полиция], wealth [богатство], free enterpise [свободное предпринимательство], dirty streets [грязные улицы], music [музыка], violence [насилие].
10.	Banjo [банджо], suburbs [городские окраины, пригороды].	10.	Sport shoes [спортивная обувь], school bus [школьный автобус], casino [казино], rugby [регби], drivers license from 15, 16 years old [водительские права с 15-16 лет].
4.	Природа, пейзаж:
1992 (для сравнения)		1995
1.	Skyscrapers [небоскребы].	1.	Skyscrapers [небоскребы].
2.	Ocean [океан].	2.	Lakes [озера].
3.	World [мир].	3.	Large [большой], bеatiful [красивый], heat [жара].
4.	Highways [шocce], motorways [автострады].	4.	Highway [шоссе].
5.	National parks [национальные парки].
5.	Собственные имена:
1992 (для сравнения)		1995
1.	Hollywood [Голливуд], Statue of Liberty [статуя Свободы].	1.	Hollywood [Голливуд].
2.	New York [Нью-Йорк].	2.	The Statue of Liberty [статуя Свободы].
3.	White House [Белый Дом].	3.	New York [Нью-Йорк],
4.	Disneyland [«Диснейленд»], Washington [Вашингтон].	4.	McDonald's [Макдональдс].
5.	Los Angeles [Лос-Анджелес], California [Калифорния].	5.	Bill Clinton [Билл Клинтон].
6.	Son Francisco [Сан-Франциско], Marlboro [«Мальборо»], Colorado [Колорадо].	6.	Washington [Вашингтон].
7.	Boston [Бостон], Pentagon [Пентагон], Broadway [Бродвей], Harlem [Гарлем].	7.	White House [Белый Дом], Disneyland [«Диснейленд»], Marlboro [«Мальборо»], Michael Jackson [Майкл Джексон].
8.	Central Park [Центральный парк],	8.	Harvard [Гарвард], USA [США],

120

	Long Island [Лонг-Айленд], Yale University [Йельский университет].		Harley Davidson [«Харли Дэвидсон»].
9.	McDonald's [Макдональдс], Bush [Буш], Mark Twain [Марк Твен].	9.	Broadway [Бродвей], Los Ange- les, LA [Лос-Анджелес], Ontario [Онтарио], Colorado [Колорадо].
10.	Clinton [Клинтон], O'Henry [О'Генри], Hemingway [Хемингуэй], Harvard University [Гарвардский университет].	10.	, Las Vegas [Лас-Вегас], Montana State [штат Монтана], Roosevelt [Рузвельт], Denver [Денвер], Son Francisco [Сан-Франциско], Ford [Форд].
11	Salinger [Сэлинджер], Chicago Bulls [«Чикаго Буллз»], МTV [ЭмТиВи], Bruce Springsteen [Брюс Спрингстин], NBA [НБА], Michael Jackson [Майкл Джексон].
12	Monroe [Монро], Jane Fonda [Джейн Фонда], New York Rangers [«Нью-Йорк Рэнджерз»].
Россия и русские имеют следующий вид в языковой и культурной картинах мира русских студентов:

1. Десять наиболее частотных слов:

1992 (для сравнения)		1995
1.	Great [великий], rast [обширный], huge [громадный], large [большой] (26%).	1.	Red Square [Красная площадь] (31%).
2.	Motherland [родина], patriotism [патриотизм] (24%).	2.	Moscow [Москва] (29%).
3.	Culture [культура], history [ис- тория], mess [беспорядок], chaos [хаос], vodka [водка] (23%).	3.	Kremlin [Кремль] (27%).
4.	Mysterious [загадочный], strange [странный], soul [душа] (18%).	4.	Vodka [водка] (20%).
5.	Ноте [дом], mother [мать], friends [друзья] (15%).	5.	Hospitable [гостеприимный] (16%).
6.	Moscow [Москва], Orthodox Church [православная церковь] (13%).	6.	Winter [зима] (14%).
7.	Dirty [грязный], grеу [серый] (12%).	7.	Churches [церкви], beautiful na- ture [красивая природа] (10%).
8.	Kremlin [Кремль] (10%).	8.	MSU (Moscow State University) [МГУ (Московский государст- венный университет)] (9%).

121

9.	Poor [бедный], hope [надежда], potentials [большой потенциал], great future [великое будущее] (9%).	9.	Boris Yeltsin [Борис Ельцин], forests [леса], Lenin [Ленин] (7%).
10.	Red Square [Красная площадь], gentle [нежный], kind [добрый], crisis [кризис], fools [дураки], stupid [глупый] (7%).	10.	New Russians [новые русские], home [дом], great persons [великие люди], dirty streets [грязные улицы] (6%).

За прошедшие три года (1992-1995) Red Square [Красная площадь] поднялась с последнего места в списке самых частотных слов и слово­сочетаний на первое. Moscow [Москва] и Kremlin [Кремль] также увели­чили частотность употребления. Vodka [водка] сохранила свои пози­ции, возникли New Russians [новые русские], beautiful nature [красивая природа], Boris Yeltsin [Борис Ельцин], hospitable [гостеприимный]. На­оборот, ушли из часто встречающихся такие слова, как mess [беспоря­док], chaos [хаос], fools [дураки], stupid [глупый], crisis [кризис]. Вмес­те с ними уменьшили употребительность и culture [культура], history [ис­тория], hope [надежда], potentials [большой потенциал], great future [ве­ликое будущее]. По тематическим группам данные опроса распредели­лись следующим образом:

2. Черты характера русских:

1992 (для сравнения)		1995
1.	Friendly [дружеский], intelligent [умный].	1.	Hospitable [гостеприим­ный].
2.	Gentle [нежный], kind [добрый], foolish [глуповатый], stupid [глупый].	2.	Lazy [ленивый], kind [доб­рый].
3.	Rude [грубый], gloomy [мрач­ный], talkative [разговорчивый], hospitable [гостеприимный].	3.	Honest [честный], patient [терпеливый], rude [грубый], religious [религиозный], sense of humour [чувство юмора], open [открытый].
4.	Worried [озабоченный], sad [грустный], unhappy [безра­достный], serious [серьезный], patient [терпеливый], resource­ful [с богатыми возможнос­тями].	4.	Educated [образованный], open-hearted [открытый], simple [простой].
5.	Healthy [здоровый], beautiful [красивый], charitable [доброжелательный].	5.	Cheerful [радостный], sensitive [чувствительный], enduring [выносливый].
б.	Sense of humour [чувство юмора], cheerful [радостный], unsmiling [неулыбчивый].	6.	Dangerous [опасный].

122

7.	Big and strong [большой и силь­ный], powerful [властный], wicked [сумасшедший], crooks [мошенники].	7.	Respect to other nations [ува­жение к другим нациям], unpredictable [непредсказуе­мый], crazy [сумасшедший].
8.	Trustful [доверчивый], deep [глубокий], coarse [грубый], dull [вялый], brave [смелый], nice [приятный], generous [щедрый].	8.	Angry people [злые люди], alcoholics [алкоголики].
9.	Wonderful [прекрасный], reckless [безрассудный], interesting [интересный].	9.	Friendly [дружеский], poor [бедный], uneducated [необразованный].
		10.	Nationalistic [националисти­ческий], unsmiling [неулыб­чивый].

3. Современная жизнь в России:

1992 (для сравнения)		1995
1.	Mess [беспорядок], chaos [хаос], vodka [водка].	1.	Vodka [водка].
2.	Poverty [бедность], lines (queues) [очереди], hope [надежда].	2.	Winter [зима], churches [церкви].
3.	Crisis [кризис].	3.	New Russians [новые русские], dirty streets [грязные улицы].
4.	Market [рынок], communism [коммунизм], civil war [гражданская война].	4.	Drunkards [пьяницы], commu­nism [коммунизм], perestroyka [перестройка], political changes [изменения в политике], difficult life [трудная жизнь], mafia [мафия], balalaika [балалай­ка], samovar [самовар], pretty girls [красивые девушки].
5.	Inflation [инфляция], instabili­ty [нестабильность], difficulties [трудности], masochism [мазо­хизм], children [дети].	5.	Bread and salt [хлеб-соль], national songs [национальные песни], troubles [проблемы], revolution [революция].
6.	Violence [насилие], democrats [демократы], pension [пенсия], food [еда], President [прези­дент], parliament [парламент], rouble [рубль].	6.	Bath-house [баня], customs [обычаи], traditions [тради­ции].
7.	Begging army [армия попроша­ек], three-colour flag [трехцветный флаг].	7.	Pancakes [блины], реlmeni [пельмени], borshch [борщ].
8.	Survival [выживание], debates [дебаты], trolley-buses [троллейбусы].	8.	New capitalism [новый капита­лизм], rich culture [богатая культура], writers [писатели],

123

	good literature [хорошая литература], very great culture [величайшая культура], music [музыка].
9.	Hockey [хоккей], high prices [высокие цены].
10	No opportunities for young people [никаких возможностей для молодежи], no laws [ника­ких зaконов],crowded transport [толпы в транспорте], imitation of the West [подражание Западу], chaos [хаос].

4. Природа, пейзаж:

1992 (для сравнения)		1995
1.	Roads [дороги].	1.	Winter [зима].
2.	Forest [лес].	2.	Beautiful nature [красивая
			природа].
3.	Birch-trees [березы].	3.	Forests [леса].
4.	Steppe [степи].	4.	Cold weather [холодная погода].
5.	Villages [деревни].	5.	Long distances [большие
			расстояния], bear [медведь],
			villages [деревни], large area
			[большая территория], birch
			[береза].
6.	Rivers [реки].	6. .	Architecture [архитектура].
7.	Big cemeteries [большие	7.	Fields [поля].
	кладбища].	8.	Great valleys [великие долины].
		9.	Taiga [тайга], golden domes [золотые купола].
		10.	Roads [дороги], fields [поля], beautiful country [красивый сельский пейзаж].

5. Собственные имена:

1992 (для сравнения)		1995
1.	Moscow [Москва].	1.	Red Square [Красная площадь].
2.	The Kremlin [Кремль].	2.	Moscow [Москва].
3.	Red Square [Красная площадь].	3.	Kremlin [Кремль].
4.	Moscow State University	4.	MSU (Moscow State University)
5.	[Московский государственный университет]. Ivan [Иван], Leningrad [Ленин­град], Tchaikovsky [Чайковский], Dostoevsky [Достоевский], Siberia [Сибирь], Yeltsin [Ельцин], Gorbachev [Горбачев].	5.	[МГУ (Московский государст­венный университет)]. Boris Yeltsin [Борис Ельцин], Lenin [Ленин].
6.	St Petersburg [Санкт-Петербург], Arbat [Арбат], Bolshoi Theatre	6.	Saint Petersburg [Санкт-Петер­бург].
	[Большой театр], St. Basil's Cathedral [собор Василия	7.	Siberia [Сибирь], Pushkin [Пушкин].
	Блаженного].	8.	Stalin [Сталин], Arbat [Арбат],
7.	The Volga [Волга], Pushkin [Пушкин], Lenin [Ленин].		Dostoevsky [Достоевский], the Bolshoi Theatre [Большой театр],
8.	Suvorov [Суворов], Dmitry		Peter the First [Петр Первый].
	Donskoy [Дмитрий Донской],	9.	Moscow [Москва], Alexander
	Moscow suburbs [Подмосковье, московские окраины].		Nevsky [Александр Невский], Dmitry Donskoy [Дмитрий
			Донской].
		10.	Tolstoy [Толстой], GUM [ГУМ], «Zhiguli» (a car) [«Жигули» (машина)], USSR [СССР], Chechnya [Чечня].

Опрос 1998 года дал следующие результаты:

1. Первые десять мест по частотности заняли такие слова об Америке и американцах:

1. New York [Нью-Йорк] (35%).

2. The Statue of Liberty [статуя Свободы] (33%).

3. Bill Clinton [Билл Клинтон] (27%).

4. Smile [улыбка], Hollywood [Голливуд] (22%).

5. McDonald's [Макдональдс] (19%).

6. Freedom [свобода] (18%).

7. Washington D.С. [Вашингтон (город)] (11%).

8. Skyscrapers [небоскребы], business [бизнес] (10%).

9. George Washington [Джордж Вашингтон], friendly [дружеский], dollars [доллары], hamburgers [гамбургеры], Coca-Cola [кока-кола] (8,5%).

10. White House [Белый Дом], baseball [бейсбол], basketball [баскетбол], Disney and Disneyland [Дисней и «Диснейленд»] (6,5%).

125

Данные опроса 1998 года по тематическим группам:

2. Черты характера американцев:

1. Smiling [улыбчивый].

2. Friendly [дружеский].

3. Democratic [демократичный], proud [гордый], self-confident [уверен­ный в себе], patriotic [патриотичный].

4. Funny [веселый], happy [радостный], stupid [глупый], healthy [здо­ровый], long [высокий], noisy [шумный].

5. Proud [гордый], self-important [важный], greedy [жадный], fussy [спо­рящий], communicative [коммуникабельный].

6. Warm [теплый], rude [грубый], quick [быстрый].

7. Unfriendly [недружеский], cheerful [веселый], good-natured [с хоро­шим характером].

8. Hypocrisy [лицемерие], racism [расизм].

9. Militant [воинственный], overworking [слишком много работающий], borrowing brains [использующий чужой труд], angry [злой].

3. Современная жизнь в США:

1. Freedom [свобода].

2. Business [бизнес].

3. Coca-Cola [кока-кола], hamburgers [гамбургеры], dollars [долла­ры].

4. Basketball [баскетбол], baseball [бейсбол], cowboys [ковбои].

5. Fast food [забегаловки (фаст-фуд)], football [футбол], jeans [джин­сы], cars [машины], hot dogs [хот-доги].

6. President [президент], money [деньги], popcorn [поп-корн], music [музыка], states [штаты], Independence Day [День Независимо­сти].

7. Pop culture [поп-культура], NBA (National Basketball Association) [НБА (Национальная Баскетбольная ассоциация)], films [кинофильмы], film stars [кинозвезды], different nations [разные национальности], American dream [американская мечта], independence [независимость], black people [чернокожие], fat people [толстяки].

8. Junk food [некачественная, быстро приготовленная еда], Indians [ин­дейцы], bikers [байкеры], teenagers [тинейджеры], green card [«зеле­ная карта»], divorce [развод], industry [промышленность], lack of culture [отсутствие культуры], education [образование].

9. Supermarkets [супермаркеты], pizza [пицца], drugs [наркотики], very expensive medicines [очень дорогие лекарства], bank [банк], traffic [дорожное движение], universities [университеты].

10. Beer [пиво], turkey [индейка], cheeseburgers [чизбургеры], chewing gum [жевательная резинка], mess [беспорядок], prosperity [процве­тание], sex [секс], discrimination [дискриминация], a possibility to earn money honestly [возможность честно зарабатывать на жизнь], farmers [фермеры], t-shirts [футболки], free style of clothes [свобод­ный стиль одежды].

126

4. Природа, пейзаж:

1. Skyscrapers [небоскребы].

2. Ocean [океан].

3. Highways [шоссе]. 4. Tornado [торнадо].

5. Big avenues [огромные авеню], large streets [большие улицы].

6. Green grass [зеленая трава].

7. National parks [национальные парки].

5. Собственные имена:

1. New York [Нью-Йорк].

2. Statue of Liberty [статуя Свободы]. 3. Bill Clinton [Билл Клинтон].

4. Hollywood [Голливуд].

5. McDonald's [Макдональдс].

6. Washington [Вашингтон].

7. George Washington [Джордж Вашингтон].

8. White House [Белый Дом], Disney and Disneyland [Дисней и «Дисней-

9. Columbus [Колумб], Abraham Lincoln [Авраам Линкольн], John Kennedy [Джон Кеннеди], Michael Jackson [Майкл Джексон], California [Кали­форния].

10. Elvis Presley [Элвис Пресли], Madonna [Мадонна], Los Angeles [Лос-Анджелес].

11. Alaska [Аляска], Chicago [Чикаго], Stealth F-117 А [Стеле Ф-117 А], Ronald Reagan [Рональд Рейган], Yale University [Йельский универ­ситет], Martin Luther King [Мартин Лютер Кинг], Broadway [Бродвей], Vietnam [Вьетнам], Pentagon [Пентагон], Michael Jordan [Майкл Джор­дан], Jack London [Джек Лондон], Julia Roberts [Джулия Роберте], Mickey Mouse [Микки Маус], Budweiser [«Будвайзер»].

12 Theodor Roosevelt [Теодор Рузвельт], Hilary Clinton [Хилари Клинтон], Uncle Sam [дядя Сэм], Theodor Dreiser [Теодор Драйзер], Hemingway [Хемингуэй], J. F. Cooper [Дж. Ф. Купер], «Mayflower» [«Мейфлауэр» (морское судно)], Forrest Gump [Форрест Гамп], Kevin Kostner [Кевин Костнер], Texas [Техас], Niagara Falls [Ниагарский водопад], Miamy Beach [Майами Бич], Las Vegas [Лас-Вегас], Manhattan [Манхэттен].

Россия и русские представлены в языковой и культурной картинах мира студентов МГУ в 1998 году следующим образом:

1. Десять наиболее частотных слов:

1. Poverty [бедность] (35%).

2. Moscow [Москва] (32%).

3. Soul [душа], vodka [водка] (20%).

4. Birch-trees [березы] (18%).

5. Kremlin [Кремль], Pushkin [Пушкин] (16%).

6. Rouble [рубль], caviar [икра], crisis [кризис] (15%).

127

7.	Winter [зима], snow [снег] (14%).
8.	Motherland [родина], culture [культура] (12%).
9.	Mafia [мафия], по good roads [бездорожье], songs [песни], puzzling [загадочный], unpredictable [непредсказуемый] (10%).
10.	Villages [деревни], chastushkas [частушки] (8%).

2. Черты характера русских:

1.	The national spirit [национальный дyx], Russian soul [русская душа].
2.	Love for Motherland [любовь к родине].
3.	Emotinal [эмоциональный], sentimental [сентиментальный].
4.	Patient [терпеливый], generous [щедрый], hospitable [гостеприим­ный].
5.	Talkative [разговорчивый], open [открытый], kind [добрый].
6.		Puzzling [загадочный], unpredictable [непредсказуе­мый].
7.		Fools [дураки], wicked [злой], narrow-minded [ограничен­ный].
8.		Gloomy [мрачный], fussy [суетливый], the mentality of a mob [стадный инстинкт].
9.		Unaggressive [неагрессивный], kind [добрый].
10.		Melancholy [меланхоличный], inaccurate [неточный], tight-minded [легкомысленный].

3. Современная жизнь в России:

1.	Poverty [бедность].
2.	Vodka [водка].
3.	Rouble [рубль], caviar [икра], crisis [КРИЗИС].
4.		Culture [культура], museums [музеи].
5.		Mafia [мафия], по good mads [бездорожье], songs [песни].
6.		Chastushkas [частушки], по laws [отсутствие законов].
7.		A great potential [огромный потенциал], communists [коммунисты], поре [надежда], friends [друзья], homeland native culture [национальная культура страны], arts [искусство], history [история], roots [корни].
8.		Dirt [грязь], mess [беспорядок], family [семья], hopelessness [безна­дежность], uncertain future [непонятное будущее], fеar [страх], politics [политика].
9.		Misery [горе], darkness [темнота], humour [юмор], books [книги], parliament [парламент].
10.		Balalaika [балалайка], dustbins [урны], unemployment [безработи­ца], ruins [развалины], dirty shoes [грязная обувь], matryoshka [мат­решка].

128

4.	Природа, пейзаж:
1.	Birch-trees [березы].
2.	Vastness [простор].
3.	Snow [снег], cold [холод], winter [зима], frost [мороз].
4.	Greenery [зелень].
5.	Rich [богатый], beautiful nature [красивая природа].
6.	Villages [деревни], fields [поля].
5.		Имена собственные:
1.		Moscow [Москва].
2.		Pushkin [Пушкин], Kremlin [Кремль].
3.		Siberia [Сибирь].
4.		Ivan the Fool [Иван-дурак].
5.		Christ the Saviour Cathedral [храм Христа Спасителя].
6.		Zagorsk [Загорск].
7.		«Zhiguli» (a car) [«Жигули» (машина)].
8.		«The Siberian Barber» (a film) [«Сибирский цирюльник» (фильм)].
9.		Kiev [Киев].
10.		Sakharov [Сахаров].

В заключение сопоставим списки наиболее частотных слов за пери­од 1992-1998 годов.

США:

1992		1995		1998
1.	Smile [улыбка] (27%).	1.	Hollywood [Голливуд] (26%).	1.	New York [Нью-Йорк] (35%).
2.	Freedom [свобода] (20%).	2.	Statue of Liberty [статуя Свободы] (21%).	2.	The Statue of Liberty [ста­туя Свободы] (33%).
3.	Rich [богатый], money [деньги] (13%).	3.	Smile [улыбка] (19%).	3.	Bill Clinton [Билл Клин­тон] (27%).
4.	Skyscrapers [небоскребы] (12%).	4.	New York [Нью-Йорк] (16%).	4.	Smile [улыбка], Holly­wood [Голливуд] (22%).
5.	Business [бизнес], Hollywood [Голливуд], Statue of Liberty [статуя Свободы] (11%).	5.	Dollar [доллар], McDonald's [Макдональдс] (13%).	5.	McDonald's [Макдональдс] (19%).
6.	Cars [машины], pragma­tism [прагматизм] (10%).	б.	Bill Clinton [Билл Клинтон] (11%).	6.	Freedom [свобода] (18%).
7.	Dollar [доллар], President	7.	Freedom [свобода],	7.	Washington D. С.
	[президент], friendly [дру­желюбный], cheerful [бодрый] (9%).		Washington [Вашингтон], rich [богатый] (10%).		[Вашингтон (город)] (11%).
8.	New York [Нью-Йорк], uninhibited [не ограни­ченный запретами],	8.	Skyscrapers [небоскребы], business [бизнес], unin­hibited [не ограниченный	8.	Skyscrapers [небоскребы], business [бизнес] (10%).

129

1992		1995		1998
	great/large [великий/большой], loud [громкий] (8%).		запретами], baseball [бейсбол] (9%).
9.	Kind [добрый], domineering [господствующий] (7%).	9.	White House [Белый Дом], cowboys [ковбои], Disnеуland [«Диснейленд»] (8%)	9.	George Washington [Джордж Вашингтон], friendly [дружелюбный], dollars [доллары], hamburgers [гамбургеры], Сосо-Соla [кока-кола] (8,5%).
10.	White House [Белый Дом], independence [независимость], comfort [комфорт], supermarket [супермаркет], health [здоровье], hospitable [гостеприимный] (6%).	10.	Talkative [разговорчивый], drugs [наркотики] (6%).	10.	White House [Белый Дом] baseball [бейсбол], basketball [баскетбол], Disney and Disneyland [Дисней и «Диснейленд»] (6,5%).

Россия:

1992		1995		1998
1.	Great [великий], vast [огромный], huge [громадный], large [большой] (26%).	1.	Red Square [Красная площадь] (31%).	1.	Poverty [бедность] (35%).
2.	Motherland [родина], patriotism [патриотизм] (24%)	2.	Moscow [Москва] (29%).	2.	Moscow [Москва] (32%).
3.	Culture [культура], history [история], mess [беспорядок] chaos [хаос], vodka [водка] (23%).	3.	Kremlin [Кремль] (27%).	3.	Soul [душа], vodka [водка] (20%).
4.	Mysterious [загадочный], strange [странный], soul [душа] (18%).	4.	Vodka [водка] (20%).	4.	Birch-trees [березы] (18%).
5.	Ноте [дом], mother [мать], friends [друзья] (15%).	5.	Hospitable [гостеприим­ный] (16%).	5.	Kremlin [Кремль], Pushkin [Пушкин] (16%).

130

1992		1995		1998
6.	Moscow [Москва], Orthodox Church [право­славная церковь] (13%).	б.	Winter [зима] (14%).	6.	Rouble [рубль], caviar [икра], crisis [кризис] (15%).
7.	Dirty [грязный], grey [серый] (12%).	7.	Churches [церкви], beauti­ful nature [красивая природа] (10%).	7.	Winter [зима], snow [снег] (14%).
8.	Kremlin [Кремль] (10%).	8.	MSU (Moscow State Univer­sity) [МГУ (Московский государственный универ­ситет] (9%).	8.	Motherland [родина], culture [культура] (12%).
9.	Poor [бедный], hope [надежда], potentials [большой потенциал], great future [великое будущее] (9%).	9.	Boris Yeltsin [Борис Ельцин], forests [леса], Lenin [Ленин] (7%).	9.	Mafia [мафия], по good roads [бездорожье], songs [песни], puzzling [зага­дочный], unpredictable [непредсказуемый] (10%).
10.	Red Square [Красная площадь], gentle [мяг­кий], kind [добрый], crisis [кризис], fools [дураки], stupid [глупый] (7%).	10.	New Russians [новые русские], home [дом], great persons [великие люди], dirty streets [грязные улицы] (6%).	10.	Villages [деревни], chastushkas [частушки] (8%).

Сопоставим списки наиболее частотных слов за период 1992-1998 годов. В культурной и языковой картинах Соединенных Штатов Амери­ки у студентов МГУ во всех трех случаях в состав самых частотных слов вошли: smile [улыбка], New York [Нью-Йорк], State of Liberty [статуя Сво­боды], Hollywood [Голливуд], freedom [свобода], skyscrapers [небоскре­бы], dollar [доллар], White House [Белый Дом].

В 1998 году утратили частотность употребления слова, присутст­вующие или в обоих списках (1992 и 1995 годов): rich [богатый], uninhibited [не ограниченный запретами], business [бизнес], или в од­ном из них: cowboys [ковбои], talkative [разговорчивый], cars [маши­ны], pragmatism [прагматизм], cheerful [бодрый], great/large [великий/ большой], loud [громкий], supermarket [супермаркет], comfort [комфорт], independence [независимость], health [здоровье], hospitable [гостепри­имный]. По данным опроса 1998 года, в число наиболее частотных впер­вые вошли Coca-Cola [кока-кола], hamburgers [гамбургеры], basketball [баскетбол].

Представление тех же студентов о своей стране и своем народе дает другую картину. Во все три списка наиболее частотных слов во­шли Moscow [Москва], Kremlin [Кремль], vodka [водка]. В списках 1992 и 1995 годов повторились слова Red Square [Красная площадь], home [дом]. В списках 1995 и 1998 годов повторилось слово winter [зима]. В 1992 и 1998 годах повторились слова soul [душа], motherland [родина], culture [культура], poor/poverty [бедный/бедность], crisis [кризис].

131

Наконец, в 1998 году чемпионом по частотности при создании кар­тины России оказалось слово poverty [бедность] (ср.: в 1992 году poor [бедный] на последнем месте). Впервые в 1998 году появились в каче­стве наиболее частотных birch-trees [березы], Pushkin [Пушкин], rouble [рубль], caviar [икра], тafiа [мафия], по good roads [бездорожье], songs [песни], puzzling [загадочный], unpredictable [непредсказуемый], villages [деревни], chastushkas [частушки].

По-видимому, весьма показателен тот факт, что в 1995 и 1998 годах совпало только слово winter [зима], а в 1992 и 1998 (в начале новой жизни России и в последние годы) совпали, то есть вернулись как наи­более часто употребляющиеся, слова, описывающие положение нашей страны (poor/poverty [бедный/бедность], crisis [кризис]) и подчерки­вающие преданность ей и ее достоинства: motherland [родина], culture [культура], soul [душа].

Часть II. Язык как орудие культуры

Глава 1. Роль языка в формировании личности.

Язык и национальный характер

Родной язык так сросся с личностью каждого,

что учить оному значит вместе с тем и развивать (личность)

духовные способности учащегося.

Ф. И. Буслаев.

«О преподавании отечественного языка» (1897).

§ 1. Постановка проблемы

Язык и человек неразделимы. Язык не существует вне человека, и че­ловек как homo sapiens не существует вне языка. Соответственно, че­ловека нельзя изучать вне языка, и язык нельзя изучать вне человека. Язык отражает для человека окружающий его мир, язык также отража­ет культуру, созданную человеком, хранит ее для человека и передает ее от человека к человеку, от родителей к детям. Язык — орудие познания, с помощью которого чело­век познает мир и культуру. Наконец, язык — это орудие культуры: он формирует человека, определя­ет его поведение, образ жизни, мировоззрение, мен­талитет, национальный характер, идеологию. Язык — строгий и неподкупный учитель, он навязывает зало­женные в нем идеи, представления, модели культур­ного восприятия и поведения.

В каком-то смысле человек раб своего родного языка: он с младенчества попадает под влияние и власть языка родителей и вместе с языком усваивает хранящуюся в нем культуру того речевого коллекти­ва, членом которого он совершенно случайно, не имея никакого выбора, оказался.

О соотношении национальной культуры и лично­сти написано много представителями разных наук: психологами, культурологами, социологами. В уже цитированной книге E. М. Верещагина и В. Г. Костомарова «Язык и культура», давно ставшей классикой для преподавателей иностранных языков вообще и русского как иностранного в особенности, об этом говорится так: «Человек не рождается ни русским, ни немцем, ни японцем и т. д., а становится им в результате пребывания в соответствующей национальной общности людей. Воспитание ребенка проходит через воздействие националь-

134

ной культуры, носителями которой являются окружающие люди»¹.

Однако нельзя забывать о той огромной роли, которую в воспитании, формировании личности играет язык, неразрывно связанный с культу­рой. Известный афоризм советского психолога Б. Г. Ананьева, приво­димый E. М. Верещагиным и В. Г. Костомаровым: «личность — это про­дукт культуры», необходимо уточнить: личность — это продукт языка и культуры.

Человек родился и с первой минуты слышит звуки своего будущего родного языка. Язык знакомит его с окружающим миром, навязывая ему то видение, ту картину, которую «нарисовали» до него и без него. Одновременно через язык человек получает представление о мире и обществе, членом которого он стал, о его культуре, то есть о правилах общежития, о системе ценностей, морали, поведении и т. п.

Язык отражает мир и культуру и формирует носителей языка.

Не могу удержаться и приведу еще одну цитату из романа Андрея Макина «Французское завещание». Осознав французский язык как вто­рой родной (вместе с русским языком), герой этого автобиографичес­кого повествования прозревает в отношении роли языка как ключа, от­крывающего дверь в свою страну. Герой и его сестра называют Фран­цию Атлантидой (Atlantide):

«Notre langue»! Par-dessus les pages que lisait notre grand-mère, nous nous regardâmes, ma sœur et moi, frappés d'une même illumination: «...qui n'est pas pour vous une langue étrangère». C'était donc cela, la clef de notre Atlantide! La langue, cette mystérieuse matière, invisible et omniprésente, qui atteignait par son essence sonore chaque recoin de l'univers que nous étions en train d'explorer. Cette langue qui modelait

les hommes, sculptait les objets, ruisselait en vers, régissait dans les rues envahies par les foules, faisait sourire une jeune tsarine venue du bout du monde... Mais surtout, elle palpitait en nous, telle une greffe fabuleuse dans nos cœurs, couverte déjà de feuilles et de fleurs, portant en elle le fruit de toute une civilisation. Oui, cette greffe, le français ².

«Наш язык»! Поверх страниц, которые нам читала бабушка, мы с сест­рой уставились друг на друга, потрясенные одним и тем же открытием: «...языку для вас не чужому». Так вот где ключ к нашей Атлантиде! Язык, таинственная материя, невидимая и вездесущая, — она прони­зывала своим звучным веществом каждый уголок мира, который мы исследовали. Этот язык лепил людей, ваял предметы, струился стиха­ми, ревел на улицах, затопленных толпой, вызывал улыбку на устах ца­рицы, явившейся с другого конца света... Но, главное, он трепетал в нас, словно волшебный черенок, привитый нашим сердцам, уже по­крывшийся листьями и цветами и несший в себе плод целой цивилиза­ции. Да, привитый нам черенок — французский язык (А. Макин. Французское завещание, с. 33).

Выше уже неоднократно говорилось о том, что невозможно разде­лить пассивную, «отражательную», и активную, формирующую, функ­ции языка, что это лишь условный эвристический прием, необходимый Для исследования. Продолжая пользоваться этим приемом, полностью осознавая его условность и еще раз напоминая об этом читателю, рас­смотрим на материале русского и английского языков, каким образом язык формирует личность, к каким разнообразным средствам из своего арсенала он для этого прибегает. При этом, как правило, человек не осознает той активной роли, которую язык играет в формировании его (человека) характера, поведения, отношения к жизни, отношения к людям и т. п.

¹ f. М. Верещагин, В. Г. Костомаров. Язык и культура. М., 1990, с. 25.

² A. Makine. Le testament français. [Paris], Mercure de France, 1997, p. 56.

135

Итак, язык формирует своего носителя. Каждый национальный язык не только отражает, но и формирует национальный характер. Иначе говоря, если язык формирует представителя народа — носителя языка, причем формирует его как личность, то он должен играть такую же кон­структивную роль и в формировании национального характера.

Прежде чем углубиться в эту проблему, рассмотрим само понятие — национальный характер.

§2. Определение национального характера.

Источники информации о нем

Что такое национальный характер? Существует ли он вообще? Насколь­ко правомерно обобщение типичных черт в масштабе целого народа, когда хорошо известно, что все люди — разные? Английская послови­ца на эту тему гласит: R takes all sorts to make a world [Мир составляют люди разного сорта]. Можно ли сказать, что It takes one sort to make a nation, то есть что народ составляют люди одного сорта? Или под на­циональным характером подразумевается стереотипный набор ка­честв, приписанных одному народу другими, часто не вполне друже­ственными?

Сложность и противоречивость этого понятия подчеркивает терми­нологический разнобой — обычная проблема всех гуманитарных наук. Н. А. Ерофеев говорит об этническом представлении как «словесном портрете или образе чужого народа»³, С. М. Арутюнян — о психологи­ческом складе нации, представляющем собой «своеобразную совокуп­ность разнопорядковых явлений духовной жизни народа» ⁴. Однако наиболее распространенным термином остается национальный харак­тер.

Ниже даны некоторые определения понятия «национальный харак­тер», приводимые Н. А. Ерофеевым:

«По мнению Д. Б. Парыгина, „не вызывает сомнения факт существо­вания психологических особенностей у различных социальных групп, слоев и классов общества, а также наций и народов" ⁵. Из аналогичного взгляда исходит и Н. Джандильдин, который определяет национальный характер как „совокупность специфических психологических черт, став­ших в большей или меньшей степени свойственными той или иной со­циально-этнической общности в конкретных экономических, культур­ных и природных условиях ее развития" ⁶. С. М. Арутюнян, который так­же признает существование национального характера, или „психоло­гического склада нации", определяет его как „своеобразный нацио­нальный колорит чувств и эмоций, образа мыслей и действий, устойчи­вые и национальные черты привычек и традиций, формирующихся под влиянием условий материальной жизни, особенностей исторического

³ Н. А. Ерофеев. Туманный Альбион. Англия и англичане глазами русских. 1825-1853. М., 1982, с. 7.

⁴ С. М. Арутюнян. Нация и ее психичес­кий склад. Краснодар, 1966, с. 23.

⁵ Д. Б. Парыгин. Общественное настроение. М., 1966, с. 74.

⁶ Н. Джандильдин. Природа националь­ной психологии. Алма-Ата, 1971, с. 122

136

развития данной нации и проявляющихся в специфике ее националь­ной культуры" ⁷»⁸.

Довольно распространенным является мнение о национальном ха­рактере, согласно которому это не совокупность специфических, свое­образных, присущих только данному народу черт, но своеобразный на­бор универсальных общечеловеческих черт.

В. Г. Костомаров в пленарном докладе на открытии «Недели русско­го языка во Франции» в марте 1998 года говорил то же самое о нацио­нальной культуре: «Национальная культура — это отнюдь не набор уни­кальных черт, свойственных данному народу, а специфический набор общечеловеческих черт и идей». Ю. В. Бромлей также говорит «лишь об относительной специфике черт национального характера, нюансах

их проявления» ⁹.

Приведем рассуждения о национальном характере Н. А. Ерофеева в его интересном и глубоком исследовании об Англии и англичанах гла­зами русских:

«Почему мы уверены, что большинство американцев деловиты, а большинство итальянцев музыкальны? Разве кто-нибудь подсчитывал действительное число тех и других в общей массе населения этих стран? И почему на основании выборочных наблюдений и впечатлений мы можем испытывать к одному народу устойчивые симпатии, а к другому столь же стойкую антипатию? Причем эти чувства мы не только проно­сим через всю жизнь, но и завещаем их своим детям и внукам. Таких проблем, ожидающих решения, очень много.

Одна из наиболее сложных — а может быть, и самая сложная — проблема так называемого национального характера, который в каж­дом этническом образе занимает важнейшее место.

На уровне бытового сознания существование у каждого народа на­ционального характера не вызывает сомнений, является как бы аксио­мой. Особенно часто эта мысль возникает во время пребывания в чу­жой этнической среде, даже самого краткого. Оно укрепляет убежде­ние в том, что люди этой общности во многих отношениях сильно отли­чаются от нашей: об этом свидетельствуют черты их жизни и быта, по­рой даже внешний облик людей, их поведение и пр. У наблюдателя не­вольно возникает вопрос: случайны ли эти особенности и отличия или они проистекают из одной общей и глубокой причины и коренятся в особой природе данного народа, его особом национальном характере? Может быть, поняв этот характер, мы без труда поймем все особенности данного народа? Национальный характер оказывается как бы ключом к объяснению жизни народа и даже его истории» ¹⁰.

Некоторые исследователи считают, однако, что национальный харак­тер существует только в бытовом, но не в научном сознании, что всякое обобщение на уровне «типичных» черт народа условно и натянуто ¹¹.

Вот мнение на эту тему из газеты «Санкт-Петербургские ведомости» от 11 января 1859 года: «Для народов существуют общие характерис­тики; французов называют ветреными, англичан — себялюбивыми, рус­ских — терпеливыми и т. д.; но боже мой, сколько каждый из нас встре-

⁷ С. М. Арутюнян. Указ. соч., с. 31.

⁸ Н. А. Ерофеев. Указ. соч., с. 16.

⁹ Ю. В. Бромлей. Этнос и этнография. М., 1975, с. 94.

¹⁰ Н. А. Ерофеев. Указ. соч., с. 12.

¹¹ См.: В. И. Козлов, Г. В. Шепелев. Наци­ональный характер и проблемы его ис­следования // Совет­ская этнография, 1973, № 2, с. 69-83.

137

чал глубокомысленных французов, самоотверженных англичан и край­не нетерпеливых русских...»

Особенно резко по этому поводу высказался крупнейший современ­ный немецкий писатель Генрих Бёлль, раздраженно высмеивавший пред­ставления о национальном характере народов как «беллетристические предрассудки», где «русские непременно с бородой, одержимые страс­тями и немного фантазеры; голландцы неуклюжие и, как дети, наивные; англичане скучные или немного „оксфордистые"; французы то чрез­мерно чувственные, то невероятно рассудочные; немцы либо целиком поглощены музыкой, либо беспрестанно поглощают кислую капусту; венгры, как правило, безумно страстные, таинственные и накаленные, как нить электрозажигалки» ¹².

Вспоминается эпизод из личного прошлого. На стажировке в Лон­донском университете я должна была написать эссе о типичном рус­ском человеке в связи с заявлением английской журналистки Беаты Бишоп: «I regret to say that a typical Englishman does not exist [К сожа­лению, типичный англичанин не существует]». Вот что я написала в этом эссе: «When it is necessary to describe the national type one is confronted

with innumerable difficulties. I remembered dozens (or hundreds?) of my Russian friends but it turned out to be an impossible task to honour any of them with the title of the most typical Russian man. The question of „more typical" and „less typical" immediately arose. Some very typical persons were not purely Russian. Some pure Russians were not quite typical. That is why I had to give up the idea of describing a Russian I know who might serve as a model».

Когда требуется описать национальный тип, сталкиваешься с бес­конечными сложностями. Я вспомнила десятки (или сотни?) сво­их русских знакомых, но, как оказалось, ни одному из них я не могу присвоить почетный титул самого типичного русского чело­века. Сразу возникает вопрос о „более типичном" и „менее ти­пичном". Некоторые наиболее типичные люди не были чисто рус­скими. Некоторые чистокровные русские были не совсем типич­ными. Вот почему мне пришлось отказаться от мысли описать русского, который мог бы послужить образцом.

Итак, картина складывается весьма противоречивая. Есть ли все-таки национальный характер? Какие доказательства его существования мож­но считать объективными и строго научными? Где искать национальный характер? Что можно считать источником, дающим объективные сведе­ния о национальном характере?

Попробуем выделить эти источники. Первое, что приходит на ум, когда речь заходит о национальном характере того или иного народа, это действительно набор стереотипов, ассоциирующихся с данным на­родом. О стереотипах написано много, пишется сейчас еще больше, так как эта тема стала модной, то есть попала в центр внимания и ученых, и широких общественных кругов ¹³.

Стереотип определяется как «схематический, стандартизированный образ или представление о социальном явлении или объекте, обычно эмоционально окрашенные и обладающие устойчивостью. Выражает привычное отношение человека к какому-либо явлению, сложившееся под влиянием социальных условий и предшествующего опыта» ¹⁴.

Английские словари дают аналогичные определения слова stereotype: «fixed mental impression [фиксированное умственное представление]» (COD); «a fixed pattern which is believed to represent a type of person or

¹² Г. Бёлль. В плену предрассудков // Литературная газета, 6.09.1966. Цит. по кн.: Н. А. Ерофеев. Указ. соч., с. 18.

¹³ См. об этом, например: А. В. Пав­ловская. Россия и Америка. Пробле­мы общения культур. М.,1998.

¹⁴ Краткий полити­ческий словарь. М, 1987, с. 447.

138

event [фиксированный образец, который принято считать представле­нием о типе человека или события]» (LDCE).

Слова стереотип, стереотипный имеют негативную окраску и в русском, и в английском языке, так как определяются через слово шаб­лонный, в свою очередь определяемое как 'избитый, лишенный ориги­нальности и выразительности'. Это не вполне справедливо по отноше­нию к слову стереотип вообще, а в контексте проблем межкультурной коммуникации — в особенности. При всем своем схематизме и обоб­щенности стереотипные представления о других народах и других куль­турах подготавливают к столкновению с чужой культурой, ослабляют удар, снижают культурный шок. «Стереотипы позволяют человеку со­ставить представление о мире в целом, выйти за рамки своего узкого социального, географического и политического мира» ¹⁵.

Наиболее популярным источником стереотипных представлений о национальных характерах являются так называемые международные анекдоты, то есть анекдоты, построенные на шаблонном сюжете: пред­ставители разных национальностей, попав в одну и ту же ситуацию, реагируют на нее по-разному, в соответствии с теми чертами их нацио­нального характера, которые приписывают им на родине анекдота.

Так, в русских международных анекдотах англичане обычно подчер­кнуто пунктуальны, немногословны, прагматичны, сдержанны, любят сигары, виски, конный спорт и т. п. Немцы практичны, дисциплиниро­ванны, организованны, помешаны на порядке и потому ограниченны. Французы — легкомысленные гуляки, эпикурейцы, думающие только о женщинах, вине и гастрономических удовольствиях. Американцы бога­тые, щедрые, самоуверенные, прагматичные, знамениты хорошими до­рогими машинами. Русские — бесшабашные рубахи-парни, неприхот­ливые, алкоголики, драчуны, открытые, неотесанные, любят водку и дра­ки. В русских международных анекдотах все они ведут себя соответ­ственно этим стереотипам.

Вот простейший анекдот такого рода: как ведут себя люди разных национальностей, если они обнаружат муху в кружке пива. Немец (прак­тичный) выбрасывает муху и пьет пиво. Француз (сентиментальный) вытаскивает муху, дует на нее, расправляет ей крылышки — и не пьет пиво. Русский (неприхотливый и любящий выпить) выпивает пиво, не заметив мухи. Американец (уверенный в своих правах) зовет офици­анта, устраивает скандал и требует другую кружку. Китаец (китайская кухня включает самые неожиданные блюда) вынимает муху, пьет пиво и закусывает мухой. Еврей (меркантильный) пьет пиво, а муху продает китайцу.

Еще пример. Комиссия ООН решила проверить разные народы на выживаемость и в порядке эксперимента поместила на отдельные не­обитаемые острова представителей разных национальностей — двух мужчин и одну женщину. Через десять лет комиссия отправилась инс­пектировать острова. На английском острове два джентльмена играли в теннис. «У нас все прекрасно, мы в хорошей спортивной форме, про­блем нет, — заявили они. — А дама? Мы ничего о ней не знаем, нас

¹⁵ А. В. Павловская. Указ. соч., с. 17.

139

никто не представил». На французском острове веселая Мари сказала: «Это Пьер, это Жак, у нас все замечательно, мы все трое очень доволь­ны». На испанском острове Мария рассказала комиссии, что на второй день эксперимента Хосе убил Хуана, и с тех пор они живут очень счаст­ливо. Русских острова было два: дореволюционный и послереволюци­онный. На дореволюционном русском острове печальная Ольга сооб­щила, что она любила одного, вышла замуж за другого, и все трое глубо­ко несчастны. На послереволюционном русском острове два крепких мужика играли в избе в карты, когда прибыла комиссия. «У нас все в полном порядке, — сказал один из них. — Мы организовали колхоз: я — председатель, он — парторг». — «А где же ваша дама?» — поин­тересовались члены комиссии. — «Народ? Народ в поле», — был от­вет. (Заметим в скобках, что это выражение — народ в поле — вошло в разговорный язык как поговорка.)

Широко распространенный во всем мире анекдот о международном конкурсе на лучшую книгу о слонах в российском варианте выглядит так: Немцы привезли на тележке многотомный труд «Введение к описа­нию жизни слонов». Англичане принесли книгу в дорогом кожаном пе­реплете «Торговля слоновой костью». Французы представили жюри изящно иллюстрированное издание «Любовь у слонов». Американцы издали тоненькую карманную книжечку «Все о слонах». Русские напи­сали толстую монографию «Россия — родина слонов». Болгары пред­ложили брошюру «Болгарский слоненок — младший брат русского сло­на». В норвежском варианте этого анекдота немцы представляют на конкурс книгу «150 способов использования слонов в военных целях», французы — «Сексуальная жизнь у слонов», американцы — «Самый большой слон, которого я когда-либо видел», шведы — «Политическая и социальная организация общества слонов», датчане — «150 рецеп­тов блюд из слона», норвежцы — «Норвегия и мы, норвежцы».

И последний пример из большого числа такого рода анекдотов. Уче­ные решили провести эксперимент: какая нация лучше переносит хо­лод? В морозильную камеру представители разных национальностей могли взять с собой что пожелают, и, когда терпеть будет невмоготу, они должны постучать в двери камеры, чтобы ее открыли. Француз ска­зал: «Дайте мне много вина и хорошеньких женщин» и пошел в моро­зильную камеру. Через полчаса раздался слабый стук, и дрожащий от холода француз вышел из камеры. Англичанин решил взять с собой сигару, бутылку виски и одну женщину, хорошо владеющую собой. Че­рез час раздался стук, и из камеры вытащили полузамерзшего англича­нина. Русский пожелал собутыльника, ведро водки, два соленых огурца и отправился в морозилку. Через три часа встревоженные ученые при­открыли дверь, опасаясь несчастного случая. Из камеры показался ку­лак, обрушившийся на экспериментатора, и послышались слова: «Вот свиньи! И так холодно, а они еще дверь открывают», и дверь захлопну­лась.

Подобные шутки можно продолжать долго, но основное ясно — сте­реотипы национальных характеров в них вполне очевидны.

140

В английских анекдотах высмеиваются жадные шотландцы и пьяни­цы-ирландцы. Европейские стереотипы хорошо видны в следующей шутке: «Paradise is where cooks are French, mechanics are German, policemen are British, lovers are Italian and it is all organized by the Swiss. Hell is where cooks are British, policemen are German, lovers are the Swiss, mechanics are French, and it is all organized by Italians [Рай там, где по­вара — французы, механики — немцы, полицейские — англичане, лю­бовники — итальянцы, а организуют все швейцарцы. Ад — где повара англичане, полицейские — немцы, любовники — швейцарцы, механи­ки — французы, а организуют все итальянцы]».

Черты образцового европейца на юмористической открытке строят­ся на контрасте: он должен быть разговорчивым, как финн; доступным, как бельгиец; технически способным, как португалец; щедрым, как гол­ландец; терпеливым, как австриец; робким, как испанец; организован­ным, как грек; трезвым, как ирландец; знаменитым, как люксембуржец; скромным, как датчанин; сдержанным, как итальянец; он должен во­дить машину, как француз, и готовить, как англичанин.

В американской шутке по поводу национальности Иисуса Христа так­же явственно видны стереотипы разных культур и представлений о раз­ных национальностях:

«Three proofs that Jesus was Jewish:

1. He went into his father's business.

2. He lived at home until the age of 33.

3. He was sure that his mother was a virgin, and his mother was sure that he was God. Three proofs that Jesus was Irish:

1. He never got married.

2. He never had a steady job.

3. His last request was for a drink. Three proofs that Jesus was Italian:

1. He talked with his hands.

2. He took wine with every meal.

3. He worked in the building trade.

Three proofs that Jesus was Black:

1. He called everybody brother.

2. He had no permanent address.

3. Nobody would hire him.

Three proofs that Jesus was Puerto Rican:

1. His first name was Jesus.

2. He was always in trouble with the law.

3. His mother didn't know who his real father was.

Три доказательства того, что Иисус Христос был евреем:

Он продолжил бизнес своего отца.

Он жил дома до 33 лет.

Он был убежден, что его мать девственница, а его мать была уверена,

что он Бог.

Три доказательства того, что Иисус был ирландцем:

Он так и не женился.

У него никогда не было постоянной работы.

Его последним желанием было выпить.

Три доказательства того, что Иисус был итальянцем:

Он говорил с помощью жестов.

Он пил вино на каждой трапезе.

Он занимался плотницким делом.

Три доказательства того, что Иисус был негром:

Он всех называл братьями.

У него не было постоянного места жительства.

Никто не брал его на работу.

Три доказательства того, что Иисус был пуэрториканцем:

Его звали Иисус.

Он всегда был в неладах с законом.

Его мать не знала, кто его настоящий отец.

Три доказательства того, что Иисус был из Калифорнии:

Он никогда не стриг волосы.

Он всегда ходил босиком.

Он основал новую религию.

141

Three proofs that Jesus was from California:

1. He never cut his hair.

2. He walked around barefoot.

3. He invented a new religion».

В последнее время в печати стали появляться описания реальных экспериментов, вызванных модным увлечением проблемами разнооб­разия культур и национальных характеров. Эти эксперименты иногда приближаются к ситуациям международных анекдотов, а иногда остав­ляют их далеко позади.

Вот пример, характеризующий особенности национального отдыха: «Лондонская „Гардиан" рассказывает о снятой 4-м каналом британско­го телевидения серии документальных фильмов о группах отдыхающих из Германии, США, Англии и Японии, получивших путевки в один из пан­сионов Турции. За особенностями их поведения в различных ситуациях следила скрытая камера.

Например, актер, игравший роль водителя автобуса, на котором ту­ристы должны были отправиться на экскурсию, сел за руль в пьяном виде. Англичане, увидев это, отказались садиться в автобус. Японцы оставались невозмутимыми, пока руководитель их группы не указал им на бутылку спиртного, стоявшую у ног водителя. Немцы стали волно­ваться, что его могут уволить с работы, если они поднимут шум.

Во время экскурсий, в которых принимали участие все четыре груп­пы, актер закурил, хотя в автобусе курить было запрещено. Англичане вежливо попросили его потушить сигарету. Японцы, не желавшие на­рушать гармонии, предпочли молчать. Немцы сначала устроили голосо­вание и только потом выразили недовольство, а американцы стали ку­рить сами.

В баре, когда бармен ушел из-за стойки, актер начал брать, не запла­тив, бутылки пива. Англичане и американцы радостно последовали его примеру. Немцы воровать пиво не стали, а японцы не только не стали воровать, но еще и сообщили о случившемся администрации пансио­ната» ¹⁶.

Итак, один источник, где с оговорками и большой осторожностью можно искать национальные характеры, — это международные шутки и анекдоты разных видов: те, которые рассказывают о себе сами пред­ставители той или иной культуры, и те, которые созданы иными культу­рами.

Другим источником, по-видимому, можно считать национальную классическую художественную литературу. Слово классическая в этом контексте неслучайно, потому что, как уже говорилось, литература, име­ющая этот ранг, прошла испытание временем: ее произведения заслу­жили признание, повлияли на умы и чувства представителей данного народа, данной культуры.

Если взять национальных литературных героев национальных лите­ратур, то прежде всего поражает их контраст со стереотипными персо­нажами международных анекдотов. Действительно, легкомысленные французы, думающие о вине и женщинах, на уровне своей классичес-

¹⁶ Правда России, 1998, №31.

142

кой литературы мирового масштаба представлены драматическими ге­роями Стендаля, Бальзака, Гюго, Мериме, Мопассана, Золя, решающими сложные человеческие проблемы и не имеющими ничего общего с лег­комысленными героями-любовниками.

Наоборот, чопорные и сдержанные до абсурда англичане из анекдотов создали литературу, полную искрящегося юмора, иронии, сар­казма: литературу Джонатана Свифта, Бернарда Шоу, Оскара Уайль­да, Диккенса, Теккерея. Шекспира, наконец, у которого на пять траге­дий приходится 22 комедии. Ни в одной культуре юмор не ценится так

высоко.

Замуштрованные порядком (Ordnung!) и самодисциплиной немцы из международных шуток дали миру нежнейшую и глубочайшую поэзию Гёте и Гейне.

Наконец, анекдотические хулиганы и алкоголики — русские — вне­сли в сокровищницу мировой литературы драгоценный вклад: произ­ведения Пушкина, Лермонтова, Толстого, Тургенева, Чехова, Достоевс­кого. Герои этих произведений, с их философскими исканиями и тонки­ми душевными переживаниями, — это интеллигенты среди персонажей мировой классической литературы (недаром само слово интеллиген­ция вошло в европейские языки из русского языка).

Так где же русский национальный характер? В анекдотах или в клас­сической литературе? Кто типичный русский — мужик с ведром водки в морозильной камере или Пьер Безухов?

Как известно, в период Второй мировой войны, перед тем как на­пасть на Россию, фашистская Германия усиленно собирала информа­цию о России и русских. И немаловажным источником информации оказалась русская художественная литература. Именно по ней герман­ские лидеры составили суждение о русском национальном характере. Россию посчитали «колоссом на глиняных ногах»: толкни и рассыпется страна, населенная метущимися, рефлексирующими «мягкотелыми» интеллигентами — безуховыми, Нехлюдовыми, мышкиными, раскольниковыми, дядями ванями, Ивановыми и т. п.

Иван Солоневич пишет об этом с горечью: «Основной фон всей ино­странной информации о России дала русская литература: вот вам, по­жалуйста, Обломовы, Маниловы, лишние люди, бедные люди, идиоты и босяки» ¹⁷.

Будучи критически настроен к русской классической литературе как к источнику информации, Солоневич и назвал ее «кривым зеркалом народной души». Он пишет: «Литература есть всегда кривое зеркало жизни. Но в русском примере эта кривизна переходит уже в какое-то четвертое измерение. Из русской реальности наша литература не отра­зила почти ничего... Русская литература отразила много слабостей Рос­сии и не отразила ни одной из ее сильных сторон. Да и слабости-то были выдуманные. И когда страшные годы военных и революционных испытаний смыли с поверхности народной жизни налет литературного словоблудия, то из-под художественной бутафории Маниловых и Обломовых, Каратаевых и Безуховых, Гамлетов Щигровского уезда и москви-

¹⁷ И. Солоневич. Народ и Монархия. М., 1991, с. 166.

143

чей в гарольдовом плаще, лишних людей и босяков — откуда-то воз­никли совершенно не предусмотренные литературой люди железной воли» ¹⁸.

Не вдаваясь в полемику, хочу попытаться «реабилитировать» кру­гом виноватую русскую литературу: немцев-то она обманула. Да, в Бре­стской крепости действительно сидели не Маниловы и Безуховы. Но ведь кто знает, как повели бы себя Безуховы и Обломовы, окажись они в Брестской крепости. Может быть, и у них выявилось бы то самое «же­лезо в русском народном характере», которое, по словам Солоневича, не отразила русская литература? Не отразила железа и обманула вра­гов кривым зеркалом.

Мысль у Солоневича, правда, другая: «Ни нашего государственного строительства, ни нашей военной мощи, ни наших беспримерных в ис­тории человечества воли, настойчивости и упорства — ничего этого наша литература не заметила вовсе» ¹⁹. А если бы заметила и отразила, то и войны бы не было, — вот что имеет в виду Иван Солоневич.

Но вернемся к источникам сведений о национальном характере.

Не отбрасывая, вслед за Солоневичем, с негодованием всю художе­ственную литературу, признаем, что она не кривое, но неполное зерка­ло. Полным оно быть и не может — «никто не обнимет необъятное», как сказал русский писатель А. К. Толстой устами Козьмы Пруткова. Не­полное и субъективное, потому что каждое художественное произве­дение классической литературы имеет конкретного автора с его субъек­тивным, то есть ему лично присущим, видением мира, в значительной мере обусловленным его собственной индивидуальной жизнью, твор­ческим воображением, вполне конкретным, присущим лично ему талан­том.

Итак, художественная литература также, с некоторыми оговорками, представляет собой источник информации о национальном характере.

Наконец, третий источник, где можно и нужно искать «душу наро­да», — это фольклор, устное народное творчество. У фольклора в этом смысле есть большое преимущество перед художественной литерату­рой, поскольку фольклорные произведения анонимны, за ними не сто­ит индивидуальный автор, их автор народ, это коллективное творче­ство.

Что же дает фольклор в плане раскрытия национального характера? Прежде всего, некоторое единообразие, потому что в центре эпических произведений народного творчества стоит герой, настоящий Герой: богатырь, могучий красавец, в современной терминологии — супермен, который защищает свой народ от всех зол: от драконов, чудовищ, сти­хийных бедствий и вражеских войск. Помимо сверхъестественных ка­честв и способностей, у него нередко имеется волшебный конь, вол­шебный меч или другой чудесный предмет. Он самый меткий стрелок из лука, как Робин Гуд, и обладает непревзойденной силой, как Илья Му­ромец. В таком герое воплощена вечная мечта народа о сильном и спра­ведливом защитнике, который накажет обидчиков. Русский фольклор отдал дань таким героям в былинах, где русские богатыри защищают

¹⁸ И. Солоневич, Народ и Монархия. М., 1991, с. 166.

¹⁹ Там же, с.164-165.

144

свою землю с тем же рвением и успехом, что и герои «Калевалы», и Давид Сасунский, и витязь в тигровой шкуре...

Однако главный герой русских народных сказок уникален и не по­хож на героев-суперменов. В нем-то, видимо, и есть разгадка загадоч­ной русской души и ключ к национальному характеру.

Этот «герой» — да, да, в кавычках — Иван-дурак, или ласково — Иванушка-дурачок. Он полный антипод Герою. Он и не могуч, и не кра­савец, да еще и дурак. Неказистый, смешной, нелепый, униженный-при­ниженный, глупый, покорный жестоким и злым людям, но всегда пре­одолевающий все препятствия и беды, Иванушка-дурачок весь создан из противоречий. Он выглядит дураком, но оказывается самым умным в критические минуты; он ленивый и пассивный на вид, но в решающий момент действует быстро, смело и очень активно; он неотесанный и тонкий, беспечный и заботливый, хитрый и доверчивый. Он всех по­беждает в конце сказки терпением, добротой, смекалкой и отсутствием претензий. Его сила в том, что своей добротой и непрактичностью он производит на алчных окружающих впечатление слабого и глупого, и они, считая его дураком, не могут себе представить его умным, смелым, находчивым, каким он является на самом деле. И дети, слушающие на­родные сказки, в каждом новом поколении учатся не судить о людях по их внешнему виду и поведению.

Народ, придумавший себе «маленького» героя, — это великий на­род. Не случайно в трудную для России историческую эпоху русский поэт Владимир Солоухин с горечью упрекает «Иванушек» в том, что они не спасают свою страну:

Старик хворает. Ткет холсты старуха, Румяна дочка, полон сундучок, А на печи, держа в руках краюху, Иванушка — простите — дурачок.

В тонах доброжелательных и красках, Русоволосы, мыслями легки, На всех печах, во всех народных сказках, Иванушки — простите — дурачки.

На теплых кирпичах, объяты ленью, Считая мух, они проводят дни. Зато потом по щучьему веленью Все моментально сделают они.

Драконов страшных тотчас побеждают, Им огненные головы рубя, Невинных из темниц освобождают, Берут царевен замуж за себя.

Забыв о печках, мамках и салазках, На сивках-бурках мчат во все концы, Как хорошо: во всех народных сказках Иванушки выходят — молодцы.

145

ан, нет, и впрямь: и царство все проспали,

И отдали в разор красу земли...

Царевен в сказках доблестно спасали,

А подлинных царевен не спасли.

(«Иванушки»)

Женскому русскому характеру в народном творчестве свойственны те же черты, что и мужскому: обычно внутренняя красота и таланты спря­таны глубоко и хитроумно, нужно видеть сердцем, а не глазами, чтобы из лягушки получить жену-красавицу, а из чудовища — мужа-цареви­ча. О героине русских сказок хорошо сказал Иван Игоревич Соловьев (1944-1984), московский учитель-словесник, ни одно из его сочине­ний не было напечатано при жизни. Приведем отрывок из его этюда «Русская красавица»:

«Русская красавица непременно стыдлива. Она руками заслоняется, лицо свое сияющее прячет ото всех, ступает неслышно, живет незамет­но, за околицей, как солнце вечернее. Нет в ней гор­дости и упоения своей красотой, как у греческой Афродиты. Видимо, само солнце в России стыдливо, редко полный лик свой кажет, чаще заслоняется облаками, занавешивается туманом, имеет вид зас­тенчивый, скромный.

В русской красавице то же начало, что и в русском богатыре, который тридцать лет проспал на печи и встал только для решительной битвы. Скрытая кра­сота, скрытая сила, которая нуждается в великой при­чине, чтобы раскрыться, и не для праздного созерца­теля, не для привязчивого взгляда, а для единствен­ного суженого — как и богатырь встанет — распря­мится, когда на родину накатывает самый сильный враг. Красота — для милого, сила — для супостата, и все — для единственного. Повседневная, будничная трата означала бы умаление чудного дара.

Да и жизнью Спасителя так заповедано, чтобы са­мый могущественный являлся в ветхом рубище и терпел крестную муку, чтобы потом, когда мир изверится, истоскуется от несовершившегося пророчества — вторично прийти, уже победителем. Мышление пара­доксами присуще народу, который ждет главного — от неглавного, кра­сивого — от невзрачного, сильного — от немощного» ²⁰.

Итак, в качестве источников, подтверждающих существование на­ционального характера, были рассмотрены:

1. Международные анекдоты, полностью базирующиеся на стерео­типных представлениях о том или ином народе. Эти стереотипы не столько отражают некие наиболее существенные и типичные черты народа, сколько формируют их и в глазах других народов, и в собст­венных глазах. (Сколько русских за границей пьют водку только для того, чтобы подтвердить ожидаемую от них стереотипную русскость,

²⁰ Размышления Ивана Соловьева об Эросе // Человек, 1991, № 1, с. 208.

146

носят павлово-посадские шали и ведут себя так, как они не ведут себя дома.)

2. Национальная классическая литература, несколько «подпорчен­ная» как источник индивидуальным авторством и субъективным взгля­дом на мир.

3. Фольклор, или устное народное творчество, как наиболее на­дежный из всех перечисленных выше источник сведений о националь­ном характере. Действительно, хотя в произведениях устного народ­ного творчества стереотипны не только герои, персонажи, но и сюжеты, сам факт, что они представляют собой коллективное творчество наро­да, что они «обкатаны» в устных передачах из поколения в поколение, как морская галька, не имеющая первоначальных индивидуальных из­гибов, изломов и зазубрин, и что поэтому они лишены субъективизма индивидуально-авторских произведений, — все это делает их наибо­лее надежным источником и хранилищем информации о характере на­рода.

4. Последним по порядку, но отнюдь не по значению (last, but not least), самым надежным и научно приемлемым свидетельством суще­ствования национального характера является Его Величество нацио­нальный язык. Язык и отражает, и формирует характер своего носите­ля, это самый объективный показатель народного характера. Недаром Иван Ильин определял язык как «фонетическое, ритмическое и морфо­логическое выражение народной души» ²¹. К этому последнему источ­нику мы теперь и обратимся: рассмотрим национальный характер че­рез призму языка.

§3. Роль лексики и грамматики в формировании личности и национального характера

Очевидно, что основную культурную нагрузку несет лексика: слова и словосочетания. Из них складывается языковая картина мира, опреде­ляющая восприятие мира носителями данного языка. Особенно наглядно и ярко этот аспект представлен устойчивыми выражениями, фразеоло­гизмами, идиомами, пословицами, поговорками — то есть тем слоем языка, в котором непосредственно сосредоточена народная мудрость или, вернее, результаты культурного опыта народа. Единицы этого слоя Н. Д. Бурвикова и В. Г. Костомаров в ряде статей предлагают назвать логоэпистемами. Логоэпистема — это знание, несомое языковой еди­ницей как таковой.

В специальном исследовании ²² были изучены английские и русские идиоматические выражения, отражающие и формирующие те свой­ства, достоинства и недостатки человека, которые ценятся или осужда­ются в соответствующем обществе и соответствующей культуре.

²¹ И. Ильин. Сущность и своеобразие русской культуры // Москва, 1996, № 1, с. 171.

²² П. Л. Коробка. Идиоматическая фразеология как лингводидактическая проблема. Канд. дисс. МГУ, факультет иностран­ных языков. М., 1998.

147

Количество и качество идиом, отражающих положительную или от­рицательную оценку тех или иных человеческих качеств, можно счи­тать показателем этических норм, правил социальной жизни и поведе­ния в обществе, отношения нации через ее культуру и язык к миру, дру­гим народам и культурам.

Например, такое качество, как безответственность. Ни английский, ни русский язык не имеет идиоматических выражений, которые оцени­вали бы это качество положительно. Что же касается отрицательной оценки, то на одну английскую пословицу — Too many cooks spoil the broth [Слишком много кухарок портят бульон] — приходится 12 (!) рус­ских выражений:

У семи нянек дитя без глазу;

Сам кашу заварил, сам и расхлебывай;

Моя хата с краю, я ничего не знаю;

Наше дело маленькое;

Наше (мое) дело сторона;

После нас хоть потоп;

Без меня меня женили;

Обещанного три года ждут;

За что купил, за то и продаю;

обещать молочные реки и кисельные берега;

сделать что-либо после дождичка в четверг;

бросать слова на ветер.

Наоборот, такие качества, как предусмотрительность, осторожность, представлены в английской идиоматике несколько богаче, чем в рус­ской. Положительная оценка

Английский язык:

Prevention is better than cure [Предупредить лучше, чем излечить];

One cannot be too careful [Нельзя быть слишком осторожным];

Safety first [Осторожность — первым делом]. Русский язык:

Готовь сани летом, а телегу зимой;

Береженого (и) Бог бережет.

По вопросу общительности и разговорчивости оба языка единодуш­ны в отрицательной оценке, но русский язык видит, в отличие от анг­лийского, и некоторые положительные моменты. Положительная оценка Английский язык: нет примеров. Русский язык:

За спрос денег не берут;

Язык до Киева доведет. Отрицательная оценка Английский язык:

Walls have ears [У стен есть уши];

The floor is yours! [Слово предоставляется Вам! (букв. Сцена Ваша!)];

148

Easier said than done [Легче сказать, чем сделать]; to ride a hobby-horse [кататься на излюбленном коньке]. Русский язык:

(И) у стен есть (бывают) уши;

Если бы да кабы, да во рту росли грибы;

Слово не воробей, вылетит — не поймаешь;

Воду в ступе толочь — вода и будет;

Скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается.

Приведем для сравнения выражения, передающие сдержанность в речи, скрытность. Положительная оценка

Английский язык:

Silence is golden [Молчание — золото];

Brevity is the soul of wit [Краткость — душа ума];

First think; then speak [Сначала подумай, потом говори];

A word to the wise [Слово мудрым];

Still waters run deep [Спокойные воды — в глубине]. Русский язык:

Слово — серебро, молчание — золото;

Краткость — сестра таланта;

держать язык за зубами. Отрицательная оценка Английский язык:

A penny for your thoughts? [Пенни (монетку) за твою мысль?]. Русский язык:

В тихом омуте черти водятся;

проглотить язык.

разнообразие и свобода взглядов, вкусов и поведения выше це­нится в английской культуре, что и получило более богатое языковое выражение. Положительная оценка

Английский язык:

It takes all sorts to make a world [Чтобы создать мир, необходимо раз­нообразие];

Variety is the spice of life [Разнообразие — прелесть жизни];

Tastes differ [Вкусы различны];

Every man to his taste [Каждому свое];

There is no accounting for tastes [За вкусы не отвечают];

One man's meat is another man's poison [Для одного — мясо, для дру­гого — яд];

Beauty is in the eye of the beholder [У каждого зрячего свое представ­ление о красоте]. Русский язык:

Каждый по-своему с ума сходит;

Каждому свое;

На вкус и цвет товарищей нет.

149

гостеприимство, наоборот, более выражено в русском языке, чем в английском. Положительная оценка

Английский язык: нет примеров. Русский язык:

Не красна изба углами, а красна пирогами;

В ногах правды нет;

Чем богаты, тем и рады. Отрицательная оценка Английский язык: нет примеров. Русский язык:

Незваный гость хуже татарина.

Интересно, что в английской идиоматике гостеприимство как обще­ственно значимая черта вообще не представлена ни положительно, ни отрицательно. Русская же отрицательная оценка — Незваный гость хуже татарина — связана с печальным опытом татарского нашествия на Русь. С той поры прошли многие сотни лет, все это время русские и та­тары мирно сосуществуют в одном государстве, но язык хранит память о былых распрях.

В результате проведенного исследования были выделены опреде­ленные качества личности и социальные отношения, признанные в дан­ных обществах как более или менее важные. Краткие выводы сформу­лированы так:

«1. Во многих разделах наблюдается совпадение или незначитель­ные различия в количестве и экспрессивных свойствах фразеологичес­ких единиц, отражающих следующие ценностные понятия: вежливость, адаптируемость, решительность, образованность, отношение к воспи­танию, правовой системе и власти.

2. В английском языке с более высокой, чем в русском, активностью в фразообразовании преобладают следующие целостные смыслы: чес­тность, осторожность, трудолюбие, профессионализм, ответственность, сдержанность в речи, бережливость, оптимизм, эгоизм, свобода лично­сти, консерватизм, материальное благополучие, закрытость семейной жизни.

3. В содержательной области русской идиоматики заметно большее, чем в английской, пространство занимают следующие ценностные по­нятия: опытность, общительность, корпоративность, патриотизм, спра­ведливость. Специфически присущей русской фразеологии ценностью оказывается гостеприимство» ²³.

Нет сомнения, что слова, словосочетания, фразеологические еди­ницы всех видов, то есть все то, из чего складывается лексический со­став языка, играют основную роль в реализации функции языка как орудия культуры и средства формирования личности. Однако не следу­ет думать, что весь «культуроносный слой» языка заключен в лексике и фразеологии. В формировании личности носителя языка задействова­ны все языковые средства, обычно, повторим, не замечаемые и не осоз-

²³ П. Л. Коробка. Идиоматическая фразеология как лингводидактическая проблема. Канд. дисс. МГУ, факультет иностран­ных языков. М., 1998, с. 132-133.

150

наваемые человеком. Приведем наиболее очевидные и показательные примеры того, как грамматика влияет на формирование личности.

Хорошо известный грамматический факт: в русском языке, как и в большинстве европейских языков, в качестве обращения используют­ся два личных местоимения ты и вы, а в английском только одно — уоu. Казалось бы, чистая грамматика, значения эквивалентны, просто you — это и ты, и вы. Однако возможность выбора в русском языке, когда вы может употребляться и для единственного числа (обычно с большой буквы, что подчеркивает уважительность этой формы обра­щения), и для множественного, не может не влиять на отношения меж­ду людьми и на их характеры. Русское ты может оскорбить: «Вы мне не тыкайте!» Сколько драк в России начиналось с тыканья. В определении хамства как социального явления употребление ты приводится в каче­стве «диагностического» признака: «В разговоре хам частенько исполь­зует неприличные выражения, „плоские шутки", фамильярное обраще­ние, обращение на „ты"» ²⁴. Однако ты может и осчастливить: «Пустое „Вы" сердечным „ты" она, обмолвясь, заменила» (А. С. Пушкин). И уже позже в стихах Анны Ахматовой:

И как будто по ошибке Я сказала: «Ты...» Озарила тень улыбки Милые черты. От подобных оговорок Всякий вспыхнет взор... Я люблю тебя, как сорок Ласковых сестер.

(«Читая Гамлета»)

Судя по приводимому ниже свидетельству, в других языках игра на ты и вы также весьма эмоциональна, это даже может решить судьбу страны:

На выборах президента в Румынии президент Илиеску проиграл пре­тенденту от оппозиции Константинеску при следующих обстоятельст­вах. Илиеску «запугивал румын в случае победы либерально-консерва­тивных сил грядущими предательскими соглашениями с соседней Венг­рией. „Господин Илиеску, — иронично заметил ему в связи с этим Константинеску во время последних теледебатов, — вы ведете себя, как безработный пожарный, который разводит огонь, чтобы потом ему все были благодарны за мужественную борьбу с пожаром". В гневной ответ­ной реплике Илиеску, которому было уже не до иронии, перешел с собесед­ником на „ты". Это дало Константинеску повод сделать действующему президенту соответствующее замечание, обернувшееся, как полагают здешние специалисты, еще несколькими процентами поддержки» ²⁵.

В разных языках, имеющих, как русский, обе формы — ты и вы, они различаются стилистическими оттенками употребления.

Например, в учебнике шведского языка есть текст с историей о том, как туристку из России задержала полиция из-за мелкого недора-

²⁴ А. Гореева. Почему хамы хамят, или 4 эффективных способа борьбы с хамством // Мос­ковский универси­тет, 1999, № 27.

²⁵ Независимая газета, 20.11.1996.

151

зумения с паспортом. В полицейском участке допрашивающий русскую девушку дежурный обращается к ней на «ты». В шведском языке это нормально: если бы он ее назвал на «вы», это был бы плохой признак, так как вы указывало бы на то, что он считает девушку виноватой и сохраняет формальную дистанцию. По-русски все наоборот: Вы s ус­тах милиционера звучало бы уважительно, а ты — грубо и пренебре­жительно, хотя многое зависит от интонации.

Русская студентка Татьяна Козлова пишет в своем эссе «Язык как орудие культуры» о воспитательном значении обращения на «Вы» к людям старшего возраста:

Usually referring to a person as «Вы» we express our respect. Traditional­ly we say «Вы» to people who are old­er than we are (thus, through lan­guage children learn to respect eld­erly people from the very beginning).

Обращаясь к человеку на «Вы», мы демонстрируем свое уважение. По традиции мы обращаемся на «Вы» к людям, старше нас (таким обра­зом, посредством языка детей с самого начала учат уважать пожилых людей).

Та же студентка на основе своего опыта учебы в датском универси­тете описывает переход на «ты» в датском языке:

Форма du (ты) вытеснила De (Вы) во второй половине 60-х годов XX века в результате молодежной (в основном студенческой) револю­ции — протеста против авторитарности и давления старших за пра­во участвовать в руководстве университетами и за свободу личнос­ти, выбора образа жизни и жизненного пути. Это движение совпало с протестами против войны во Вьетнаме, битлами, хиппи и т. п. Ког­да в конце 70-х годов все успокоились, одним из последствий стал тот культурно-языковой факт, что в Дании отношения между людьми раз­ных возрастов стали гораздо менее формальными и все перешли на du, о более почтительное De вышло из употребления. Студенты и профес­сора в датских университетах называют друг друга по имени и на du. Сама же Татьяна Козлова не смогла преодолеть барьер культур и вме­сто обращения просто по имени изобрела свое компромиссное обра­щение, добавив к имени титул Professor. По ее мнению (и с ним трудно не согласиться), то, что De вышло из обращения и осталась только одна, более фамильярная форма личного местоимения (ср.: в английском, наоборот, ушло though 'ты'), оказало и оказывает большое воздействие на социальную жизнь современной Дании.

Студентка МГУ, приехавшая учиться из Индии, пишет, как она пере­жила культурный шок в России, услышав, что дети называют родителей на «ты», поскольку в индийской культуре принято всех, кто старше (включая родителей и самых близких родственников), называть на «вы»: ...the same in the case when the Russians use the second person pronoun

«ты» for all relatives. I was shocked for the first time when I heard a small boy playing in the park, calling his mother by «ты». Then I accepted it. In our culture, if a person is older than you, you always have to use the equi­valent form of «вы». When one of my

...то же самое — когда русские, обращаясь ко всем родственникам, используют местоимение второго лица «ты». Я была поражена, когда услышала, как маленький мальчик, играющий в парке, говорит маме «ты». Потом я приняла это. В нашей культуре, если человек старше тебя, к нему всегда следует обращаться, используя эквивалент место­имения «вы». Когда одна из моих русских подруг приезжала ко мне в гости, я обратилась к маме на «вы», что совершенно естественно для нас, а ее это поразило. Затем она мне пояснила еще и то, что если бы она обратилась на «вы» к близкому родственнику, он мог бы даже обидеться.

152

Russian friends visited me and I addressed my mother using «вы», which is absolutely normal, she was shocked. Then she further added to my know­ledge that if they used «вы» for their close relatives the latter might even

feel insulted.

Насколько важна роль того или другого (ты или вы) обращения в

русском языке, показывает следующий факт:

В советское время Агентство национальной безопасности США по­тратило уйму денег только на то, чтобы выведать индивидуальные слабости членов Политбюро и правительства СССР. Им важно было знать даже, кто с кем на «ты», каким тоном отдаются указания ²⁶.

Всему этому эмоциональному фейерверку обыгрывания ты и вы английский язык противопоставляет регулярное безальтернативное употребление you, навязывая своему носителю формально-официаль­ное отношение. И учитель ученику, и ученик учителю, и генерал рядо­вому, и рядовой генералу — все друг другу говорят you. Все поровну, все справедливо, ну просто — «демократия в действии». Никого нельзя оскорбить тыканьем — уоиканьем, но никого нельзя и, «обмолвясь», как будто по ошибке, осчастливить.

Так англоговорящие оказываются более вежливыми, но менее эмо­циональными, чем русскоговорящие. Язык первых не дает им воз­можности поиграть, а значит, и почувствовать, потому что нет выбора, есть всего лишь одна форма. В связи с этим забавно выглядит заяв­ление В. А. Сухарева, автора книги «Мы говорим на разных языках»: «Все члены английской семьи называют друг друга на „вы"» ²⁷. Точнее было бы сказать, что все члены англоговорящего коллектива друг с дру­гом на you.

Еще один пример из другой области грамматики — морфологии. Известно, что в русском языке имеется очень большое количество уменьшительных и ласкательных суффиксов: -очк- (-ечк-), -оньк-(-еньк-), -ушк- (-юшк-), -ик- и многих других. Носитель английского язы­ка, практически не имеющего таких суффиксов (bird [птица] — birdie [птичка], girl [девочка] — girlie [девчушка] — это редкие исключения), не может даже отдаленно вообразить себе все то огромное суффик­сальное богатство русского языка, которое предоставляет его носите­лям возможность выразить столь же огромное богатство тончайших ню­ансов любящей души (поскольку эти суффиксы даже в сухих граммати­ческих учебниках называются уменьшительно-ласкательными).

Как известно, стереотипный образ России и русского человека на Западе — это медведь, могучий, но грубый и опасный зверь. Так вот родной язык этого зверя отражает его потребность в передаче оттен­ков хорошего отношения к миру, любви и ласки (язык — зеркало куль­туры) и формирует из него тонкую и любящую личность, предоставляя в его распоряжение большое разнообразие языковых средств для вы­ражения этого самого хорошего отношения к миру. Причем именно к миру, а не только к людям, потому что уменьшительно-ласкательные суффиксы с одинаковым энтузиазмом присоединяются русскими людь­ми и к одушевленным, и к неодушевленным предметам.

²⁶ Завтра, 1998, № 43 (256).

²⁷ В. А. Сухарев. Мы говорим на разных языках. М., 1998, с. 46.

153

Разумеется, это создает большие трудности при переводе. Представь­те себе, что русское слово старушка в есенинском «Ты жива еще, моя старушка?» требует в переводе четырех (!) английских слов: «Are you still alive, my dear little old woman?»

Действительно, по-русски можно сказать о людях: Машенька, Машутка, Машечка, Машуня, Машунечка и т. д.; девушка, девочка, девонька, девчушка, девчонка, девчоночка; о животных: кот, котик, коток, котиш­ка, котишечка, котишенька; телка, телушка, телочка, телушечка; со­бачка, собачушка, собаченька; а также о любом предмете неживого мира: домик, домишечка, домичек, домок, домушка; ложечка, вилочка, каст­рюлька, сковородочка и т. д. Всему этому богатству английский язык может противопоставить только слово little или dear little: little сat [букв. маленькая кошка], dear little dog [букв. милая маленькая собака], но до высот dear little fork/spoon/frying pan [букв. милая маленькая вилка/ ложка/сковорода] англоязычному человеку не подняться...

Употребление такого рода суффиксов показывает уважение, такт, хорошее отношение к окружающим. Часто они употребляются в речи, обращенной к детям. В магазине женщины, особенно пожилые, неред­ко говорят: дайте хлебушка, колбаски, молочка, маслица и т. п. Совре­менные коммерсанты немедленно взяли на вооружение эту «слабость» русского народа и продают масло под названием «Маслице» (лучше идет с таким ласковым родным названьицем), овсяное печенье в пачке с над­писью «Овсяночка» и т. п.

Навещая знакомого в реабилитационном военном госпитале в Хим­ках, я услышала, как пациент — большой высокий человек, сохранив­ший даже в больничной пижаме свою военную выправку, говорил по телефону: «Я тут попал в госпиталек». Тактичный русский человек, он не хотел пугать своих близких словом госпиталь и смягчил его, доба­вив уменьшительно-ласкательный суффикс. Между тем сам госпиталь выглядит как огромный неприступный бастион.

Стюардесса, любя пассажиров или демонстрируя любовь, говорила, за­глядывая в их билеты: «Третий салончик, второй салончик, пожалуйста».

Ласкательный суффикс может встретиться в любом слове, даже в свежем заимствовании из иностранного языка. Так, в Москве на Крас­ной Пресне открылся магазин под названием «Парфюмчик».

Профессор Зденька Трестерова из Словакии дает свое объяснение пристрастию русских людей и русского языка к уменьшительно-ласка­тельным суффиксам. По ее мнению, это реакция языка и культуры на тяжелую жизнь в советское время ²⁸.

Чем хуже благосостояние народа во всех отношениях, тем заметнее рвение к прекрасному (в духовном смысле прежде всего среди интел­лигенции) и просто красивому, будь то одежда, духи, мебель, все рав­но. Грубость жизни отразилась в языке не только богатым запасом бран­ных выражений, но, как это ни парадоксально, также любовью к ласка­тельно-уменьшительным словам, диминутивам, активным использова­нием языковых средств выражения подчеркнутой вежливости. Поку­пали и читали не просто книги, а книжечки, ели огурчики, помидорчики,

²⁸ 3. Трестерова. Некоторые особенно­сти русского мента­литета и их отраже­ние в некоторых осо­бенностях русского языка // IX Между­народный Конгресс МАПРЯЛ. Русский язык, литература и культура на рубеже веков. Т. 2. Братис­лава, 1999, с. 179.

154

капусточку. В стихах Ахматовой читаем: «А мне ватничек и ушаноч­ку» — здесь и связь с фольклором, и намек на места ссылки. В литера­туре встречаются примеры гипертрофированного употребления таких диминутивных выражений:

Я возьму свеколки, капустки, морковочки, все нарежу меленько и варю на маленьком огонечке, добавлю лучка, петрушечки, укропчика (под­слушано в очереди) ²⁹.

В престижном подмосковном санатории на двери была надпись: «Медсестрички». Его сотрудники, объясняя, как пройти в столовую, го­ворили: «По коридорчику направо», а лекарства давали со словами: «Это Вам анальгинчик, стрептомицинчик и ноотропильчик». Представить себе носителей английского языка, говорящих dear little corridor или dear little hospital, невозможно — и не просто потому, что в английском язы­ке нет такого количества и разнообразия уменьшительно-ласкательных суффиксов, а главным образом потому, что у них этого нет и в ментали­тете. А в менталитете нет, потому что нет в языке, они не приучены язы­ком к таким «нежностям».

Та же тенденция к повышенной эмоциональности у носителей рус­ского языка, к так называемой переоценке (overstatement), в отличие от знаменитой английской недооценки, недосказанности (understate­ment), проявляется, как это ни удивительно, и в пунктуации, в первую очередь в употреблении восклицательного знака.

В русском языке восклицательный знак употребляется гораздо чаще, чем в английском, что свидетельствует, возможно, о большей эмоцио­нальности и, очевидно, о более открытом проявлении (демонстрации?) эмоций. В русском языке восклицательный знак ставится после обра­щения в письменной форме — в любом жанре переписки: в деловой, частной, официальной и т. д.

В английском языке во всех этих жанрах ставится запятая, что часто вызывает конфликт культур. Носители английского языка недоумевают по поводу восклицательного знака в письмах, написанных русскими: Dear John! Dear Smith! Dear Sir/Madam! Русскоязычные же обижаются на запятую после имени: не уважают нас, восклицательного знака по­жалели, что это за Dear Svetlana,?!

В параллельных текстах журнала «Aeroflot» очень грамотные пере­водчики опускают русский восклицательный знак в английском переводе:

Здесь (в России. — С. Т.) больше волков, чем где-либо: около 100 000!	Most of the wolves alive today — over 100.000 of them — roam the vast wildland of Russia.
	(Aeroflot, 1996, № 16, p. 67)
Не забывают этот обряд и местные бизнесмены. Освятят барашка и несут в детский дом — благотворительность!	Local businessmen also observe this rite. They have the Camb blessed and take it to an orphanage as an act of charity.
	(Ibid., 1998, № 5, p. 20)

²⁹ Л. Найдич. След на песке. СПб., 1995, с. 197.

155

Дорогие пассажиры! <...> До встречи в солнечной Армении!

Dear Passengers, <...> See you soon in sunny Armenia. (Ibid., p. 29)

Гораздо менее грамотные переводчики написали параллельные тек­сты в российских гостиницах, самолетах:

Убедитесь, что туалет свободен! Be sure of vacancy!

He бросайте мусор в унитаз! Don't throw waste into closet!

Восклицательный знак в английском тексте этих призывов режет глаз, поскольку английский язык очень скуп на открытое проявление эмо­ций, тем более в такой малоподходящей ситуации.

Наоборот, в русском языке все «обращения к народу», даже на са­мую бытовую тему сопровождаются восклицательными знаками.

В автобусе: Граждане пассажиры! Не отвлекайте водителя во вре­мя движения!

На почте: Уважаемые клиенты! Проданные жетоны возврату не под­лежат!

В аналогичных объявлениях в англоязычных странах восклицатель­ные знаки не употребляются.

Русские дети, усваивая языки, усваивают и эмоциональную силу вос­клицательного знака. Вот два подлинных человеческих документа. Один написан русским мальчиком Ваней Павловским (7 лет) своей маме, уез­жающей в командировку. Другой — поздравление русской девочки Кати Левашовой (10 лет) сестре своей бабушки к 8 Марта (Катя при этом изобрела два новых термина родства: батетя — из бабушки и тети, и племявнучка — из племянницы и внучки).

Дорогая мама!

Я тебя очень люблю!!! Я буду стараться вести себя хорошо!!! Я тебе хочу сделать подарок — стихотворение!!! До свидания!!!

От Вани!!! Дорогой батете! От любимой племявнучки!

Поздравляю с 8 марта!!! Желаю счастья в личной жизни (и в обще­ственной тоже)!!! Побольше успешных лекций и всего прочего!

Катя!!!

Интересно, что оба ребенка, не сговариваясь, ставят именно три вос­клицательных знака на своей подписи. Это режет глаз взрослому носи­телю русского языка так же, как восклицательный знак после обраще­ния неприемлем для носителя английского языка.

В английском языке наибольшее число восклицательных знаков встречается в агитационно-рекламно-политических текстах:

Your Labour City Council is well known for the quality of its services and

the innovative ways of delivering them. That's an achievement to be proud of!

Городской Совет лейбористов по работе известен высоким качеством услуг и нововведениями в их оказании! Это достижение, которым мож­но гордиться!

156

Dear Miss D. Welcome to the Liberal Démocrates! We have received your subscription of ... A form is attached below for your convenience!	Дорогая мисс Д., Добро пожаловать к либерал-демократам! Мы получили ваш взнос в размере ... Для вашего удобства прилагается форма!
Labor want to introduce a Graduate Tax so that Grad­uates will pay a higher income tax rate than the rest of the population!	Лейбористская партия хочет ввести налог для выпускников высших учебных заведений, что­бы выпускники платили больший налог на прибыль, чем остальное население!
The Winter Draw is the last draw before the election, and your last chance to help the Liberal Democrats by entering the draw: Definitely!	Зимняя жеребьевка — последняя, и это пос­ледний ваш шанс перед выборами помочь ли­беральной партии своим участием в жеребь­евке. Точно!
The Party's Women's organisation — open to men too! Our Party headquarters at Cowley Street can help you. We are here to help!	Партийная женская организация открыта и для мужчин! В штабе нашей партии, расположенном на улице Коули, вам могут помочь. Мы здесь для того, чтобы помогать!

Восклицательный знак в английском языке также употребляется для привлечения особого внимания, вызванного пере­менами в информации:

Richard М. G. Stephenson New address for me!	Ричард М. Г. Стивенсон У меня новый адрес!
Open Day Room change!! Room change!! now in room A 25	День открытых дверей Смена аудитории!! Смена аудитории!! Теперь в аудитории А 25

Отметим, что по-русски два восклицательных знака не ставятся ни­когда — или один, или три.

Интересно, что письмо, написанное по-английски китайским колле­гой, изобилует восклицательными знаками «на русский манер»:

Dear S.,

Nice to hear from you recently! I wish you had a won­derful trip to Australia! Thanks for your understanding about my suggestions at the January meeting!

Warm wishes!

Дорогой С.,

Ваше письмо меня очень обрадовало! Наде­юсь, Вы прекрасно съездили в Австралию! Спасибо за то, что Вы с пониманием отнеслись к моим предложениям на встрече в январе! Всего хорошего!

Язык английский, а культура, восприятие мира - китайские, вот и получилось Warm wishes! Восточным народам свойственна повышенная эмоциональность (overstatement) и языковое ее проявление . И в рус­ском языке проявляется восточность России («Да, скифы — мы! Да, азиаты — мы...») — во всяком случае в отношении восклицатель­ных знаков. У нас ими, как кашу маслом, текст не испортишь!

В синтаксисе наиболее замет­ная разница — это порядок слов

³⁰ Разумеется, всякие обобщения по вопросу о национальных харак­терах достаточно сомнительны, тем более когда речь идет даже не о нациях, а о странах света. Не успела я написать о повышенной эмоциональности восточных народов, как немедленно прочитала сле­дующее: «Носители восточных языков более сдержанны в проявлении своих чувств по сравнению с носителями европейских: японец, наблю­дая, как немецкие дети громко рыдали, узнав о смерти императора, был удивлен импульсивностью европейцев в выражении чувств; япон­ка, рассказывая о смерти сына, улыбалась, так как этикет общения не разрешал ей „маркировать" эмоции отрицательным знаком. Оба эти случая описаны в рассказе Акутагавы Рюноскэ „Носовой платок"»

157

(Г. А. Антипов, 0. А. Донских, И. Ю. Марковина, Ю. А. Сорокин. Текст как явление культуры. Новосибирск, 1989, с. 116). Эта информация отнюдь не опровергает сказанного о повышенном открытом проявле­нии эмоций и общей тенденции к «переоценке» (overstatement) у многих восточных народов, а лишь подтверждает еще раз две про­стые вещи. Во-первых, что Восток — дело тонкое, и там существуют очень разные культуры, во-вторых, что следует избегать категорических суждений и чрезмерных обобщений. Культура тоже дело очень тонкое.

в предложении. Английский язык известен своим жестким фиксиро­ванным порядком слов. Посколь­ку у него не развита система паде­жей, как в русском (английский язык — аналитический), и, соот­ветственно, у него нет окончаний, показывающих отношения между су­ществительными, то порядок слов выполняет важнейшую функцию ука­зателя этих отношений.

В русском языке, при относительно свободном порядке слов, падеж­ные окончания сразу покажут, кто кого любит — Петя Катю или Катя Петю, независимо от их места в предложениях: Катя любит Петю; Петю любит Катя; Петю Катя любит; Любит Петю Катя; Любит Катя Петю. В английском языке, имеющем форму Катя любит Петя (Kate loves Pete), кто первый — тот подлежащее, тот и любит. На лицо/ предмет, производящий действие, указывает только порядок слов, а не сами слова и их формы.

Из этого, впрочем, не будем делать поспешный вывод, что строгий порядок слов приучает людей, говорящих по-английски, быть ограни­ченными, но дисциплинированными и любить порядок, а вольности порядка слов в русском языке делают русских людей недисциплиниро­ванными, беспорядочными, но творческими и многогранными. Возмож­но, в этом и есть доля правды, но поскольку научно это никак не дока­зано, то значит и не существует.

Вот что существует и что может быть доказано, так это социокуль­турная значимость порядка слов в устойчивых выражениях, фразеоло­гизмах, коллокациях и ее влияние на формирование личности носите­ля языка. Например, в обоих языках обращение к аудитории имеет строго фиксированный порядок слов: Ladies and gentlmen, Дамы и господа! Подчеркнутое первенство дам и Iadies зафиксировано на социально завышенном уровне речи: это словосочетание употребляется по отно­шению к достаточно высоким слоям общества. На более низких ступе­нях социальной иерархии представителей разных полов называют муж­чины и женщины, men and women.

Значит, в том социокультурном слое, где лица мужского пола мужчи­ны, они идут первыми, до женщин; поднявшись по социальной лестни­це на ступеньку выше и став господами и gentlemen, они уступают доро­гу дамам и ladies. Мальчики и девочки, как и boys and girls, также свиде­тельствует о патриархате и главенстве мужского пола. Таким образом ребенок, овладевающий родным английским или русским языком, уз­нает, кто важнее, чья роль в обществе ценится выше. При этом переста­вить слова и сказать женщины и мужчины, так же невозможно, как ска­зать господа и дамы.

По-английски, говоря о себе с супругой или супругом, можно сказать только: ту wife and I [моя жена и я], ту husband and I [мой муж и я], то есть личное местоимение обязательно будет стоять в конце, подчерки-

158

вая вежливость и уважение к партнеру. По-русски порядок слов свобо­ден, и возможны разные варианты: я и моя жена, мой муж и я, моя жена и я и самый распространенный — мы с женой или мы с мужем.

Тот факт, что в русском языке есть отсутствующая в английском язы­ке категория рода, наделяющая все существительные, а значит все пред­меты окружающего мира, свойствами мужскими, женскими или нейт­ральными, «средними», свидетельствует о более эмоциональном отно­шении к природе, к миру, об олицетворении этого мира. Ну, как пере­дать на английском языке всю эмоциональную драму популярнейшей русской песни о рябине, которой нельзя никак «к дубу перебраться», если и рябина, и дуб по-английски не имеют рода, а вместо этого имеют артикль, и для англоязычного человека важно только, одна ли это из многих рябин (неопределенный артикль а) или та самая рябина, о ко­торой шла речь (определенный артикль)? Русскому уму и сердцу эти вопросы определенности — неопределенности не говорят ничего, рус­ский человек сострадает бедной женщине — рябине и мужчине — дубу, которые не могут соединиться.

Или стихотворение М. Ю. Лермонтова «Утес»:

Ночевала тучка золотая

На груди утеса-великана;

Утром в путь она умчалась рано,

По лазури весело играя;

Но остался влажный след в морщине

Старого утеса. Одиноко

Он стоит, задумался глубоко

И тихонько плачет он в пустыне.

Что осталось бы от этого шедевра, если бы тучка не была женского рода, а утес — мужского?! Если бы это были безродные — бесполые слова с неопределенным артиклем (a тучка, an утес) в первой строчке (одна какая-то тучка на каком-то одном утесе), и с определенным — в дальнейшем (тот самый утес, который в первой строчке был один из многих). Вот уж поистине «загадочная (для русского человека) англий­ская душа», которая категоризует мир с помощью артиклей!

Ю. М. Лотман разъяснял роль артикля в видении мира: «Артикли разделяют имена на погруженные в очерченный мир вещей, лично зна­комых, интимных по отношению к говорящему, и предметов отвлечен­ного, общего мира, отраженного в национальном языке» ³¹.

Категория артикля так же необходима для английской культуры и Для носителей английского языка, как категория рода — для русского мира. Уберите категорию рода, и из русской литературы, особенно из поэзии, уйдет часть души, она померкнет, поблекнет — всего лишь из-за утраты грамматической категории.

Гениальный М. Ю. Лермонтов несколько «подпортил» своим пере­водом известное стихотворение Генриха Гейне о северном кедре, тос­кующем о далекой южной пальме:

³¹ Ю. М. Лотман. Культура и взрыв. М., 1992, с. 181.

159

Ein Fichtenbaum steht einsam

Im Norden auf kahler Höh'.

Ihn schläfert; mit weißer Decke

Umhüllen ihn Eis und Schnee.

Er träumt von einer Palme,

Die, fern im Morgenland,

Einsam und schweigend trauert

Auf brennender Felsenwand.

В переводе Лермонтова о прекрасной пальме тоскует... сосна:

На севере диком стоит одиноко

На голой вершине сосна

И дремлет, качаясь, и снегом сыпучим

Одета, как ризой, она.

И снится ей все, что в пустыне далекой,

В том крае, где солнца восход,

Одна и грустна на утесе горючем

Прекрасная пальма растет.

Если бы Лермонтов переводил с английского, где одно какое-то де­рево (без рода и пола, но с артиклем) — a cedar — мечтало бы о другом каком-то дереве — a palm-tree, тогда это было бы более извинительно. Ноу Гейне все указано ТОЧНО: ein Fichtenbaum (мужской род), eine Palme (женский род). В немецком языке есть и категория рода, как в русском, и категория артикля, как в английском.

Итак, уже на уровне грамматики язык свидетельствует о повышен­ной эмоциональности, сентиментальности, сердечности русской души, русского национального характера.

Уменьшительно-ласкательные суффиксы русского языка не только отражают повышенную способность русскоязычного человека к выра­жению любви и доброты, его эмоциональность и чувствительность, но и несомненно способствуют формированию этих качеств.

Наличие выбора между ты и вы также дает больше возможностей для передачи оттенков чувств и, следовательно, формирует более вы­сокую эмоциональность, чем у людей англоговорящих, не имеющих этой возможности выбора.

Восклицательный знак и грамматическая категория рода тоже опре­деляют более эмоциональное отношение и к людям, и к окружающему миру.

Таким образом, в формировании личности носителя языка участву­ют все средства языка, в том числе грамматические.

Разумеется, этот краткий обзор не исчерпывает всех языковых яв­лений в свете рассматриваемой проблемы — это и не возможно, и не нужно. Здесь только даны примеры тех направлений, в которых долж­ны идти исследования. Они ведутся в настоящее время многими науч­ными школами и отдельными учеными, и через некоторое время можно ожидать взрыва информации на эту тему.

160

§ 4. Загадочные души русского и англоязычного мира.

Эмоциональность. Отношение к здравому смыслу. Отношение к богатству

Чужая душа — потемки.

Русская пословица.

 

Определив, насколько это возможно, понятие национального характе­ра вообще, сосредоточим снова внимание на роли языка как зеркала и особенно как инструмента культуры.

Когда речь идет о русском национальном характере, первая и не­медленная ассоциация — это душа, которая обычно сопровождается постоянным эпитетом: загадочная. Загадочной представляется русская душа иностранцам, которые много об этом говорят и пишут — то с вос­хищением, то с насмешкой.

Большой насмешник, венгерско-английский журналист и юморист Джордж Микеш, или Майке (George Mikes), написавший действительно очень смешную книгу «How to be an Alien» [«Каково быть чужаком?»] о столкновении британской и континентальной европейской культуры (или, вернее, о «несуразицах» британской культуры в восприятии кон­тинентального европейца), пишет о загадочности славянской души из­девательски:

«The worst kind of soul is the great Slav soul. People who suffer from it are usually very deep thinkers. They may say things like this: „Sometimes I am so merry and sometimes I am so sad. Can you explain why?" (You cannot, do not try.) Or they may say: "I am so mysterious... I sometimes wish I were somewhere else than where I am". (Do not say: „I wish you

were".) Or „When I am alone in a forest at night-time and jump from one tree to another, I often think that life is so strange".

All this is very deep: and just soul, nothing else» ³².

Нет на свете худшей души, чем великая славянская душа. Люди, имею­щие такое несчастье, обычно глубокие мыслители. Они, к примеру, мо­гут говорить такие вещи: «Иногда мне так весело, а иногда так грустно. Вы не можете объяснить, почему?» (Не можете, даже не пытайтесь.) Или вам скажут: «Я такой загадочный... Иногда мне хочется быть не там, где я сейчас». (Не говорите: «И я вам того же желаю».) Или: «Ког­да я ночью в лесу прыгаю с одного дерева на другое, я думаю, что жизнь очень странная штука». Все это очень глубоко, и это всего лишь душа, ничего больше.

Великий английский мудрец и остроумец У. Черчилль говорил о Рос­сии: «It is a riddle wrapped in a mystery inside an enigma [Это загадка, облеченная в тайну, в которой скрывается необъяснимое]» (хорошее упражнение в синонимах со значением 'загадка').

Для того чтобы сравнить объем семантики слов soul и душа, при­ведем определения из английских, русских и англо-русских слова­рей.

³² G. Mikes. How to be an Alien. A Handbook for Beginners and Advanced Pupils. Penguin Books, 1969, p. 24.

161

Soul — the part of a person which some people believe is spiritual and

continues to exist in some form after] their body has died, or the part of a I person which is not physical ana experiences deep feelings and emotions. She suffered greatly while she was alive, so let us hope her soul I 75 now at peace. His soul was often tormented by memories of what he had seen in the prison. (esp. Br disapproving). Something, such as a job, which is soul-destroying is unpleasant and destroys a person's confidence or happiness: Repetitive work can become soul-destroying after a while. It's soul-destroying for any team to lose most of their games. Soul-searching is deep and careful consideration of inner thoughts, esp. about a moral problem: After much soul-searching, he decided it was wrong to vote in the election.

Душа — та часть человека, которая, по представлениям некоторых лю­дей, возвышенна и продолжает существовать в некой форме после те­лесной смерти, или нефизическая часть человека, выражающая глубо­кие чувства и эмоции. Она очень сильно страдала при жизни, так бу­дем надеяться, что сейчас душа ее покоится в мире. Его душу часто терзали воспоминания о том, что он видел в тюрьме (преимуще­ственно британское, неодобрительно). Нечто, например работа, кото­рая разрушает душу, неприятна и уничтожает уверенность человека в себе, убивает его счастье: Монотонная работа может разрушить душу через какое-то время. Многочисленные проигрыши команды терзают душу (букв. разрушают душу) игрокам. Душевный по­иск — глубокий и внимательный анализ внутренних мыслей, особенно связанных с моральными проблемами: После продолжительного ду­шевного поиска он пришел к выводу, что голосовать на выборах — неправильно.

Soul — the quality of a person or work of art which shows or produces deep good feelings. Only a person with no soul would be unmoved by her account of what happened in the prison camps. Although some people think her paintings lack soul, they are very popular. A soul mate is someone who shares your way of thinking about the world and is usually someone for whom you feel a large amount of affection or love: They realized immediately that they were soul mates on the issue of ecology. He's spent the whole of his adult life searching for a soul mate (= perfect lover).

Душа — качество человека или произведения искусства, которое по­казывает или порождает глубокие положительные эмоции. Только без­душного человека не тронул бы ее доклад о том, что происходило в концентрационных лагерях. Хотя некоторые думают, что ее рисун­кам не хватает души, они пользуются популярностью. Душевный друг — тот, кто разделяет ваш взгляд на мир, также обычно тот, к кому вы чувствуете сильную привязанность или любовь: Они сразу поняли, что они душевные друзья в вопросах экологии. Он провел всю свою взрослую жизнь в поиске душевного друга (= совершенной подруги жизни).

Soul — a person of a stated type. She was such a happy soul when she was a child. Some unfortunate soul will have to tell him what's happened. Soul can also mean any person, and is usually used in negative statements: There wasn't a soul around when we arrived at the beach (CIDE).

Душа — человек определенного типа. Она была такой счастливой (букв. счастливой душой) в детстве. Какой-то несчастный (букв. несчастная душа) будет вынуждена рассказать ему, что случилось. Душа может также обозначать любого человека, используется обычно в отрицательных предложениях: Когда мы пришли на пляж, вокруг не было ни души.

Soul. 1. A person's soul is spiritual part of them which is believed to

continue existing after their body is dead. They said a prayer for the souls of the man who had been drowned.

Душа. 1. Душа человека — его духовная часть, которая, как полагают, продолжает существовать после смерти тела. Они помолились о душе человека, который уmoнул.

2. Your soul is also your mind, character, thoughts and feelings. His soul was in turmoil.

2. Ваша душа — это также ваш ум, характер, мысли и чувства. Его душа была в смятении.

3. The soul of a nation or a political movement is the special quality that it has that represent its basic character. ...the soul of the American people.

3. Душа нации или политического движения — это особые качества, которые выражают основу характера. ...душа американского народа.

4. A person can be refereed to as a particular kind of soul; an old-fashioned use. She was a kind of soul... Poor soul!

4. Человек, о котором можно говорить, как об особом виде души; ста­ромодное использование. Она была такая... Бедняга (букв. бедная душа)!

5. You use soul in negative statements to mean nobody at all. When I first went there I didn't know a single soul... I swear I will never tell a soul.

5. Слово душа используется в отрицательных предложениях в значе­нии «никто», «никого». Когда я только приехал, я не знал здесь нико­го (букв. ни души)... Клянусь, я не скажу никому (букв. ни одной душе).

6. See also soul music (BBCED).

6. См. также музыка соул (букв. душевная).

Soul. 1) Душа, дух; twin soul — родственная душа; и честное слово!, клянусь!; bless my soul — господи! (восклицание, вы­ражающее удивление); to be the soul of — быть душой (чего-либо); to have no soul — быть бездушным, бесстрастным; to possess владеть собой; to unbosom (to unbutton) one's soul — открыть свою душу; he cannot call his soul his own — он себе не хозяин; 2) человек, существо; good soul — хороший человек; be a good soul and help me разг. будь другом, помоги мне; dear soul — дружище, старина; soul — приличный человек; honest soul — честный человек; kind soul — добрая душа, добряк; poor soul — бедняга; simple sou! — наивный че­ловек; worthy soul — достойный человек; I did not see a soul — я не видел ни души; 3) воплощение, сущность, основа (АРС).

Soul 1. душа, also fig; fig: he put his heart and soul into the work — он

вложил всю душу в работу; she was the life and soul of the the party — она

была душою общества; ne hardly has enough to keep body and soul together — ему едва хватает на жизнь; he couldn't call his soul his own — он себе не принадлежал; 2. fig. (person) человек, душа; there wasn't a soul to be seen — не было видно ни души; he is a good soul — он добрая душа; don't tell a soul — никому не говори ни слова (W.).

Душа. 1. Внутренний психический мир человека, его переживания, настроения, чувства и т. п. Чужая душа потемки. Поговорка. Он наблю­дает, изучает, улавливает эту эксцентрическую, загадочную нату­ру, понимает ее, постигает... Душа ее, вся ее психология у него как на ладони. Чехов, Загадочная натура. Валько был человек немногослов­ный, и никто никогда не знал, что совершается в душе его. Фадеев, Молодая гвардия. || В идеалистической философии и психологии: осо­бое нематериальное начало, существующее якобы независимо от тела и являющееся носителем психических процессов. || По религиозным представлениям: бессмертное нематериальное начало в человеке, от­личающее его от животных и связывающее его с Богом. За упокой души несчастных Безмолвно молится народ. Пушкин, Полтава. [Бэла] нача­ла печалиться о том, что она не христианка, и что на том свете душа ее никогда не встретится с душою Григорья Александровича. Лермон­тов, Бэла.

2. Совокупность характерных свойств, черт, присущих личности; ха­рактер человека. Человек доброй души. Я, признаюсь, редко слыхивал подобный голос... Русская, правдивая, горячая душа звучала и дышала в нем. Тургенев, Певцы. — Знаешь, Дуня... совершенный ты его [бра­та] портрет и не столько лицом, сколько душою: оба вы меланхолики, оба угрюмые и вспыльчивые. Достоевский, Преступление и наказание. Его пытливую душу всегда мучили нерешенные вопросы. Б. Полевой, Побратимы. || Чувство, воодушевление, темперамент. Играть с душой.

[Прихвоснев:] Не нравится мне, господа, ваша Патти... Души нет в пении! Писемский Просвещенное время. Даша, суфлируя, прерывала: — ...Горячее, вкладывайте больше души. А. Н. Толстой, Хмурое утро. || обычно с определением. О человеке с теми или иными свойствами ха­рактера. Низкая душа. Подлая душа. — Вы — благородная душа, чест­ный, возвышенный человек! Чехов, Моя жизнь. — Иван, хороший ты человек... Простая душа... А. Н. Толстой, Хмурое утро.

3. Разг. Человек (обычно при указании количества, а также в устой­чивых сочетаниях). Кругом ни души (никого). Не узнает ни одна душа (никто). Не танцующие интеллигенты без масок — их было пять душ — сидели в читальне. Чехов, Маска. — Смешно? — сказал дирек­тор. — Мне вон двести душ приезжих кормить надо, тут посмеешься. Волынский, Лестница-чудесница.

4. В старину: крепостной крестьянин. [Дубровский] владел семидесятью душами. Пушкин, Дубровский. [Обломов] стал единственным обладателем трехсот пятидесяти душ, доставшихся ему в наслед­ство. И. Гончаров, Обломов.

5. (обычно со словом «моя»). Разг. Дружеское фамильярное обра­щение. — Щи, моя душа, сегодня очень хороши! — сказал Собакевич. Гоголь, Мертвые души. — Душа моя, да ведь это чистая правда, — улыб­нулся Касацкий. Крымов, Танкер «Дербент».

6. перен.; чего. Самое основное, главное, суть чего-л. Умел он [Алек­сандр Петрович] передать самую душу науки, так что и малолетнему было видно, на что она ему нужна. Гоголь, Мертвые души. || Вдохнови­тель чего-л., главное лицо. [Белокопытов] балагур, весельчак, немнож­ко хвастун, вообще — душа общества. Мамин-Сибиряк, Сон. Душой колхозного драматического коллектива была молодая учительница из Кирилловки. С. Антонов, Дело было в Пенькове (АС).

Душа. 1. По религиозным представлениям, нематериальное начало в человеке, продолжающее жить после его смерти (44). 2. Сущность, основа чего-н. (1). Ты с малых лет сидел со мною в Думе, Ты знаешь ход державного правленья; Не изменяй теченья дел. Привычка Душа дер­жав. 3. Внутренний, психический мир человека (510). Татьяна (русская душою, Сама не зная почему)... 4. Чувство, воодушевление, способность ощущать, воспринимать, отзываться (7). 5. О человеке как носителе оп­ределенных душевных качеств, свойств (12). 6. Крепостной крестья­нин (33). 7. Ласковые, дружеские обращения к кому-н. (93). В сочета­ниях (74): в душе, от души... (СЯП).

Объем семантики этих слов примерно одинаков, но вот употреби­тельность... Русское слово душа гораздо более распространено, чем английское soul и играет огромную роль в духовной жизни русского народа. Обратите внимание: в русском языке слова душа, дух, духов­ный одного корня, в английском — это совершенно разные слова: soul, spirit, spiritual. В русском языке слово душа дает наивысшую частот­ность употребления в значении 'внутренний психический (психологи­ческий) мир человека'. В своем религиозном значении 'нематериаль­ное начало' оно употребляется гораздо реже. Показательны в этом смыс-

164

ле данные «Словаря языка А. С. Пушкина». Слово душа — чемпион по частотности употребления у Пушкина. Оно использовано им 774 раза. При этом абсолютное большинство употреблений этого слова — 510 раз — приходится на значение 'внутренний психический мир че­ловека'. В значении же 'нематериальное начало в человеке, продолжа­ющее жить после его смерти' оно употреблено всего 44 раза. 510 и 44 — разница впечатляющая. Причем в языке А. С. Пушкина, так что это нельзя отнести за счет советской антирелигиозной пропаганды.

Обратите внимание на тон оп­ределений слова душа в Академи­ческом словаре и в «Словаре язы­ка А. С. Пушкина», изданных в со­ветское время. В Академическом словаре религиозное значение души вообще не вынесено как от­дельное, а спрятано в первом зна­чении — 'внутренний психический мир человека, его переживания, настроения, чувства' — как две разновидности. Одна них с пояс­нением: «в идеалистической фи­лософии и психологии», что в те времена подразумевало: в невер­ной, неправильной, не нашей. Со­мнительность "души" такого рода подчеркивалось далее словом «яко­бы». Другая разновидность значения дается с пояснением: «по рели­гиозным представлениям». Точно такое же пояснение делает и «Сло­варь языка А. С. Пушкина», но в нем это значение дается отдельно, как

первое.

Если и относить представление значений слова душа в Академиче­ском словаре за счет идеологического давления советского периода (что вполне извинительно), то с оговоркой: с точки зрения использования слова в речи — и во времена А. С. Пушкина, и сейчас — этот словарь совершенно прав. Сравните: 510 раз и 44 раза. Конечно, основное зна­чение слова душа — это 'внутренний психический мир человека', по­этому оно так распространено в русском языке.

Кстати, английские словари, не скованные официальной идеологи­ей в этом вопросе, также оговаривают soul как религиозный термин: «some people believe» [некоторые люди верят], «which is believed to continue existing» [которая, как полагают, продолжает существовать]. Здесь явно отражается не идеологическое антирелигиозное давление, а психология нации, которая поклоняется не душе, а уму или, вернее, здравому смыслу: поскольку это бессмертное нематериальное начало никто не видел и не ощущал (оно не материально) и никак нельзя дока­зать его бессмертность, лучше выразиться уклончиво: «some people believe» [некоторые люди верят], подразумевая «and some don't» [а не­которые нет].

165

В этом-то все и дело, в этом вся разница между словами душа и soul. Для русского народа, у которого в национальной системе ценностей на первом месте стоит духовность, «душа», главное, стержневое понятие, превалирующее над рассудком, умом, здравым смыслом. Англоязычный же мир, наоборот, поставил в основу своего существования Его Вели­чество Здравый Смысл, и поэтому body [тело] противопоставляется не душе (soul), a рассудку (mind), в то время как в русском языке две ос­новные ипостаси человека — это тело и душа или, вернее, душа и тело, потому что устойчивое словосочетание требует именно такого порядка слов (предан душой и телом).

Человек, поведение которого противоречит нормам, принятым в дан­ном обществе, по-русски называется душевнобольной, а по английски a mentally-ill person [умственно больной]. Иными словами, когда у рус­ских болеет душа, у представителей англоязычного мира болеет mind, и, конечно, сами эти слова формируют представления о жизни у их но­сителей, хотя последние этого не сознают и не замечают.

Душевное спокойствие переводится на английский язык как peace ; of mind, душевное расстройство — как mental derangement (PACC). Там, где у русских камень сваливается с души, у носителей английского язы­ка груз сваливается с ума: о load (weight) off one's mind,

Огромное количество фразеологизмов со словом душа крайне ред­ко имеет в английском переводе soul в качестве эквивалента. Приве­дем материал ³³:

1. душа моя! — ту dear,

2. жить душа в душу — to live in (perfect) harmony;

3. быть душой чего-либо — to be the life and soul of smth;

4. в глубине души — in one's heart of hearts;

5. в душе (про себя) — at heart;

6. в душе (по природе) — by nature, innately;

7. до глубины души — to the bottom of one's heart;

8. вкладывать душу — to put one's heart into;

9. всей душой — with all one's heart;

10. всеми силами души — with all one's heart;

11. залезть в душу кому-либо — to worm oneself into smb's confi­dence;

12. работать с душой — to put one's heart into one's work;

13. брать за душу — to pull (tag) at (on) smb's heartstrings;

14. (у кого-либо) душа в пятки уходит — smb has his heart in his boots (mouth); His heart sank into his boots;

15. душа (у кого-либо) нараспашку, разг. — smb is open-hearted;

16. душа (сердце) у кого-либо, чья-либо (чье-либо) не лежит, не лежа­ла к кому-либо, к чему-либо — smb dislikes smb, smth; smb does not feel like doing smth;

17. (у кого-либо) душа не на месте — smb is troubled (worried);

18. души в ком-либо не чаять, разг. — to think the world of smb;

19. у кого-либо за душой есть, имеется что-либо, нет чего-либо — in one's possession;

¹³ Материал частично заимствован из кур­совой работы сту­дента А. А. Ахманова «The Comparative Analysis of Seman­tic — Collocational Valency of the words „soul" and „душа"» (МГУ, факультет ино­странных языков, 1999).

166

20. делать что-либо как бог кому-либо на душу положит — to do smth as the spirit moves one;

21. камень на душе — smb's heart is heavy with sorrow, guilt, etc.;

22. у кого-либо камень чего-либо с души свалился — it is (was) a load (weight) off smb's mind;

23. у кого-либо кошки скребут на душе — smb feels uneasy, restless or depressed;

24. кривить (покривить) душой — to act against one's conscience, usually by deliberately telling a lie;

25. надрывать кому-либо душу — to break (rend) smb's heart;

26. что-то/кто-то не по душе кому-либо — smb does not like smth, smb

27. отводить душу — to relieve one's feelings by doing smth to unburden one's heart. (oneself);

28. поговорить, побеседовать с кем-либо по душам — to have a heart-to-heart chat (talk) with smb;

29. спасите наши души — save our souls;

30. сколько душе угодно — to one's heart content;

31. стоять над душой — pester/harass/plague smb;

32. в чем только душа держится — smb is so thin and feeble;

33. открыть свою душу — to unbosom one's soul;

34. ни души — not a soul.

Слово soul имеет гораздо меньше фразеологизмов и гораздо менее употребительно, чем слово душа:

1. twin soul — родственная душа;

2. to keep body and soul together — сводить концы с концами;

3. bless my soul — господи! (восклицание, выражающее удивление);

4. to be the life and soul of — быть душой (чего-либо) ;

5. to have no soul — быть бездушным, бесстрастным;

6. to possess one's soul — владеть собой;

7. to sell one's soul — продать душу;

8. a good/honest/decent soul — хороший/честный/приличный чело­век.

Приведенный материал наглядно показывает, что из 34 фразеоло­гизмов (список далеко не полный) со словом душа 15 переводятся на английский язык словом heart [сердце] и только четыре — словом soul. Душа и soul совпадают в переводе в основном в значении 'человек' (ни души — not a soul). Русские фразеологизмы со словом душа широко употребительны, особенно в разговорной речи, в то время как многие сочетания со словом soul имеют пометы «устаревшее» или «rare» [ред­кое].

По-видимому, ситуация со словом soul типична для германских язы­ков, так как сопоставление фразеологизмов со словом душа в русском и немецком языках дало аналогичные результаты:

«Замечено, что фразеологические выражения со словом „душа" наи­более часто, по сравнению с другими фразеологизмами, употребляют­ся русскими в разговорной речи (напр.: на душе, не по душе, всеми фиб­рами души, в глубине души, сколько душе угодно и т. д.).

167

Иностранцы, изучающие русский язык, постоянно испытывают труд­ности в употреблении данных фразеологизмов, и это не случайно. Так, например, при переводе выражений фразеологического поля „душа" на немецкий язык было установлено, что только 1/₃ немецких фразео­логизмов имеет в своем составе слово „душа", а ²/₃ переводятся на не­мецкий язык со словом „сердце".

Данный факт можно объяснить различием в этническом стерео­типе восприятия этого понятия: если у немца „душа" ассоциируется чаще с религиозным понятием, то в сознании русского — это не столько „бо­жественное", сколько „человеческое", то есть он связывает ее с психо­логическими процессами, происходящими внутри самого человека. Раз­ница в представлениях влияет на стилистическое употребление слова „душа" в русских и немецких фразеологизмах. Если в русском языке имеется вся палитра стилей при употреблении этого слова: от самого высокого до самого низкого, то в немецком языке наблюдается трепет­ное отношение к этому слову, и поэтому немецкие фразеологические выражения со словом „душа", как правило, относятся к нейтральному или высокому стилю» ³⁴.

Вернемся к загадочной русской душе — что же это такое? Можно ли ее разгадать с помощью русского языка?

Как мы уже видели, русский язык свидетельствует о повышенной эмоциональности, сентиментальности, сердечности русской души, рус­ского национального характера. Использование уменьшительно-ласка­тельных суффиксов, возможность выбора между ты и вы, наличие грам­матической категории одушевленности — неодушевленности — все эти факторы оказывают влияние на формирование таких качеств у русско­язычного человека. Категория рода в русском языке, как уже упомина­лось, способствует олицетворению окружающего мира, придавая ему человеческие свойства, разделяя неодушевленные предметы на мужс­кие, женские и «средние» (то есть не соотнесенные с мужским или жен­ским началом), что тоже и отражает, и формирует повышенную эмоци­ональность, особую связь с природой — более романтическую и более интимную одновременно. Нельзя не согласиться с Андреем Макиным: тот факт, что в русском языке цветок мужского рода, a ta fleur во фран­цузском — женского, делает один и тот же предмет реального мира со­вершенно различным в восприятии носителей этих языков и предста­вителей этих культур:

Enfant, je me confondais avec la matière sonore de la langue de Charlotte. J'y

nageais sans me demander pourquoi ce reflet dans l'herbe, cet éclat coloré, parfumé, vivant, existait tantôt au masculin et avait une identité crissan­te, fragile, cristalline imposée, sem­blait-il, par son nom de tsvetok, tantôt s'enveloppait d'une aura veloutée, feutrée et féminine — devenant «une fleur»³⁵

Ребенком я не отделял себя от звучной субстанции Шарлоттиного язы­ка. Я плавал в ней, не задаваясь вопросом, почему эта вспышка в тра­ве, это яркое, душистое, живое существует то в мужском роде, в ипос­таси хрупкой, хрусткой, кристаллической, заданной, казалось, именем «цветок», то облекается бархатистой, пушистой и женственной аурой, превращаясь в «une fleur» (A. Макин. Французское завещание, с. 104).

Н. И. Бердяев объяснил загадочность русской души ее иррациональ­ностью, проистекающей от близости русских (не так задавленных ци-

³⁴ X. И. Карлсон, В. А. Степаненко. Функциональность фразеологических выражений со сло­вом «душа» в рус­ском и немецком языках: Лингвисти­ческий и дидакти­ческий аспекты // IX Международный Конгресс МАПРЯЛ. Русский язык, лите­ратура и культура на рубеже веков. Т. 2. Братислава, 1999, с. 145.

³⁵ A. Makine. Op. cit., p. 271.

168

вилизацией, как западные европейцы) к природе, к «элементарным ду­хам»: «В России духи природы еще не окончательно скованы челове­ческой цивилизацией. Поэтому в русской природе, в русских домах, в русских людях я часто чувствовал жуткость, таинственность, чего я не чувствую в Западной Европе, где элементарные духи скованы и при­крыты цивилизацией. Западная душа гораздо более рационализирова­на, упорядочена, организована разумом цивилизации, чем русская душа, в которой всегда остается иррациональный, неорганизованный и не­упорядоченный элемент... Русские гораздо более склонны и более спо­собны к общению, чем люди западной цивилизации» ³⁶.

Западный мир кричит о «загадочности» именно русской души толь­ко потому, что у народов западной Европы вследствие их географичес­кой и исторической близости сложилось некое «родство душ» и харак­теров (при всем своеобразии каждого отдельного народа Западной Ев­ропы), а русская душа и русский характер не вполне соответствуют этим стереотипам. Россия с ее «промежуточным» географическим положе­нием и особой историей — слишком азиатская страна для европейцев и слишком европейская для азиатов. «Загадочная» она только для ев­ропейцев. Азиатские культуры и национальные характеры настолько своеобразны, отдельны, ни на что не похожи, что им и в голову не при­дет считать загадочными русских.

Нет сомнений, что все души народов загадочны в глазах других народов, других культур. Чужое, чуждое, не свое, не родное восприя­тие мира и общества всегда поражает и поэтому кажется непонятным и загадочным.

Загадочны, в первую очередь, странные, неожиданные, непредска­зуемые реакции русских на вполне типичные ситуации. Поведение пред­ставителей иной культуры непонятно, оно как бы противоречит здраво­му смыслу. При этом забывается простая истина: Его Величество Здра­вый Смысл, который стоит в центре мировоззрения англоязычных наро­дов (ср. душевное спокойствие — peace of mind), во-первых, в каждой культуре разный, обусловленный этой самой, отличной от других, куль­турой, а во-вторых, не везде ему отводится такая главенствующая роль.

Когда у русских «ум с сердцем не в ладу», они, по-видимому, чаще, чем другие народы, предпочитают сердце. Сердечность и, следователь­но, совестливость — это главное свойство русской души, по мнению многих. «Когда я произношу простое и живое слово „сердце", — пишет И. Ильин, — я напоминаю тем самым о самой лучшей и самой точной мерке русской души и русской культуры; ведь русский человек живет под знаком своего сердца... Если взять повседневность, то русский все­гда и везде ищет покоя, согласия, близости и размаха: в домашнем оби­ходе, в застолье, в дружбе, обществе, театре, клубе, на природе. Никог­да он не довольствуется строгим, сдержанным, деловым общением... Если же речь идет не о повседневности, а о культуре нравственности, искусстве, религии, правосудии, науке, то и здесь русский начинает с чувства и сердца, черпает из этого источника все лучшее, отвергая бес­чувственное и бессердечное как нечто мертвое и ложное» ³⁷.

³⁶ Н. И. Бердяев.

Самопознание.

М., 1990, с. 235-236.

³⁷ И. Ильин. Указ, соч., с. 183.

169

Сердечность, эмоциональность как черты русского национального характера, естественно, ведут к повышенной совестливости, или, по выражению И. Ильина, к совестливому порыву. Вот как он это форму­лирует: «Русская же душа прежде всего есть дитя чувства и созерца­ния. Ее культуротворящий акт суть сердечное видение и религиозно со­вестливый порыв... Русская культура построена на чувстве и сердце, на созерцании, на свободе совести и свободе молитвы. Это они явля­ются первичными силами и установками русской души, которая задает тон их могучему темпераменту» ³⁸.

Независимо от условий жизни, времени, режима, национальный ха­рактер — величина постоянная. Он, конечно, меняется и развивается вместе с народом, но очень медленно и неохотно. В наши, казалось бы, совершенно бессовестные времена и в самых бессовестных слоях об­щества, среди профессиональных мошенников, вдруг заговорит нацио­нальный характер, а с ним и совестливость, и — прощай налаженная I мошенничеством благополучная жизнь. Вот недавний пример, описан­ный в газете «Московский комсомолец» под красноречивым названи­ем «Чисто русский прокол. Сколько стоит пробудившаяся совесть». Быв­шие милиционеры организовали в Коломне частное охранное предпри­ятие и вымогали деньги у разных организаций. Все шло отлично. Мо­шенники не слишком зарывались, их жертвы не протестовали, как вдруг... Вот что пишет об этом газета: «Засыпались, как всегда в Рос­сии, на ерунде. У одного из мужей учредительниц неожиданно пробу­дилась совесть. Он вдруг решил, что негоже брать деньги ни за что. И попросил директора вернуть ему (то есть его жене) сумму уставного взноса согласно договору»³⁹. Еще раз напомним название: «Чисто рус­ский прокол».

Приводимая ниже краткая история рассказана Робертом Фулгамом, американским священником, собравшим свои наблюдения и мысли о жизни и людях в книге «All I Really Need to Know I Learned in Kindergarten» [«Всему, что мне действительно нужно знать, я научился в детском саду»] с подзаголовком «Uncommon Thoughts on Common Things» [«Нео­бычные мысли об обычных вещах»]. Его эссе о русском офицере Нико­лае Пестрецове как нельзя лучше характеризует стереотипные пред­ставления о русских на Западе (разумеется, негативные — их пропа­ганда гораздо более умна, искусна и эффективна, чем наша, да и народ их подоверчивее и лояльнее к правительству), а также реакцию пред­ставителей иной, англоязычной культуры на «странное» поведение рус­ского, противоречащее здравому смыслу и инстинкту самосохранения:

«THE RUSSIANS ARE A ROTTEN LOT, immoral, aggressive, ruthless, coarse,

and generally evil. They are respon­sible for most of the troubles in this world. They're not like us.

That's pretty much the summary of the daily news about the Rus­sians. But sometimes something slips through the net of prejudice,

РУССКИЕ ЛЮДИ ВСЕ ОТВРАТИТЕЛЬНЫ, они аморальны, агрессивны, жес­токи, грубы и в основном злы. Они виновны в большинстве бед чело­вечества. Они не похожи на нас.

Это примерная сводка ежедневных новостей о русских людях. Но иног­да кое-что проскальзывает сквозь стену предубеждения, некая мало­значительная черта, такая чистая, правдивая и настоящая, что она приоткрывает ржавеющий железный занавес, и мы успеваем увидеть не врага, а спутника, который вместе с нами входит в Сообщество Ра­дости и Горя.

³⁸ И. Ильин. Указ. соч., с. 189.

³⁹ Московский комсо­молец, 18.11.1998.

170

some small bit of a sign that is so

clean and true and real that it wedg­es open the rusting Iron Curtain long

enough for us to see not an enemy

but fellow travelers, joined to us by

membership in the Fellowship of

Joy-and-Pain.

See Nicolai Pestretsov. I don't

know much about him, I don't know

where he is now, but I'll tell you what

I know.

He was a sergeant major in the Russian army, thirty-six years old. He was stationed in Angola, a long way from home. His wife had come out to visit him.

On August 24, South African mil­itary units entered Angola in an of­fensive against the black national­ist guerrillas taking sanctuary there. At the village of N-Giva, they en­countered a group of Russian sol­diers. Four were killed and the rest of the Russians fled — except for Sergeant Major Pestretsov. He was captured, as we know because the South African military communique said: „Sgt. Major Nicolai Pestretsov refused to leave the body of his slain wife, who was killed in the assault on

the village".

It was as if the South Africans could not believe it, for the communique repeated the information. „He went to the body of his wife and would not leave it, although she was dead".

How strange. Why didn't he run and save his own hide? What made him go back? Is it possible that he loved her? Is it possible that he wanted to hold net in his arms one last time? Is it possible that he needed to cry and grieve? Is it possible that he felt the stupidity of war? Is it possible that he felt the injustice of fate? Is it possible that he thought of children, born or unborn? Is it possible that he didn't care what became of him now?

It's possible. We don't know. Or at least we don't know for certain. But we can guess. His actions answer.

And so he sits alone in a South African prison. Not a „Russian" or „Com­munist" or „soldier" or „enemy" or any of those categories. Just-a-man who cared for just-a-woman for just-a-time more than anything else.

Here's to you, Nicolai Pestretsov, wherever you may go and be, for giv­ing powerful meaning to the promises that are the same everywhere; for dignifying that covenant that is the same in any language — „for better or for worse, in good times and in bad, in sickness and in health, to love

Вот Николай Пестрецов. Я мало знаю о нем, я не знаю, где он сейчас, но я расскажу вам, что знаю.

В тридцать шесть лет он был старшим сержантом российской армии. Служил в Анголе, вдали от дома. Жена приехала навестить его. 24 августа южно-африканские части вторглись в Анголу, преследуя прятавшихся там черных партизан-националистов. В деревне Н-Джива они столкнулись с группой российских солдат. Четверо из них были убиты, а остальные бежали — все, кроме Николая Пестрецова. Он был взят в плен, о чем говорилось в официальном сообщении военных сил Южной Африки: «Старший сержант Николай Пестрецов отказался отойти от трупа жены, убитой во время атаки на деревню».

Южноафриканцы, казалось, не могли в это поверить, так как сообще­ние повторили еще раз: «Он подошел к телу жены и отказывался отой­ти, хотя она была мертва».

Как странно. Почему же он не убежал и не спрятался? Что же застави­ло его вернуться? Может, он любил ее? Может, он хотел обнять ее в последний раз? Может, ему необходимо было выплакаться? Может, он почувствовал бессмысленность войны? Может, он ощутил неспра­ведливость судьбы? Может, он думал о детях, рожденных или нерож­денных? Может, его не волновало, что с ним будет теперь?

Все может быть. Мы не знаем. Или, по крайней мере, мы не уверены. Мы можем лишь догадываться. Его поведение говорит само за себя. И вот он сидит один в южноафриканской тюрьме. Он теперь не «рус­ский», не «коммунист», не «военный» и не «противник» — он не под­ходит ни под одну из этих категорий. Он просто человек, которого в этот момент больше всего на свете волновала просто женщина. За тебя, Николай Пестрецов, где бы ты ни был, за то, что ты придал ис­тинный смысл обещаниям, одинаковым всюду; за то, что ты облагоро­дил общепринятую клятву верности, одинаково звучащую на любом языке: «В счастье и в несчастье, в болезни и во здравии, любить, леле­ять и чтить до самой смерти, да поможет мне Бог!» Ты остался верен ей; вера сияла в тебе. Да благословит тебя Господь!

Ну да! «Русские люди все отвратительны, они аморальны, агрессивны, жестоки, грубы и в основном злы. Они виновны в большинстве бед че­ловечества. Они не похожи на нас».

Разумеется!

171

 

and honor and cherish unto death, so help me God". You kept the faith; kept it bright-kept it shining. Bless you!

(Oh, the Russians are a rotten lot, immoral, aggressive, ruthless, coarse, and generally evil. They are responsible for most of the troubles of this world. They are not like us.)

Sure ⁴⁰.

Разница в отношении к здравому смыслу западных народов вообще и англоязычных в особенности очень ярко проявляется при знакомстве с чужой, иностранной литературой. Чтение иностранных авторов — это вторжение в чужой монастырь. Мы наблюдаем и, главное, оцениваем этот чужой мир через призму своей культуры, следовательно, это тоже конфликт культур.

Лучше всего — понятней! — это видно на примерах «неправильно­го» восприятия иностранцами русской литературы и фольклора. В этих конфликтах культур ярко проступают черты национальных характеров. Так, американские студенты резко негативно воспринимают Стиву Об­лонского в «Анне Карениной» — как негодяя, изменяющего своей жене, швыряющего деньги на развлечения, когда детям нужно купить пальто и т. п. Но какой же русский читатель не любит Стиву — доброго, жизне­радостного, с такими человеческими слабостями, которые делают его еще более симпатичным!

Сказка «Морозко» вызывает недоумение и даже негодование. Что поучительного в девочке-сиротке, которая зачем-то врет Морозу, что ей тепло, когда она замерзает от холода? И почему наказана мачехина дочка, которая честно кричит «холодно! остановись!»? Сюжет сказки противоречит уставу «американского монастыря», где царствует Его Ве­личество Здравый Смысл (чтобы не сказать прагматизм).

Иностранцам не понятен и чужд менталитет русского человека, для которого характерна повышенная деликатность, нежелание затруднить, обидеть, совершенно независимо от требований здравого смысла. Он вполне может отказаться от предлагаемой еды, питья, услуг; часто имен­но такой бывает его первая реакция: «спасибо, не надо, все в порядке».

Недаром любимый герой русского фольклора — Иван-дурак или ласкательно Иванушка-дурачок: он потому и «дурак», что его поведе­ние противоречит «здравому смыслу». Он отдаст последний кусок хле­ба какой-нибудь зайчихе в лесу, не думая о том, что самому есть нечего, а потом эта зайчиха, казалось бы, слабая и ненужная для практичного человека (не лев, не медведь) поможет ему победить Кащея Бессмерт­ного. И именно он в конце сказки получает и царевну в жены, и полцар­ства в придачу.

И русские дети, слушая сказку, учатся: думай не только о себе, о своих удобствах (как этого требует пресловутый здравый смысл), будь делика­тен, внимателен к людям, старайся не обременять их, а заодно не суди сразу и резко по одежде, виду и поведению: неказистый дурачок может оказаться настоящим героем, в отличие от здравомыслящего супермена.

Впрочем, и «супермен» русских былин Илья Муромец, имея выбор богатым стать, жениться или погибнуть, рассуждает совершенно не здра-

⁴⁰ R. Fulghum. All I Really Want to Know I Learned in Kindergarten. New-York, 1989, p. 31-33.

172

во: «мне женитьба не ко времени, а богатство мне не к радости», но вполне правильно, с точки зрения смысла и менталитета русского фоль­клора и русского национального характера: сначала надо победить вра­гов своей родины, а потом уж думать о женитьбе. Богатство же русско­му герою радости принести не может.

Сказка ложь, да в ней намек... Вдумайтесь во все эти присловья, которые давно клишированы в речи и в нашем сознании. А они полны глубокого смысла.

Недавно моя коллега, профессор факультета иностранных языков МГУ, была в командировке в США, и ее поселили на несколько дней в американскую семью. Очень милые и доброжелательные хозяева пока­зали ей свой дом и подвели к холодильнику со словами: пожалуйста, как проголодаетесь, берите, что хотите, и ешьте на здоровье. Выросшая на русских народных сказках моя коллега три дня ничего не ела, но так и не могла пересилить свою куль­туру и взять что-либо сама из чу­жого холодильника.

Русские народные сказки — «опасная» вещь. Они с раннего детства внушают нам простую мысль, которая потом оборачива­ется «загадочными» реакциями. Мысль действительно очень про­стая: быть богатым — плохо, а быть бедным — хорошо, потому что в русских сказках все богатые пло­хие, а все бедные хорошие. Отсю­да пренебрежительное отношение к любым материальным благам как типичная характеристика русского сознания, русской культуры, совер­шенно непонятная и загадочная для англоязычных культур.

Именно поэтому когда-то рус­ские купцы, а сейчас «новые русские» так беззаботно сорят деньгами. «Новые русские» определяются не количеством денег, не счетами в банке — богатые люди есть во всех странах и у всех народов, а отноше­нием к деньгам, тем, как легко они расстаются со своим богатством.

По мнению Ильина, корни подобного отношения к богатству следует искать в инстинктивном осознании общего богатства: «Богат вовсе не индивид — Иван или Петр; богаты мы, народ в целом. Богат простран­ством и землей, лесом и степью, цветами и пчелами, дичью и пушниной, реками и рыбой; богат земными недрами. Тогда русский говорит: „у нас течет молоко и мед", „хватит на всех и еще останется" — это древние изречения народной мудрости» ⁴¹.

Именно этим «подсознательно ощущаемым богатством» объясняет Ильин «в русской душе необоснованную беззаботность, легкомыслен-

⁴¹ И. Ильин. Указ. соч., с. 186.

173

ную и иллюзорную уверенность, выраженную словами, которые едва ли знает какой-либо другой народ: авось, небось и как-нибудь» ⁴². Иль­ин считает, что «это подсознательное чувство народного благополучия, возможно, и побуждает богатых русских проматывать свое состояние, которое часто или слишком большое, или слишком легко доставшееся, или вовсе неистощимо» ⁴³.

Русский язык с древности изобилует поучениями и пословица­ми, выражающими отношение к богатству, демонстрирующими его (богатства) преходящий характер, его бессилие, его вредное влия­ние на человека. Например:

Когда провидишь богатство и славу, вспомни, что тленно все, и тем избежишь крючка жизни сей;

Оплачь же, грешница, в богатстве живущего, ибо судный меч на него готовится («Изборник» 1076 года);

Господине мой! Не лишай же хлеба мудрого нищего, не возноси до небес глупого богатого. Ибо нищий мудр, как золото в грязном сосуде, а богатый красив, да глуп — словно шелковая подушка, соломой наби­тая («Моление» Даниила Заточника, XIII или XIV вв.);

Лучше капля ума, чем вдоволь богатства;

Из богатств выше золота — книги («Мудрость Менандра Мудро­го», XIV в.);

Богат ждет пакости, а убог радости;

Богат мыслит о злате, а убог о блате (блато — грязь) ⁴⁴;

Богатство спеси сродни;

Богатство — вода, пришла и ушла;

Глупому сыну не в помощь богатство;

Не с богатством жить, с человеком;

В аду не быть, богатства не нажить;

Не от скудости (убожества) скупость вышла, от богатства;

Мужик богатый, что бык рогатый (зазнается);

Богатый мужик бережет рожу (в драке), а бедный одежу;

Чем богатее (богаче), тем скупее;

На что мне (Не надо мне) богатого, подай тороватого;

У богатого черт детей качает;

Богатому не спится: богатый вора боится;

Богатому черти деньги куют;

Будешь богат, будешь и скуп;

Богачи — пузачи; голяки — голенастики ⁴⁵.

Разница в отношении к богатству у русскоязычных и англоязычных людей ярко проявляется в устойчивом английском словосочетании

[бедный, но честный]. Русские люди недоумевают по поводу союза так же, как американцы не могли понять сказку «Морозко». Действительно, в этом выражении союз подразумевает некоторое исключение из общего правила: вообще-то все бедные нечестные, а этот бедный, но честный. Такое противопоставление противоречит мента­литету русского народа, так как у русских нечестность ассоциируется с богатством, а не с бедностью: предполагается, что честным путем бо-

⁴² И. Ильин. Указ. соч., с. 187.

⁴³ Там же.

⁴⁴ Мудрое слово Древней Руси. М., 1989, с. 50, 163, 203-204, 353-355.

⁴⁵ В. И. Даль. Толковый словарь живого великорус­ского языка. Т. 1. М., 1978, с. 102.

174

гатства не наживешь (ср. у Даля: От трудов праведных не наживешь палат каменных; Не с богатством жить, с человеком; Богатому черти деньги куют), поэтому по-русски но честный могло бы быть только в контексте богатый, но честный. Бедный же в русском языке противо­поставляется гордому, мы говорим бедный, но гордый, имея в виду, что бедным гордиться нечем, они, как правило, люди негордые, но этот, в виде исключения, выпадает из общего правила, потому что он бедный, но гордый.

Вполне созвучные мысли об отношении русских к богатству находим у А. В. Павловской в ее «Путеводителе для деловых людей»:

«Чрезвычайно сложное отношение сложилось в России к деньгам и богатству. Русская культура и литература всегда провозглашала, что „не в деньгах счастье". Мысль о том, что счастье не купишь, глубоко укоре­нилась в сознании русских. Интересную иллюстрацию дает русская ис­тория. Ко второй половине XIX века некоторые русские купцы сосре­доточили в своих руках значительные средства. Предприимчивость, оборотистость и деловые качества русских купцов были хорошо извес­тны. Но необъяснимое чувство вины за чрезмерное богатство застав­ляло купцов тратить огромные средства на строительство церквей, от­крывать больницы и школы (не для своих работников, а безвозмездно для городской бедноты), делать щедрые пожертвования в различные благотворительные организации. А их дети и внуки расходовали на­копленные средства на развитие культуры и искусства: собирали бога­тейшие коллекции, финансировали развитие народных промыслов, от­крывали театры, поддерживали молодых талантливых художников. Так, знаменитая Третьяковская галерея появилась в Москве благодаря сред­ствам и энтузиазму представителя знаменитой купеческой династии Павла Третьякова, а Московский художественный театр был основан на средства другого московского купца Саввы Морозова знаменитым Ста­ниславским (настоящее имя которого — Алексеев — также принадле­жало купеческой династии). Для многих из них меценатство и благо­творительность обернулись полным разорением, как, например, для двух Савв — Морозова и Мамонтова. Но накопление денег само по себе не имело смысла и становилось своеобразным грузом на душе.

Это непростое отношение к богатству сохранилось в России и по сей меркантильный день. Богатство дает зависть, неприязнь, но не уваже­ние и положение в обществе. Это часто приносит много душевных мук так называемым новым русским, для которых становится делом прин­ципа добиться уважения от окружающих. Несмотря на распространен­ную мысль о повсеместности взяточничества в России, я бы рекомен­довала сначала посоветоваться с русскими, прежде чем дать кому-либо взятку. Хотя многие проблемы именно так и решаются в России, не к месту или слишком откровенно предложенные деньги могут и оскор­бить, и разозлить. Совершенно неожиданно вы обнаружите, что многим демонстрация принципа „мы бедные, но гордые", популярного в Рос­сии, окажется важнее отвергнутых денег» ⁴⁶.

⁴⁶ А. В. Павловская. Как делать бизнес в России. Путеводи­тель для деловых лю­дей. (В печати).

175

§5. Любовь к родине, патриотизм

Любовь к Родине считается — и, видимо, вполне справедливо — неотъемлемой чертой русского национального характера. Вся русская литература, вся русская поэзия пронизана любовью к России: от лер­монтовского «Люблю отчизну я...» до рубцовского «Россия, Русь, хра­ни себя, храни».

На международном семинаре его участников спрашивали, какое ка­чество самое главное для дипломата и разведчика. Все давали разные ответы: ум, рассудительность, выдержка, знание языка... Но русский профессиональный дипломат и разведчик Николай Сергеевич Леонов сказал: «Любовь к родине». И пояснил: «Все остальное часто бывает делом наживным. Все трудности можно преодолеть, а вот патриотизм — необходимое качество. Если его нет, вы будете или серой мышью, мало кому нужной, которая жует свое собственное зернышко, или, еще хуже, потенциальным предателем»⁴⁷.

Высокий статус патриотизма как национальной черты подтверждает и лингвистический эксперимент (см.: ч. I, гл. 2, § 5), суть которого заключается в том, что студенты должны записать первые пять слов, ко­торые приходят им в голову по ассоциации с названиями какой-либо страны и ее народа. Русскоязычные (русские? российские? наши? — рань­ше было удобнее — советские: это включало все и исключало многое) студенты, говоря о России, на втором месте по частотности дают слова родина и патриотизм. На первом же месте идут слова великий, огром­ный, необъятный, или по-английски great, huge, large, что, по существу, также ассоциация с родиной, с Россией. Таким образом, даже наша мо­лодежь, растущая в обстановке жестокой и часто несправедливой крити­ки своей родины, на первое и второе места ставит патриотизм, любовь к этой самой раскритикованной политиками и журналистами родине.

Русский язык неопровержимо свидетельствует о такой черте русского национального характера, как открытый патриотизм, словесно вы­раженная любовь к родине. Особенно ярко эта черта проявляется при сопоставлении русского языка с английским. Действительно, русский язык изобилует эмоционально окрашенными словами, обозначающи­ми место рождения человека, край, страну, где человек родился: роди­на, родная страна (сторона/сторонка), отечество, отчизна. Эти сло­ва и сочетания с ними имеют положительные коннотации, делают речь более эмоциональной, приподнятой.

Россия с ее бескрайними землями всегда представляла собой со­блазн для завоевателей со всех сторон света, кроме разве что севера, где просто никого нет, кроме белых медведей. Неудивительно поэтому, что словосочетания защита родины, защита отечества; защищать родину/отечество; родина/отечество/отчизна в опасности устойчи­вы и регулярно воспроизводимы.

Всем этим русским высоким и, несмотря на это, широко употреби­тельным словам в английском языке соответствует одно-единственное

⁴⁷ Татьянин день, 1997, № 17, с. 16.

176

нейтральное cлoвo country. Человек без родины — это a man without a country. За Бога, царя и отечество — for God, my country and the tzar. В английском языке существуют слова motherland и fatherland, но они практически никогда не употребляются англичанами о своей собствен­ной родине. В полном соответствии с тенденцией английского языка к «недосказанности», «недооценке», understatement, для выражения лю­бого «накала чувств» по отношению к своему отечеству англичанам вполне хватает одного-единственного слова country.

Для русского человека характерно очень личное и открытое (в сло­весном плане) эмоциональное отношение к родине-матушке, к свято­му отечеству. Русский язык свидетельствует: любовь к родине/отече­ству/отчизне — это абсолютно устойчивые словосочетания, которые клишировались от регулярного воспроизведения в речи. Словарь Даля регистрирует: И кости по родине плачут (по преданию, в некоторых могилах слышен вой костей); Рыбам море, птицам воздух, а человеку отчизна вселенный круг (комментарии вряд ли требуются); За отече­ство живот кладут (о воинах).

Брюс Монк, автор популярнейшего школьного учебника «Happy English», говорил в лекциях о современной русской культуре на факуль­тете иностранных языков МГУ:

The concept of родина arouses a lot of emotion in Russians. It is femi­nine, you regard it as your mother (родина-мать, родина-матушка,). We have a different attitude to our country. We would never dream of cal­ling it «motherland». Your people feel nostalgic during three-week Oxford summer courses of English. I lived in Russia away from my country for 9 years and I did not feel nostalgic. We are on different terms with our country.

Понятие родины в русских пробуждает много эмоций. Родина — женского рода, часто воспринимается как мать (родина-мать, родина-матушка). У нас другое отношение к своей стране. Нам никогда не пришло бы в голову назвать ее «матерью-землей». Ваши люди испыты­вают ностальгию, проходя трехнедельный курс английского языка в Оксфорде. Я прожил в России, вдали от родины, девять лет, и у меня не было ностальгии. У нас с родиной совсем другие отношения.

Действительно, тоска по родине — это устойчивое выражение, за­регистрированное словарем под редакцией Д. Н. Ушакова. Интересно, что менее употребительное, чем родина и отечество, слово отчизна в том же словаре Ушакова, изданном в 1938 году, имеет пометы «устар.» и «ритор.». Однако в более позднем словаре Ожегова, изданном в 1949 году, это слово дается без этих помет. Можно предположить, что слово отчизна перестало быть устаревшим по социокультурным причинам: между выходом в свет второго тома словаря Ушакова и словарем Оже­гова прошла Великая Отечественная война, вызвавшая огромный подъем патриотизма, на что язык немедленно отреагировал оживлени­ем (не хочется говорить реанимацией, но по сути именно так) или, вер­нее, омоложением устаревших слов.

Новая, гораздо более активная речевая жизнь началась и у слова отечество и его производного отечественный после распада Советс­кого Союза. Широко употреблявшееся прежде слово советский, удоб­ное по ряду причин (например, в вопросах национальности и граждан­ства, по контрасту с нынешней ситуацией разнобоя и путаницы между Русским и российским), во многих контекстах заменилось словами оте-

177

чество, отечественный: история отечества, отечественная история/ литература/культура/продукция, отечественное производство и т. п. Англичане же таких слов, как patriotic, motherland, fatherland о себе и о своей собственной стране не употребляют. Великая Отечественная вой­на называется Great Patriotic War только применительно к русским или при прямом переводе с русского языка. Для англоязычного мира эта война имеет только одно название: The Second World War — Вторая ми­ровая война. По имеющимся данным, fatherland употребляется о Герма­нии (явная калька с немецкого Vaterland). О России — motherland но обычно в кавычках, подчеркивая иностранность этого слова, его чуж­дость контексту естественной английской речи. (У американцев несколь­ко по-другому, но об этом ниже, в главе «Язык и идеология».)

Итак, у англичан, по выражению Брюса Монка, «другие отношения со своей страной» — более дистантные, чем у русских, не такие близ­ко-интимные (женский род, матушка, целый ряд одновременно высо­ких и теплых слов), что вполне укладывается в стереотипы соответству­ющих национальных характеров и объективно подтверждает их.

Еще одно языковое явление, ярко свидетельствующее обо всем ска­занном выше, неожиданно попало в центр внимания борьбы полити­ческих сил России. Речь идет о манере говорить о своей стране: по-русски — наша страна, а по-английски — this country [эта страна]. Рус­скоязычных студентов, изучающих английский язык, всегда приходится специально учить, что если речь идет об англичанах и Англии, то не нуж­но употреблять словосочетание our country [наша страна], как в рус­ском языке говорят о России: англичане в соответствии со своим наци­ональным характером проявляют обычную сдержанность и в отноше­ниях со своей родиной, называя ее очень нейтрально и подчеркнуто отдаленно this country. По-русски до самого последнего времени о сво­ей стране можно было сказать не наша страна, а эта страна только в резко негативном контексте, подчеркивая, что говорящий уже не явля­ется или не считает себя принадлежащим к России: в этой стране жить невозможно. Обычно так говорят за рубежом, в отдалении от страны, и это говорится как эмигрантами, так и нашими (не этими же!) соотече­ственниками. На международном симпозиуме по преподаванию англий­ского языка как иностранного в Самаре в 1998 году одна из российских докладчиц, говоря о пропаганде против России средств массовой ин­формации за границей, сказала: «Когда я там смотрю телевизор, мне страшно возвращаться в эту страну».

Интересные данные приводит В. Н. Телия в своей работе «Наимено­вание POДИHA₁ как часть социального концепта "Patria" в русском язы­ке». По ее мнению, «оязыковление понятия "patria" в русском языке представлено четырьмя активными наименованиями: родина₁, роди­на₂ — отечество, отчизна. Причины такого номинативного расчлене­ния понятия "patria" и соответственно — концептообразующих его об­ластей имеют глубокие социально-исторические и культурные корни. Эти понятия развивались и расширяли область в конкретных социаль­но-исторических условиях, вбирая в себя ценностные и духовно-куль-

турные ориентиры лица и его кровно-родственных связей, его общнос­ти не персональной — национально-территориальной (что характерно для структуры знаний, воплощенной в наименовании родина₂), затем — общности не персональной же — государственно-геополитической (от­раженной в структуре знания, соотносимой с именем отечество), в фо­кусе которой — „дела во благо Отечества", и наконец — общности на­ционально-геополитической, хранящейся в исторической памяти народа как великие дела отчизны, начиная с „давно минувших дней». Ниже приводятся (в самом общем виде) основные концептообразующие сфе­ры наименования родина₁..

РОДИНА₁ — это всегда личностное, персональное восприятие „сво­его" демографического пространства, отражающее следующую струк­туру знания: место (и/или места), ценностное отношение к которому для субъекта X определяется тем, что: X родился здесь и с детства ощу­тил себя в кровно-родственной связи с окружающими и с ушедшими поколениями; в этом месте X впервые воспринял себя как „часть" окру­жающей природы (микро- и макрокосма); X впервые обрел здесь дру­зей и близких и стал „частью" этого неформального социума; X осознал „свой внутренний мир" среди родных и близких на родном языке и вос­принимает себя как „часть" этого общего с ними мира; X овладел здесь родным языком и стал „частью" говорящих на нем; X испытал здесь и продолжает испытывать эмоционально положительное отношение к родным местам, к своим родителям и кровно-родственным „корням", к близким людям, к знакомым с детства традициям, к родному языку.

Pодина₁ — это всегда „персональное", „свое" („мое") личностное место или места, архетипически противопоставленное „чужому" месту, чужбине — обычно это родные края, родная сторона, сторонушка, род­ные и близкие для него люди, родные могилы, где родные березки, род­ные осины; воздух родины.

Poдина₁ ассоциируется с родной землей как кормилицей и поили­цей, а тем самым — с матерью-прародительницей. Отсюда образ роди­ны-матери, восходящей к архетипу праматери как началу и источнику всего живого, и как концу жизненного пути — возвращению в лоно ма­тери сырой земли.

Концепт родина₁ является как бы персональным остовом для всех остальных наименований концепта "patria", если речь идет о личност­ной сфере субъекта. В этих случаях "малая родина" (родина₁) сопри­сутствует в "большой родине" как часть структуры знаний, присущих в скрытом виде остальным наименованиям. Наименования родина₂, оте­чество, отчизна фокусируют прежде всего пространство общее, не пер­сональное, принадлежащее всему народу, живущему на этой террито­рии („наше"), так как эти концепты ориентированы на контекст госу­дарственно-исторического единства не только территории, но и всего социума, на нем проживающего (ср. Наша родина <отечество, отчизна> — великая страна).

Родина₁ — это „когнитивно-культурологический остов" для всей указанной группы наименований» ⁴⁸.

⁴⁸ В. Н. Телия. Наи­менование PОДИНА₁ как часть социально­го концепта "Patria" в русском языке // Языковая категори­зация. Материалы Круглого стола, по­священного юбилею E. С. Кубряковой по тематике ее исследования. М., 1997, с. 77-79.

179

Итак, наша родина, наше отечество, наша страна — общеприня­тые, узуальные, до недавнего времени единственно возможные слово­сочетания. Однако ныне языковая ситуация изменилась вследствие изменений социокультурных.

Несмотря на открытый патриотизм как черту русского национально­го характера, слова патриот, патриотизм, патриотический приобре­ли в последнее время особые, политические коннотации: они ассоции­руются или, вернее, определенные политические круги ассоциируют их с национализмом, шовинизмом, что вызывает, естественно, яростные протесты оппозиционных политических кругов.

Журналист университетской газеты «Татьянин день», берущий ин­тервью у Н. С. Леонова, доктора исторических наук, генерал-лейтенан­та в отставке, проработавшего разведчиком более 30 лет, формулирует свой вопрос следующим весьма показательным образом: «Сейчас сло­во „патриотизм" стало чуть ли не ругательным, в лучшем случае — ста­ромодным. Вам не кажется, что для нынешнего мира характерно пре­дательство во всех областях жиз­ни — от политической до духов­ной?» Ответ Н. С. Леонова также весьма показателен: «Да, уже дав­но началось, как говорят, „идеоло­гическое охлаждение общества", потеря каких-либо духовных цен­ностей. А с перестройкой началась и своего рода экуменизация наше­го сознания: когда нам вместо на­циональных черт стали прививать общечеловеческие, которые никто в мире не проповедует. Только без­дарные политики России могли создать и навязать этот лозунг: „Наш путь — к достижению обще­человеческих ценностей". Что это? У китайцев одни ценности, у амери­канцев — другие, у испанцев — третьи, у арабов — четвертые. Какому индюку удалось найти эти общечеловеческие ценности, где они?» ⁴⁹

В расколотой на два лагеря России идет политическая борьба меж­ду «патриотами» и «демократами». Обратите внимание: оба слова — «очень хорошие», за ними стоят благороднейшие понятия любви к ро­дине и справедливости, но демократы называют патриотов национали­стами и фашистами, а патриоты демократов — предателями и губите­лями родины.

В такой политической обстановке неожиданную остроту приобрел упомянутый выше языковый факт: как говорить о России, о своей роди­не. Раньше вариантов не было — наша страна. Однако под влиянием английского языка и заложенного в нем социокультурного, идеологи­ческого содержания в русском языке все чаще стало мелькать в устной

⁴⁹ Татьянин день, 1997, № 17, с. 16.

180

и письменной речи эта страна, что всегда предполагало негативный контекст и негативные же коннотации. Патриотическая и, впрочем, вся­кая другая, в том числе и «независимая», пресса немедленно откликну­лась.

Александр Чачия, академик Академии социальных наук, в статье под названием «На холмы Грузии легла от фески тень» в разделе с подзаго­ловком «Где гордость, великороссы?» обращается с вопросами: «Как можете вы, великая нация, терпеть, глядя на российских министров, согнувшихся в три погибели и шаркающих ножками перед клерками из МВФ или Всемирного банка? Как можете молча взирать на кучку прохо­димцев неведомого рода-племени, растаскивающих ваше, народное добро и при этом презрительно насмехающихся над „этой страной", „этим народом"? Какую страну приняли вы от отцов ваших и какую ос­тавляете детям вашим? Испытывая горечь поражения на начальном эта­пе Отечественной войны 1812 года, генерал Петр Иванович Багратион писал: „Скажите ради Бога, что наша Россия — мать наша — скажет, что так страшимся и за что такое доброе и усердное Отечество отдаем сволочам?"» ⁵⁰

Обратите внимание на слова Багратиона: «Наша Россия — мать наша». Настоящему патриоту России захочется плакать от восторга и умиления, от любви к родине, от связи времен и поколений. А теперь — маленький лингвистический эксперимент: замените слово наша на эта — и что вы почувствуете, и что вы подумаете про Петра Иванови­ча?

Еще пример, из статьи Виктора Кожемяко «Мусор на могилу»: «Ну а все же — в душе-то за кого? Как-никак на волоске была судьба нашей страны — быть ей или не быть. Нашей... У Р., как и у многих сегодня, чаще звучит по-иному: „эта страна". И, когда он будет повествовать еще об одном разговоре Сталина с Трумэном, вы его внутренние симпатии и антипатии поймете совсем четко» ⁵¹.

А вот что читаем в статье Нади Кеворковой «Чистеньких всякий по­любит» с подзаголовком «Апология нового русского»: «Новые русские очень часто не новы, то есть не юны. Они, с чьей-то предвзятой точки зрения, могут быть не стопроцентными русаками, кажутся порчеными евреями, татарами, грузинами; порчеными, потому что связывают свои дела с буднями не ЭТОЙ, но НАШЕЙ страны. Не бледнеют при употреб­лении местоимения МЫ, не отягощены семантическими ассоциациями с прозой Замятина, хотя некоторые знают, о чем речь, и не соблюдают натужной корректности, называя россиян русскими. Наша страна для них не синоним утраченного рая, но и не средоточие мрака и дебилиз­ма, прорастающее со страниц журнала с аналогичным названием» ⁵². Не пропустите «натужную корректность». По-видимому, все-таки кор­ректность не в том, чтобы россиян называть русскими, а в том, чтобы нерусских, живущих в России, называть россиянами, а не русскими.

В наши дни по нашей или этой стране определяют «своих» и «чу­жих» так же, как по обращениям господа или товарищи. В русском язы­ковом — и неязыковом — мышлении настолько привычно и правиль-

⁵⁰ Завтра, 1996, № 53 (161).

⁵¹ Советская Россия, 1997, №41 (11479).

⁵² Независимая газета, 02.12.97.

181

но выражение наша страна, что не знающим английский язык трудно представить, что возможны и приняты другие формы отношений со сво­ей страной. В этом плане забавно, или, вернее, трогательно, звучит впол­не идеологически верное противопоставление Англии и России в ста­тье Валерия Ганичева «Из Англии, но не о ней»: «Отличительной чертой первых лиц английской политики всегда было служение главным целям Англии, государства и, если хотите, народа. Нет — они употребляют все краски, чтобы опорочить политических оппонентов, но никто не назы­вал и не мог назвать Англию „эта страна"» ⁵³.

Называют, называют — именно this country, потому что не имеют другого варианта и потому что именно такого языкового выражения отношения к своей стране требует национальный характер.

Означает ли это, что англичане не любят родину и что английский язык это подтверждает? Очевидно, что с любовью к Англии у англичан все в полном порядке: они завоевали в свое время полмира и все куль­турные и материальные ценности от Египта до Индии свезли на свой остров. Свидетельства их прочного «романа» с родиной — это Британ­ский музей, может быть, самый богатый музей мира, где с большим вку­сом, ученостью, пониманием и огромным патриотизмом собраны сокро­вища: от рукописей Улугбека до древнегреческих храмов (не обломков колонн, как в других музеях мира, а целиком храмов); это игла Клеопат­ры на набережной Темзы, на которой указаны имена английских моря­ков, отдавших свою жизнь при перевозке памятника через проклятый штормовой Бискайский залив, и многое, очень многое другое. А как же язык? Где же его свидетельство? Где английские эквиваленты родины-матушки, отчизны, отечества, родимой сторонки, нашей страны?

Есть, есть языковое свидетельство, не будем волноваться. Просто английский язык, отражая английский национальный характер, «пошел другим путем». Пылкое открытое словесное выражение любви, пусть даже и к родине, не в духе англичан. Их знаменитая «языковая сдер­жанность», «недосказанность», «недооценка» — understatement — накладывает свой отпечаток и на любовь во всех ее проявлениях.

По-русски можно сказать не только «я люблю суп», но и «я обожаю суп», если вы его действительно очень любите. По-настоящему англий­ский ответ дала мама моей подруги Джуди Уокер, когда в ресторане официант предложил ей суп: «I do not dislike soup [Я ничего не имею против супа]», — сказала миссис Уокер, которая на самом деле очень любит суп. Разумеется, сказанное отнюдь не обозначает, что англича­нин не может сказать «I adore soup! [Я обожаю суп]». Может, сказать можно все или, во всяком случае, многое, но речь идет о тенденциях, о «больше — меньше» а не «все или ничего». Этот последний подход во­обще к языку неприменим, что блестяще показал замечательный амери­канский лингвист Дуайт Болинджер в своей небольшой, но очень ем­кой работе ⁵⁴. Поэтому не нужно присылать «опровержений» с приме­рами «как они говорят» — язык слишком многообразен, чтобы его можно было целиком и полностью загнать в какие-то научные или наукооб­разные рамки, он все равно где-нибудь вылезет, как тесто из квашни.

⁵³ В. Ганичев. Из Анг­лии, но не о ней // Завтра, 1998, № 37 (250).

⁵⁴ См.: D. Bolinger. Generality, Gradience, and the All-or-none. Gravenhage, 1961.

182

Джорж Микеш, или Майке, венгерско-английский журналист, уже цитировавшийся выше, описывает объяснения в любви под прессом understatement, противопоставляя их «переоценке», overstatement кон­тинентального (а значит, и русского) языкового мышления:

«The English have no soul; they have the understatement instead.

If a continental youth wants to declare his love to a girl, he kneels down, tells her that she is the sweetest, the most charming and ravishing person in the world, that she has something in her, something peculiar and individual which only a few hundred thousand other women have and that he would be unable to live one more minute without her. Often, to give a little more emphasis to the statement, he shoots himself on the spot. This is a

normal, week-day declaration of love in the more temperamental continental countries. In England the boy pets his adored one on the back and says softly: „I don't object to you, you know". If he is quite mad with passion, he may add: „I rather fancy you, in fact".

If he wants to marry a girl, he says:

„I say... would you?.."

If he wants to make an indecent proposal:

„I say... what about..."».

У англичан нет души; ее заменяют сдержанные высказывания (букв. недооценки).

Если молодой человек с континента хочет признаться девушке в люб­ви, он встает на колени и говорит ей, что она самое милое, обаятель­ное и восхитительное существо на свете, что в ней есть нечто, нечто особенное и неповторимое, чем обладают лишь несколько сотен тысяч других женщин, и что он больше не может ни минуты прожить без нее. Часто для того, чтобы придать больше выразительности высказыва­нию, он пускает себе пулю в лоб. Это обычное, заурядное признание в любви в более темпераментных континентальных странах. В Англии молодой человек потреплет свою ненаглядную по плечу и скажет: «Знаешь, я против тебя ничего не имею». А если он с ума сходит от страсти, то добавит: «Ты мне даже очень нравишься». Если он хочет жениться на девушке, он скажет: «Ну, ты пойдешь?..»

А если делает непристойное предложение: «Ну, а как насчет...»

В качестве иллюстрации недооценки — understatement, свойствен­ной английскому языку, и переоценки — overstatement, которой часто «грешит» русский язык, могут послужить следующие «функциональные эквиваленты»:

Английский язык: I am a bit unwell [Я не очень хорошо себя чувствую]; Русский язык: Чувствую себя ужасно: голова раскалывается, еле ноги таскаю, утром думала — не встану...

Вернемся к любви к родине, проявлению патриотизма как черты на­ционального характера. «Другой путь» английского языка заключается в том, что у британцев любовь к родине выражается через нескрывае­мую антипатию к иностранцам и всему иностранному. Соответственно, слова foreign [иностранный] и foreigner [иностранец] имеют отрицатель­ные коннотации. Эти оттенки неприязни так сильны, что даже совер­шенно, казалось бы, нейтральное терминологическое словосочетание the faculty of foreign languages [факультет иностранных языков] вытес­нено в современном английском языке более нейтральным: the faculty of modern languages [факультет современных языков]. В этом плане раз­личия между английским и русским языком как отражение различий между соответствующими национальными характеристиками еще бо­лее углубляются.

183

Русскому национальному характеру свойственны повышенный ин­терес, любопытство и доброжелательство к иностранцам и иностранно­му образу жизни, культуре, видению мира. Соответственно, слова инос­транный и иностранец не имеют ингерентных (то есть изначально присущих независимо от контекста) отрицательных коннотаций, ско­рее наоборот. Это слова, возбуждающие интерес и повышенное внима­ние, настраивающие на восприятие чего-то нового, увлекательного, неизвестного.

Английские слова foreign и foreigner употребляются, как правило, в отрицательных контекстах. В иллюстративной фразеологии английских словарей foreigner [иностранец] предстает в явно негативном свете:

Anne's father would not consent to her marrying a foreigner [Отец Анны не согласился бы на ее брак с иностранцем] (ALDCE, иллюстрация к сло­ву consent 'соглашаться');

Не has a distrust of foreigners [Он не доверяет иностранцам] (ALDCE, иллюстрация к слову distrust 'недоверие');

Foreigners are not allowed to own land [Иностранцам не разрешено владеть землей] (LDCE, иллюстрация к слову foreigner);

Could you help me, please? I am a foreigner, and I can't read signs [Будь­те любезны, не могли бы вы мне помочь? Я иностранец и не могу прочи­тать вывески] (DELC, иллюстрация к слову foreigner).

Иногда дело доходит до курьеза (курьеза, разумеется, с точки зре­ния русского менталитета): «William III was not a popular ruler owing to his foreign ways (he was born in the Hague) [Вильгельм III был непопу­лярным правителем из-за своих иностранных манер (он родился в Гаа­ге)]» ⁵⁵. Даже своему королю, имевшему неосторожность родиться в Нидерландах, англичане не могли простить его «иностранности».

Крупнейший английский драматург Том Стоппард в одной из недав­них пьес вложил в уста своего героя, известного специалиста по антич­ной поэзии, весьма пренебрежительную оценку римских поэтов: «Romans were foreigners who wrote for foreigners two millenniums ago [Римляне были иностранцами, которые писали для иностранцев два тысячелетия назад]». Это напоминает известный анекдот об английс­кой даме, которая во время пребывания в Венгрии, говорила о венграх, презрительно называя их these foreigners [эти иностранцы]. Когда ей осторожно и вежливо объяснили, что в Венгрии она сама иностранка, дама очень удивилась и ответила, что, поскольку она англичанка, она нигде не может быть foreigner: это весь остальной мир — иностранцы.

Питер Устинов в своей автобиографической книге «О себе любимом» пишет о своем пребывании в английской школе в качестве иностранца: «„Растяпа!" — кричали разгневанные зрители, когда я чуть ли не в ты­сячный раз уронил мяч во время одного из моих последних крикетных матчей в школе мистера Гиббса. Мне хотелось улыбнуться. В душе все знали, что я обязательно уроню мяч, и никто не ожидал, что я смогу играть как следует. Иностранец, что вы хотите?» ⁵⁶ И там же: «История, которую мы учили в тот момент, была исключительно английской, слов­но детей в этом юном возрасте не должно травмировать существование

⁵⁵ P. W. Montague-Smith. The Royal Line in Succession. Pitkin Pictorials, 1995, p. 21.

⁵⁶ П. Устинов. О себе любимом. Пер. Т. Л. Черезовой. М., 1999, с. 72.

184

иностранцев и их прошлого — за исключением тех случаев, когда они мимолетно появлялись в качестве врагов, чтобы англичане могли нане­сти им поражение» ⁵⁷.

Из компьютерной базы данных словарной редакции издательства «Longman» было извлечено более 500 контекстов со словом foreigner. Как и можно было предположить, более половины из них негативны по отношению к иностранцам, хотя это всего лишь механически (компью­терно) вырванные из текста обрывки фраз. Вот некоторые из них:

Outsiders were frowned on. They're foreigners — they come from Bury St. Edmunds! [На посторонних смотрели с неодобрением. Они были ино­странцами — из города Бери Сент-Эдмундса!]

He's not a proper father: he'd rather talk to a foreigner than come and find his own son [Он не был нормальным отцом: он скорее поговорил бы с иностранцем, чем пошел бы искать своего сына].

Would love me even less, if only because I was a foreigner on the home turf [Любила бы меня еще меньше только потому, что я был чужим на родной почве].

He is not kind of loving or affectionate about foreigners [Он относится к тем, кто любит иностранцев или симпатизирует им].

They left her complaining volubly about foreigners, the dog yapping his agreement [Они ушли, а она многословно жаловалась на иностранцев, собака же тявкала в знак одобрения].

The growing resentment against foreigners erupted in the summer of 1992 [Вспышка нараставшего предубеждения против иностранцев пришлась на лето 1992 года].

The Italians, and indeed all foreigners, are known to be cruel to animals [Итальянцы, как, впрочем, и все иностранцы, известны своим грубым обхождением с животными].

Jane had a suspicion that the Swiss, like all the foreigners, harboured strange and filthy diseases [Джейн подозревала, что швейцарцы, как и все иностранцы, были носителями каких-то странных и грязных забо­леваний].

Declared that «abroad is utterly bloody and foreigners are fiends» [Объ­явлено, что «за границей все проклято, а иностранцы — приспешники дьявола»].

The «Lower Breed», along with servants and foreigners [«Низшая порода», вместе со слугами и иностранцами].

...with witches, demons, werewolves, basilisks, foreigners, and (of course) papists; Catholics were «dogs, swine, unclean beasts, foreigners and strang­ers from the Church of God» [...с ведьмами, демонами, оборотнями, васи­лисками, иностранцами и, конечно, папистами; католики были «для Божьей церкви собаками, свиньями, грязными животными, иностран­цами и чужаками»].

He blames foreigners for the country's troubles [Он обвиняет ино­странцев в бедах страны].

Another boring foreigner. I bet she is a Jew [Еще одна нудная иностран­ка. Готов поспорить, что она еврейка].

⁵⁷ П. Устинов. Указ. соч., с. 62.

185

This race despises foreigners, no permanent residence for one more di­sheveled foreigner to arouse much suspicion [Эта раса презирает чужезем­цев, постоянное проживание не разрешено ни одному неопрятному ино­странцу, чтобы не возникало подозрений].

...are thrown together on a case involving drugs, foreigners, lots of fights and guns... [...были объединены на предмет наркотиков, иностранцев, бесчисленных драк и пистолетов...].

...and national purity — women, homosexuals, foreigners? [...а чистота нации — женщины, гомосексуалисты, иностранцы?]

Now that sounded a little like «Foreigners Go Home!» [Теперь это про­звучало как «иностранцы, убирайтесь восвояси»].

...a lust including women, animals, madmen, foreigners, slaves, patients and imbeciles... [...список, в который входили женщины, животные, су­масшедшие, иностранцы, рабы, больные и дебилы...].

...a quiet child with the natural distrust of foreigners peculiar to the French of his class... [...тихий ребенок, с естественным недоверием от­носящийся к иностранцам, что свойственно французам одного с ним сословия...].

Fear of foreigners [Страх перед иностранцами].

Abroad is also tiring and confusing and full of foreigners... [За границей к тому же очень утомительно, много непонятного, и там полно иностран­цев...].

...we must be sacrificed to the evil intentions of foreigners... [...нас должны принести в жертву жестоким намерениям иностранцев...].

The intrusion of foreigners onto Chinese soil [Вторжение иностранцев на китайскую территорию].

...throw France on the mercy of foreigners... [...оставить Францию на милость иностранцев...].

...enjoyed massaging the paranoid prejudices of foreigners... [...с удо­вольствием развивали параноидальные предубеждения иностран­цев...].

They're suspicions of foreigners [Это подозрения иностранцев].

Feelings of xenophobia — a fear or hatred of the foreigner — can so readily by whipped up [Чувство ксенофобии — страх или ненависть по отношению к иностранцам — может быстро развиться].

When I was foolish enough to believe that the foreigners were the great curse of the British [Когда я был так глуп, что верил, что иностранцы — великое проклятие британцев].

...the cat, who is suspicious of this foreigner as the natives... [...кошка, которая не доверяет иностранцу так, как местным жителям...].

Really, he was very hostile to foreigners [На самом деле он был очень враждебно настроен по отношению к иностранцам].

I still couldn't imagine my mother mixing with foreigners anywhere [И пo сей день я не могу себе представить, чтобы моя мать вступала в какие-нибудь контакты с иностранцами].

Американский вариант английского языка, более ориентированный на «политическую корректность» (об этом см.: ч. II, гл. 2, § 3), уже ввел

186

в обиход некий эвфемизм, политически более правильный вариант, смягчающий негативную окраску слова foreigner, которое как это яв­ствует из приведенных примеров, звучит обидно, грубо, оскорбитель­но. Этот«мягкий», необидный вариант: alien [незнакомец] или newcomer [приезжий, нездешний].

Совершенно очевидно, что все социокультурные коннотации слова foreigner отсутствуют у иностранца, то есть у его русского эквивалента.

Таким образом, любовь к родине как черта национального характе­ра у русских выражается в языковом плане открыто, набором широко употребительных эмоциональных синонимов — слов и словосочетаний, а в английском языке — очень сдержанно и в форме нелюбви к нерод­ному, к иностранному.

Язык раскрывает определенные черты национального характера. Он не только подтверждает само существование национального характера как явления, но и высвечивает его малозаметные аспекты и грани. Мож­но даже провести некую параллель или выявить закономерность: раз­личие языков свидетельствует о различиях национальных характеров.

§ 6. Улыбка и конфликт культур

Она улыбается редко,

Ей некогда лясы точить.

Н. А. Некрасов. «Мороз, Красный нос».

Одна из странных особенностей представителей русской культуры в гла­зах Запада — это мрачность, неприветливость, отсутствие улыбки. В наше время, когда международные контакты становятся все более мас­совыми и интенсивными (обе стороны наверстывают упущенное за де­сятилетия изоляции), проблема улыбки неожиданно встала особенно остро.

Русские не улыбаются (а отсюда уже — «мрачные дикари», агрес­сивные от природы и тому подобный вздор), they are an unsmiling nation [они неулыбающаяся нация] и поэтому нужно быть с ними настороже: от этих мрачных типов можно ожидать чего угодно. Как это ни смешно Для русских, но фурор, произведенный М. С. Горбачевым в Англии в де­кабре 1984 года, с которого началось его «триумфальное шествие» в западном мире, был вызван, в частности, приятным сюрпризом — улы­бающимся советским правителем высокого ранга.

Вот как это описывается в американском научном труде «„Red Star Rising": The Coverage of Mikhail Gorbachev by U.S. network television, 1984-86». Раздел об освещении визита Горбачева в Англию западными средствами массовой информации имеет в нем весьма многозначитель­ное название: «Entera Bear Smiling [Явление Медведя улыбающегося]». Форма сценической ремарки, не изменившаяся со времен Шекспира, подчеркивает, что на международной арене появляется новое лицо.

187

A Bear — стереотипный образ России на Западе: медведь. «Русский Мед­ведь улыбающийся» — это почти оксюморон, сочетание взаимоисклю­чающих понятий. Инверсия (Bear Smiling) — нарочитая аналогия с на­учными терминами, обозначающими биологический вид. Журналисты и политики западного мира были потрясены и захлебывались от вос­торга: новый стиль, новый тип советского политического лидера, ради­кальные перемены в руководстве СССР. Улыбающийся Горбачев, улыба­ющаяся его жена Раиса:

«Hursts report next moved into a more detailed discussion of the new-style Soviet:

Gorbachev [sic] is not from the mold that gave the world generation after generation of stodgy, dour So­viet leaders... Gorbachev is a boun­cy man, quick with a smile and self-assured, apparently confident of his position.

The NBC report accompanied these words with film of a smiling, jovial Gorbachev, taken as Gorbachev posed for cameras while arriving for his visit with the British Foreign Secretary... The presence of a Soviet leader's wife, particularly a young and pleasant looking one, reinforced the idea that leadership in the Soviet Union was undergoing a change» ⁵⁸.

Однако одной улыбки было мало, чтобы рассеять подозрения запад­ного мира:

Потом в репортаже Хёрста шли подробные рассуждения о советских людях нового типа:

Горбачев отлит не из той формы, что поколение за поколением давала миру грузных, угрюмых советских лидеров... Горбачев — подвижный человек, всегда готовый улыбнуться, уверенный в себе, уверенный в своем положении.

В репортаже NBC этот текст сопровождался пленкой, показывающей улыбающегося, радостного Горбачева, снятого, когда он позировал пе­ред камерами, прибыв на встречу с министром иностранных дел Вели­кобритании... Присутствие в кадре жены советского лидера, особенно такой молодой и симпатичной, усиливало впечатление, что руковод­ство Советского Союза заметно меняется.

«Hurst's report finished with the conclusion that there was unlikely to be a change in substance despite Gorbachev's change in style from previous leaders: Gorbachev [sic] may turn out to be the smiling messenger with words in the West no­body wants to hear, words that impose, in Washington's view, unacceptable preconditions on arms talks, talks already stalled for more than a year» ⁵⁹.

Газеты, радио, телевидение, политики и политологи бурно обсужда­ли улыбку русского медведя: «In a two minute report on December 17,

Fenton explained that Gorbachev had opened a diplomatic offensive in Britain against Star Wars that seemed to be working:

„Enter a bear smiling". That's how The London Times describes Gorbachev's visit to Britain. But the big question is why is he smiling. He won over the British press, which is something to smile about. He won over Britain's „Iron Lady", which is certainly something to smile

about... And he seems to be exploit-Ing a potential division in the West­ern alliance, and that is something to make him smile all the way back to the Kremlin.

The pictures backed up the text. Gorbachev appeared in six shots in Fenton's report and he was smiling broadly in five of them (in the sixth, he was merely listening to someone else). As Fenton started his report, for instance, viewers saw „the Bear", Gorbachev, enter a room, take off his coat and warmly greet Foreign Secretary Howe — these were the same pic­tures of the smiling confident Gorbachev that NBC used. The report then alternated between the smiling Gorbachev, the smiling Thatcher, and the news media, which the text declared Gorbachev „charmed". The images, regardless of text, seemed to present a reason to like this smiling visi­tor» ⁶⁰.

Репортаж Хёрста заканчивался выводом о том, что существенные изменения вряд ли последуют, несмотря на то, что по своим манерам Горбачев значительно отличался от предыдущих лидеров: Горбачев может оказаться улыбающимся посланником, доносящим слова, которые никто на Западе услышать не хочет, слова, при помощи которых, по мнению Белого Дома, навязываются предварительные условия переговоров на военные темы, переговоров, тянувшихся уже больше года.

В двухминутном репортаже 17 декабря Фентон объяснил, что Горбачев начал в Великобритании дипломатическую атаку против «звездных войн», которая, похоже, оказалась эффективной: «Явление Медведя улыбающегося». Так газета «London Times» харак­теризует визит Горбачева в Великобританию. Главный вопрос — поче­му это он улыбается. Он завоевал расположение британской Желез­ной Леди, что само по себе уже дает повод улыбаться... К тому же он, кажется, использует возможное разделение e Западном союзе, а это повод улыбаться всю обратную дорогу до самого Кремля. Текст сопровождали фотографии. В репортаже Фентона Горбачев зас­нят на шести кадрах, на пяти из них он широко улыбается (на шестом просто слушает кого-то). В начале репортажа Фентона зрители увиде­ли, как «Медведь», Горбачев, входит в комнату, снимает пальто и тепло приветствует министра иностранных дел Хоу — те же кадры с изобра­жением улыбающегося, уверенного Горбачева, что использовала теле­компания NBC. Затем в материале речь идет то об улыбающемся Горба-

чеве, то об улыбающейся Тэтчер, то о средствах массовой информации, которые в тексте названы очарованными Горбачевым. Одни фотогра­фии, независимо от текста, уже давали повод полюбить этого улыбаю­щегося гостя.

⁵⁸ B. Knobel. «Red Star Rising»: The Coverage of Mikhail Gorbachev by U.S. network television, 1984-86. PhD thesis. Harvard University. Cambridge, Mass., 1991, p. 89.

⁵⁹ Ibid, p. 90.

188

Итак, претензия Запада к «загадочной русской душе»: почему не улы­баются? Тысячи иностранных туристов, особенно из англоязычных стран, уезжая из России и восторженно отзываясь об увиденном, сетуют в кон­це: но только почему люди на улице такие мрачные, почему не улыба­ются?

Наоборот, русские люди, попав в англоязычный мир, недоумевают по поводу улыбок. Когда меня, счастливицу, вернувшуюся из стажиров­ки в Лондонском университете по линии Британского Совета, коллеги спросили, что же меня поразило больше всего, я ответила сразу: «Они улыбаются. Везде: на улице, в поликлинике, у лифта, абсолютно повсю­ду улыбаются совершенно незнакомым людям». Такая реакция была тем более удивительна, что это было в 1973 году, когда культурная пропасть между советским миром и «миром кап. стран», как мы тогда выража­лись, была бездонной. И все-таки в «самое поразительное» попали не головокружительное изобилие продуктов, товаров, книг, не чудеса тех­ники, сервиса, удобств и не многое другое, от чего у меня несколько месяцев был культурный шок, а улыбка.

25 лет спустя, в 1998 году, совершенно другое поколение России — юные студенты МГУ писали в своих сочинениях об американской куль­туре: «Another example is how often people smile for no reason; that seemed pretty weird to me [Еще пример — люди часто улыбаются без повода; это мне показалось довольно странным]» (Дмитрий Акопов, студент факультета иностранных языков МГУ).

Итак, они огорчены, возмущены, шокированы (нужное подчеркнуть) тем, что мы не улыбаемся; мы с удивлением отмечаем, что они улыбают­ся всем, всегда и везде. Решение этой «загадки» очень простое и лежит на поверхности: это типичнейший пример конфликта культур.

В западном мире вообще и в англоязычном в особенности улыбка — это знак культуры (культуры, разумеется, в этнографическом смысле Слова), это традиция, обычай: растянуть губы в соответствующее положение, чтобы показать, что у вас нет агрессивных намерений, вы не со­бираетесь ни ограбить, ни убить. Это способ формальной демонстра-

⁶⁰ В. Knobel. «Red Star Rising»: The Coverage of Mikhail Gorbachev by U.S. network television, 1984-86. PhD thesis. Harvard University. Cambridge, Mass., 1991, p. 91.

189

ции окружающим своей принадлежности к данной культуре, к данному обществу. Способ очень приятный, особенно для представителей тех культур, в которых улыбка — это выражение естественного искреннего расположения, симпатии, хорошего отношения, как в России.

Вот и все. Это совершенно разные улыбки в разных культурах. В за­падном мире улыбка одновременно и формальный знак культуры, не имеющий ничего общего с искренним расположением к тому, кому ты улыбаешься, и, разумеется, как и у всего человечества, биологическая реакция на положительные эмоции; у русских — только последнее. И не надо по этому поводу ни волноваться, ни пожимать плечами, ни по­дозревать в кознях — все нормально, все естественно: в одной культу­ре — так, в другой — иначе.

В картине американского мира у русских студентов слово smite [улыб­ка] прочно занимает самые частотные места. Знаменитая американс­кая улыбка вызывает разную реакцию у русских: одни восхищаются при­ветливостью (принимая ее за естественную положительную реакцию), другие недоумевают, третьи не одобряют и относятся подозрительно.

Свидетельство русского языка: словосочетания дежурная улыбка, вежливая улыбка имеют отрицательные коннотации: дежурная — зна­чит, по обязанности, вежливая — значит, не от души. Сатирик Михаил Задорнов назвал американскую улыбку хронической. Комментарии из­лишни: хронической в русском языке бывает только болезнь.

Один наш преподаватель-англичанин от Британского Совета сказал по поводу американской улыбки: «В Америке дантисты очень дорогие, поэтому американцы улыбаются, чтобы показать, что у них достаточно денег для ухода за зубами. Это способ продемонстрировать свое фи­нансовое благополучие».

Другой, прожив в Москве год, удивил нас своим откровением: «А мне нравятся ваши продавщицы. Они естественные. В конце дня, когда они устали от тяжелой работы и уже ненавидят всех покупателей, у них это открыто написано на лице. А наши стоят с фальшивой приклеенной улыбкой, а в душе — такая же ненависть, как у ваших».

В западной культуре улыбка — обязательный компонент обслужи­вания. В Чейз Манхэттен бэнк висит объявление: если наш оператор Вам не улыбнулся, заявите об этом швейцару, он Вам выдаст доллар (из материалов проф. И. А. Стернина, Воронежский университет).

На фотографиях в прессе американские деятели улыбаются счаст­ливой белозубой американской улыбкой. В культуре Америки улыбка также и социальный признак преуспевания. Если вы выдвинули свою кандидатуру на любой общественный пост, вы должны улыбаться на всех фотографиях, чтобы будущие избиратели видели: у этого человека все в порядке, у него есть деньги, успех, спокойная совесть, он улыбается, он доволен, ему можно довериться. Автоматизм американской улыбки настолько велик, что жена президента Хилари Клинтон улыбается фо­тографам даже на траурной церемонии похорон принцессы Дианы.

Keep smiling — девиз американского образа жизни: «что бы ни слу­чилось — улыбайся». Этот призыв учит: не сдавайся, не поддавайся

190

ударам судьбы, не показывай людям, что у тебя что-то не в полном порядке, не подавай виду — улыбайся, keep smiling. Напускной оптимизм в любой ситуации (don't worry, be happy! keep smiling! [не беспокойся, радуйся! улыбайся!]) — вот та черта американского национального харак­тера, которая официально одобрена и внедряет­ся всеми средствами, в том числе и языковыми.

Американская улыбка играет важную роль в идеологической пропаганде, навязчиво внушаю­щей мысль жителям США (особенно «новеньким», то есть недавно иммигрировавшим) о том, какое это счастье, удача и привилегия — быть гражда­нином этой страны (см.: ч. II, гл. 2, § 2). Показа­тельна в этом отношении приписка, которой аме­риканские коллеги сопроводили вырезку из газеты со статьей о секре­тах счастья: «From this article you can see how we Americans are „brainwashed" into the smile and being happy [Из этой статьи вы узнае­те, как нам, американцам, промывают мозги, чтобы мы улыбались и были счастливы]».

У русских совершенно другой менталитет, другие традиции, другая жизнь, другая культура — в этом вопросе все прямо противоположное. Чем выше общественная позиция человека, тем серьезнее должен быть его имидж. Если вы претендуете на высокий пост, вы должны показать будущим избирателям, что вы человек основательный, серьезный, ум­ный и, следовательно, сознающий, какое сложное дело вам предстоит, какие серьезные проблемы придется решать. Улыбка в такой ситуации неуместна, она только покажет, что человек легкомыслен, не сознает ответственности своего дела и поэтому довериться ему нельзя.

Из материалов профессора И. А. Стернина: «Американке в Петер­бурге старушка сказала: „Чего ты лыбишься?" Призыв Карнеги „Улы­байтесь" приводит к реплике: „Чему улыбаться-то? Денег не платят, вокруг проблемы, а вы — улыбайтесь". Обращает на себя внимание упот­ребление местоимения чему: русское сознание не воспринимает улыб­ку как адресованную кому, как бы не видит в ней коммуникативного смысла, воспринимая ее как отражательный, симптоматический сигнал настроения — благополучия».

Кстати, портреты и фотографии американских президентов показы­вают, что улыбка как обязательный атрибут, символизирующий процве­тание и успех политического деятеля, появилась относительно недав­но, в середине XX века. На официальных фотографиях улыбаются пре­зиденты от Рузвельта (тридцать второй, 1933-1945) до Клинтона (со­рок второй, с 1993 года до настоящего времени). Предшествующий 31 президент — от Вашингтона до Гувера — в мрачной серьезности не уступают русским политическим деятелям. Исключение составляет То­мас Джеферсон (третий президент, 1801-1809), на лице которого вид­но некоторое подобие улыбки.

191

Сейчас, в новых условиях постоянных контактов, в том числе и дело­вых, проблема улыбки осложнилась. А. В. Павловская пишет по этому поводу в «Путеводителе для деловых людей»: «Поведение русских в общественных местах и на улице также требует особого пояснения. Часто пишут об особой „мрачности" русских, связанной с определен­ной традицией поведения. Причина здесь не в особенностях характера русских, а в особенностях их поведения. В России не принято улыбать­ся посторонним. В лучшем случае, это воспринимается как проявление глупости, но улыбка незнакомому человеку в определенной ситуации, в темном подъезде, например, может стать и опасной. В русском языке есть поговорка: „Смех без причины — признак дурачины". Когда в Рос­сии открывался первый Макдональдс, его русских сотрудников учили постоянно улыбаться клиентам, что вызывало большое количество слож­ностей, ибо, как сказал один из молодых сотрудников, „люди подумают, что мы полные дураки". Серьезное, сосредоточенное выражение лица русских на улице — не признак их особой мрачности, а лишь традиция, считающая улыбку чем-то сокровенным и предназначенным близкому и приятному человеку» ⁶¹.

Традиция эта имеет глубокие корни. Улыбка и смех — только в ми­нуты радости, отдыха, легкости души. Во всех остальных случаях это глупость. Мудрое слово Древней Руси учит:

Сын мой, среди людей находясь, к ним подходя — не смейся: ибо в смехе рождается глупость, из глупости — ссора, а в ссоре — свара и драка, в драке же смерть, а в убийстве и грехи свершаются («Повесть об Акире Премудром», XII в.);

Светлой улыбкой легко показать душевную радость... Ибо когда веселится сердце, расцветает лицо (Св. Василий);

Кто хочет смеяться вместе с детьми, укоризну и поношение на себя навлечет («Мудрость Менандра Мудрого», XIV в.);

Смехи да хихи вводят в грехи;

Велик смех, не мал и грех (из пословиц XVIII в., Мосхион) ⁶².

В словаре В. И. Даля глагол улыбаться определяется как 'ухмылять­ся', 'смеяться молча, про себя', 'показывать выражением уст и лица расположение ко смеху'. В качестве иллюстративной фразеологии при­водятся примеры: Где грех, там и смех; Набьет и улыбка оскомину; Сме­хом сыт не будешь; Смех до добра не доводит.

На этом культурном фоне понятна реакция сотрудников Макдональ­дса: «люди подумают, что мы полные дураки». Действительно, с какой стати улыбаться незнакомым людям?!

В популярных нынче инструкциях, как нужно себя вести «для благо­приятного имиджа» «новых русских» учат: «Улыбка приветствуется, но стоит помнить, что постоянно улыбающийся человек производит впе­чатление несерьезного. Лучше улыбку „дозировать" — это покажет, что вы знаете себе цену» ⁶³.

Возможно, в дворянских и интеллигентских кругах дореволюцион­ной России существовала и формальная улыбка, улыбка вежливости ев­ропейской культуры. Этот вопрос должен быть отдельно исследован.

⁶¹ А. В. Павловская. Как делать бизнес в России. Путеводи­тель для деловых лю­дей. (В печати).

⁶² Мудрое слово Древней Руси. М., 1989, с. 185, 328, 391, 358.

⁶³ М. Привезенцева. «Поза Наполеона» повредит имиджу успешного человека // Капитал, 10-16.03.1999, с. 9.

192

Мне известно лишь одно, косвенное свидетельство. В неопубликован­ных мемуарах Любови Дмитриевны Менделеевой-Блок, дочери великого русского ученого и жены великого русского поэта, отмечено в каче­стве черты нового, нарождающегося советского общества: «ушла улыб­ка». Если ушла, значит, раньше существовала. Можно предположить, что ушла именно та формальная, светская улыбка, которая живет в за­падных культурах. Однако повторюсь, вопрос этот нуждается в специ­альном исследовании.

Впрочем, улыбкой сейчас занялись в России и культурологи, и поли­тологи, и «имиджмейкеры», и специалисты по бизнесу. В Таможенной академии, например, обсуждался вопрос: должен ли улыбаться тамо­женник?

Подведем итоги.

1. Улыбки бывают разные.

«Улыбка формальная» — в западных культурах вид приветствия не­знакомым людям, попытка обеспечить безопасность в незнакомом месте с незнакомыми людьми. В русской культуре это может иметь прямо противоположный эффект. После моего восторженного рассказа (в 1973 году) про то, какие «там» все милые, культурные, приятные, улыбающи­еся, моя подруга сказала мне с обидой: «От твоих историй одни непри­ятности. Я улыбнулась в магазине стоявшему рядом покупателю, так потом еле отвязалась от него».

«Улыбка коммерческая» — требование современного сервиса. Она насаждается в России иностранными фирмами и уже не кажется такой непривычной.

«Улыбка искренняя» — проявление хороших чувств, хорошего от­ношения. Эта естественная человеческая реакция на положительные обстоятельства, она не обусловлена культурой. Этот вид улыбки при­сущ всем человеческим сообществам, независимо от культурных услов­ностей. Именно этот вид улыбки характерен для русских.

2. Разница в улыбках — это разница культур.

3. Всем людям необходимо научиться понимать и принимать другие культуры, без этого невозможны ни межкультурная и международная коммуникация, ни сотрудничество, ни мир во всем мире.

Глава 2. Язык и идеология

Last week I pointed out that art and propaganda

are never quite separable, and that what are supposed

to be purely aesthetic judgements are

always corrupted to some extent by moral

or political or religious loyalties.

George Orwell. «Tolstoy and Shakespeare».

На прошлой неделе я заметил, что искус­ство и пропаганда неразделимы, и то, что обычно считает­ся чисто эстетиче­ским суждением, всегда в какой-то мере подпорчено моральным, полити­ческим или религи­озным предубеж­дением.

Джордж Оруэлл. «Толстой и Шекспир».

§1. Постановка вопроса и определение понятий

Прежде всего определим понятия идеологии, менталитета и их соотно­шение с культурой.

Идеология — система идей и взглядов: политических, правовых, нравственных, религиозных, эстетических, в которых осознается и оп­ределяется отношение людей к действительности, выражаются инте­ресы социальных групп (И).

Идеология — система идей, представлений, понятий, выраженная в различных формах общественного сознания (в философии, полити­ческих взглядах, праве, морали, искусстве, религии). Идеология явля­ется отражением общественного бытия в сознании людей и, раз воз­никнув, в свою очередь активно воздействует на развитие общества, способствуя ему (прогрессивная идеология) или препятствуя ему (СИ).

Идеология — система взглядов, идей, характеризующих какую-ни­будь социальную группу, класс, политическую партию, общество (О. и Ш.).

Английские словари определяют идеологию, а вернее то, что обо­значено словом ideology, следующим образом:

Ideology 1 — manner of thinking, ideas, characteristic of a person,

group, act as forming the basis of an economic or political system: bourgeois, Marxist and totalitarian ideologies (ALDCE).

Идеология 1 — образ мысли, идеи, характеристика человека, группы людей и т. д., образующие основу экономической или политической системы: буржуазная, марксистская и тоталитарная идеологии.

Ideology. An ideology is a set of beliefs, especially the political beliefs

on which people, parties, or countries base their actions (CCEED).

Идеология. Набор верований, преимущественно политических убеж­дений, которые лежат в основе действий народа, партии или страны.

Ideology — sometimes derog. a set of ideas, esp. one on which a political

or economic system is based: Marxist ideology | the free market ideology of the extreme right (DELC).

Идеология — иногда пренебр. набор идей, особенно такой, на котором основываются какие-то экономические или политические системы: Марксистская идеология, идеология свободного рынка крайних правых.

194

Ideology. Science of ideas; visionary speculation; manner of thinking characteristic of a class or indi­vidual, ideas at the basis of some economic or political theory or system, as Fascist, Nazi ~ (COD).

Идеология. Наука об идеях; умозрительные размышления; образ мышления класса или индивида; идеи, лежащие в основе экономиче­ской или политической теории или системы, например, фашистская, нацистская И.

Определения идеологии и ideology сходятся на том, что это некий набор (set), система идей и/или верований (beliefs). Далее определе­ния расходятся. Все английские концентрируют внимание на том, что этот набор идей лежит в основе политических и экономических теорий или систем. Иногда уточняется, что этот набор идей характерен для партий, народа, страны, группы и даже одного человека (a person, an individual).

Русские определения также говорят, хотя и довольно расплывчато, о неких «социальных группах», которые выражают свои интересы че­рез идеологию, но не упоминают ни политическую, ни экономическую системы, базирующиеся на идеологии и определяющие ею свою дея­тельность. Вместо этого акцент делается на отражении этой системы идей в разных формах общественного сознания.

Заслуживающим внимания моментом является некоторая негатив­ная окраска слова ideology: LDCE прямо указывает на это пометой «sometimes derog.» (то есть derogatory 'пренебрежительный'). COD при­водит только негативные примеры фашистской и нацистской идеоло­гии. В английском языке и менталитете и марксистская идеология не вполне позитивна. Русское слово идеология — это общественно-поли­тический термин, оно вполне нейтрально и не имеет негативных стили­стических коннотаций.

Соотношение понятий «культура» и «идеология» более или менее ясно из определений. Идеология — явление авторское, то есть у нее имеются авторы или даже автор и, соответственно, «дата рождения». Этот последний аспект отражен в определении идеологии в «Современ­ном словаре иностранных слов» (СИ) деепричастным оборотом «раз воз­никнув». Культура выработана всем этносом, всем народом в течение продолжительного времени, это величина гораздо более постоянная, чем идеология.

С. С. Аверинцев в своем докладе в Московском государственном лин­гвистическом университете 16 апреля 1999 года привел следующий пример соотношения культуры и идеологии: «Древний Рим, завоевав Грецию, навязал ей свою идеологию, но культура Греции была настоль­ко сильнее римской, что она покорила римлян. Плененная Греция взя­ла в плен дикого победителя». Этим примером Аверинцев проиллюст­рировал мысль о том, что «нельзя сказать, что одна культура выше или лучше другой, но можно сказать, что она прагматически сильнее и кон­курентоспособнее».

Яркий пример, иллюстрирующий различие между культурой и идео­логией, представляет собой опыт современной России. Действительно, на наших глазах кардинально и молниеносно изменилась идеология (а с ней и идеологические науки): идеология капитализма легла в основу

195

политической и экономической систем, в полном соответствии с опре­делением слова ideology, придя на смену идеологии социализма (и в идеологических науках также).

Что же касается русской культуры, то, несмотря на некоторые, пусть существенные, новые влияния (интенсивное проникновение западной массовой культуры и т. п.), нельзя сказать, что она радикально и мгно­венно изменилась. Слава Богу, в своей основе русская культура, так же как и русский национальный характер, осталась прежней. Она развива­ется достаточно медленно и меняется достаточно неохотно.

Понятие менталитета включает в себя «склад ума, мироощущение, мировосприятие, психологию» (СИ). Иными словами, менталитет — это мыслительная и духовная настроенность как отдельного человека, так и общества в целом.

Mentality. The being mental or in or of the mind; (degree of) intellectual

power; (loosely) mind, disposition, character (COD).

Менталитет. Способность находиться в разуме, быть в своем уме; (уровень) интеллектуальных возможностей; (в широком смысле) склад ума, настроение, характер.

Идеология и менталитет соот­носятся с культурой как часть с целым, то есть культура в широком эт­нографическом смысле слова (именно такое толкование используется в этой книге) включает в себя и идеологию, и менталитет. Язык и идео­логия взаимодействуют друг с другом: идеология оказывает большое влияние на язык, но и язык влияет на идеологию.

§2. Россия и Запад: сопоставление идеологий

Как соотносятся между собой идеологии России и Запада, в чем их сход­ство и различие, как это отражают русский и английский языки и как они формируют идеологии своих носителей — вот вопросы, к рассмот­рению которых мы теперь обратимся.

Прежде всего необходимо сделать оговорку. До сих пор речь шла как бы вообще о русском языке и вообще об английском. Однако, с точ­ки зрения социокультурной, а тем более идеологической, русский язык может и должен быть представлен двумя разновидностями: советский русский (то есть русский язык времен Советского Союза) и постсоветс­кий, или современный русский (то есть русский язык последнего деся­тилетия). В плане идеологии это два разных варианта русского языка.

Английский язык, как известно, представлен многими диатониче­скими, или пространственными (в отличие от диахронических, или вре­менных), вариантами: британский, американский, канадский, австра­лийский, индийский и т. д. Наиболее распространены два первых — британский и американский. Под наибольшим распространением по­нимается не только количество носителей этого языка как родного, но и число изучающих этот язык как иностранный. Именно с этой точки зрения британский и американский варианты наиболее распростране-

196

ны. Различиям между этими вариантами английского языка посвящена рбширная литература, подробно описаны также история и культура обе­их стран. При этом вопросы соотношения языка и идеологии, языка и культуры гораздо менее изучены. В дальнейшем при сопоставлении рус­ского и английского языков будет указываться вариант того или друго­го языка.

В результате проведенного исследования выяснилось, что с точки зрения идеологии, как это ни странно, из сопоставленных четырех ва­риантов наиболее близкими оказываются американский английский и советский русский.

I. Сходство.

Действительно, тому и другому языку, а значит, той и другой иде­ологии, свойственна прямая, от­крытая, навязчивая пропаганда преимуществ системы, режима, по­рядков своей страны. Эта пропа­ганда находит свое выражение в целом ряде языковых и внеязыко­вых моментов:

1. Открытый, подчеркнутый патриотизм. В предыдущей главе было показано, что для русского языка, в отличие от английского, характерно открытое словесное выражение патриотизма. Это со­вершенно верно, если имеется в виду британский вариант английского языка. Американский же вариант гораздо ближе к русскому, чем бри­танский. У американцев отношение к родине гораздо более личное и эмоциональное, чем у британцев. Американцы называют родину she [она], то есть олицетворяют ее: Where America was and where she is now [Где Америка была и где она сейчас]. Именно в американских текстах можно встретить mother country [родина-мать], они же иногда говорят our country [наша страна]¹.

В своем обращении к японской молодежи Уильям Фолкнер, говоря об Америке, неоднократно называет ее очень лично: ту country, the United States, my part of America [моя страна, Соединенные Штаты, моя часть Америки]; my country, the South, my side of the South [моя страна, Юг, моя часть Юга]; our land, our homes [наша земля, наши дома].

Таким образом, американцы начинают употреблять our country [наша страна], а русские — эта страна.

Более эмоциональное отношение к своей прекрасной родине про­является в перифразе America the beautiful [Америка-красавица]. Об­ратите внимание на форму: не beautiful America [красивая Америка], а America the beautiful [Америка-красавица] — гораздо более торжествен­ное наименование страны, ассоциирующееся с титулами и прозвищами

¹ См.: То the Youth of Japan // W. Faulk­ner. Essays, Speeches and Public Letters. Ed. by James B. Meriwether. New York, 1965, p. 82-86.

197

царей: Ivan the Terrible [Иван Грозный], Peter the Great [Петр Великий], Nicholas the Second [Николай Второй] — America the Beautiful [Америка Красивая]. Через олицетворение страны достигается эффект более лич­ного к ней отношения.

Знаменитый девиз американцев Proud to be American [Горжусь, что я американец] перекликается с девизом советского времени: Советское значит отличное. По своим масштабам кампания «Proud to be American» весьма впечатляюща: от открыток-сувениров-маек-футболок с этой надписью до серии книг с таким же названием, где перечисляются все до­стижения США — от действительных и крупных до мелких и смешных.

В советское время у нас была точно такая же, громкая и открытая, пропаганда своих достижений. Запад и особенно США нас за это выс­меивали, мы сами острили по этому поводу в анекдотах («Россия — родина слонов») и песнях («и даже в области балета мы впереди пла­неты всей»), но в постсоветское время мы бросились в прямо противо­положную крайность и стали говорить и писать о своих провалах и по­роках с тем же энтузиазмом, с которым раньше кричали о своих дости­жениях и достоинствах.

Американцы оказались более последовательными: они и сейчас «Proud to be American». Англичане не кричат «proud to be English, proud to be British [горжусь, что я англичанин, горжусь, что я брита­нец]»: им национальный характер не позволяет громко и открыто хва­лить себя. У них есть свои приемы и способы (см.: ч. II, гл. 1, § 5). Вот как пишет о них и о русских Валерий Ганичев: «Да, высшие английские политики высокообразованны и целеустремленны. Везде, где можно, они борются за „внедрение" своих союзников, апологетов, англофи­лов (у нас же слово русофил — одно из самых ругательных у властей и прессы)» ².

Интересно, что в нашей стране пропаганда учила гордиться, что ты советский человек («советское значит отличное», «у советских соб­ственная гордость», «великий могучий Советский Союз» и т. п.), но ни­когда не было даже намека на то, что можно гордиться своей принад­лежностью к национальности: слов «горжусь, что я русский» со времен Александра Суворова Россия не слышала.

Американцы же в своей агитации за суперлояльность и суперпре­данность по отношению к своей стране доходят до курьезов: всемирно знаменитое Made in USA [Сделано в США] стало заменяться помпезным Crafted with pride in USA [С гордостью изготовлено в США]. Этикетку с этой гордой надписью, выдержанную в цветах американского флага, автор этих строк увидел на паре носков в магазине «Target», известном дешевизной и соответствующим качеством товаров.

2. Культ святынь и символов. Герб, флаг, символы власти и режима и в СССР, и в США играли важнейшую роль в качестве открытой пропа­ганды. В этом последнем предложении есть одна неточность: время гла­гола играть. Дело в том, что сопоставление уже несуществующего СССР с вполне жизнеспособными США идет по двум разным временным ли­ниям: когда речь идет о Советской России — это прошедшее время, так

² В. Ганичев. Из Анг­лии, но не о ней // Завтра, 1998, № 37 (250).

198

сказать Past Simple или Past Indefinite, все тенденции США — это Present Perfect или даже Present Perfect Continuos: они были в прошлом и про­должаются в настоящем.

В СССР советская символика (пятиконечная красная звезда, серп и молот и т. п.) была широко распространена даже в обыденной жизни: на школьных тетрадях, банкнотах, театральных занавесах, посуде и мно­гом другом. В США американский флаг можно увидеть не только на об­щественных зданиях: учереждениях, гостиницах и т. п., но и на частных домах (весьма поощряемый властями знак лояльности отдельных граж­дан). Я видела государственный флаг США на химчистке и на пляжной кабинке для переодевания в Лос-Анджелесе.

Почему же американская и советская идеологии оказались так близ­ки духовно? Потому, что их цели и задачи совпадали, это и обусловило сходство методов пропаганды и их языкового выражения.

Перед советскими руководителями стояла сложнейшая задача: в кратчайшие сроки миллионы необразованных, малограмотных или со­всем неграмотных крестьян и рабочих, неожиданно получивших в ре­зультате революции (то есть переворота, оборота колеса истории) дос­туп к власти и культуре, всю эту «темную народную массу» превратить в культурное общество, способное удержать эту власть, развить науку и культуру, поднять страну из руин гражданской войны. Для этого требо­вались простые, доходчивые и действенные методы пропаганды: ло­зунги, клише, вбивавшиеся в головы плакатами и громкоговорителями. Миллионы людей надо было научить грамоте (кампания по «ликбезу» — ликвидации безграмотности), поведению в обществе («Граждане люди! Будьте культурны! Не плюйте на пол, а плюйте в урны!» — на такие при­зывы уходил «талантище» Маяковского), надо было создать новую куль­туру. (Заметим в скобках, что в современном Китае в туристских местах распространены призывы, запрещающие плевать, в том числе и на ло­маном английском — «no spitting everywhere [букв. не плевать всю­ду]», что производит шокирующее впечатление: неужели кто-то может плевать в подземных гробницах китайских императоров?! Но раз при­зывы висят — значит, это есть в реальности.)

Перед американцами стояла сходная задача — «обамериканивания», то есть навязывания американской культуры иммигрантам, прибываю­щим в США, которых также в кратчайшие сроки надо превратить в об­щество американской культуры. Эта кампания уступает по массовости советской, так как речь не идет о миллионах людей, это не море-океан, а река, но зато река, непрерывно, каждый день втекающая. Иммигран­там тоже нужно спешно и интенсивно вдалбливать простые истины про новую родину: America the beautiful [Америка-красавица], Proud to be American [Горжусь, что я американец], American dream [американская мечта]. Из них нужно выбить старую культуру и вбить новую. Вот как Формулирует это Джон Куинси Адаме, говоря о людях, собравшихся иммигрировать в Америку: «They must cast off their European skin, never to resume it. They must look toward their posterity rather than backwards to their ancestors [Они должны сбросить свою европейскую кожу, ни-

199

когда больше к ней не возвращаться. Они должны смотреть вперед, на потомков, а не назад, на предков]» ³.

Американцы сознают уникальность своей ситуации, заключающей­ся в отсутствии обычных уз, связывающих народ со своей страной. Эти узы надо спешно заменить какими-то новыми идеями — мечтой о сво­боде, равенстве, демократии, о будущем американском рае на земле: «We are tied to our country in a unique way — we are not the French or the '

Italians or anyone else held together by geography, ancestry and common culture; we are tied to the abstracts of freedom and opportunity and the themes expressed in the constitution and the Bill of Rights — and if we cease to believe these things, what's the point of being an American? The ties that bind us are more invisible here — we have no common culture to fall back on, no united version of history, no monolithic tale shared by all. Our foods, our Gods, our marriage customs — everything is various, different... The future, in fact, has been the one constant in the history of America. The essence of America is a commitment to an unbounded future of achievable dreams... Yet the real and greatest enemy we face, as the millennium draws near, is the rejection of hope, optimism, and faith in the American ideas that bind us, that are our very essence» ⁴.

Мы привязаны к нашей стране странным образом — мы не французы или итальянцы, или какая-то еще нация, объединенная географически, общими предками, общей культурой. Мы привязаны к абстракциям — к свободе, к возможностям, к положениям, затронутым в Конституции и в «Билле о правах». И если мы перестанем верить в эти вещи, какой смысл быть американцем? Те нити, что держат нас, менее заметны: у нас нет общей культуры, на которую можно было бы опереться, нет об­щего варианта истории, нет единого повествования, принимаемого всеми. Наша пища, наши Боги, наши свадебные обычаи — все разное, отличное... Будущее — вот, в общем-то, единственное, что остается неизменным в истории Америки. Суть Америки в преданности идее — безграничному будущему мечты, которая может осуществиться... А на­стоящий и основной наш враг, с которым мы сталкиваемся по мере приближения нового тысячелетия, — отказ от надежды, оптимизма и веры в американские идеи, от того, что связывает нас, что является на­шей сутью.

3. Лозунги, призывы, транспаранты, социальная уличная рек­лама. Для общения с простым народом во всех странах и при всех ре­жимах использование устойчивых фраз, лозунгов, призывов считается самым эффективным. В советское время наряду со «словами с пустой семантикой» («Выше знамя социалистического соревнования!»)⁵ наи­более регулярно воспроизводимы были лозунги и клише, разъясняв­шие явления культуры, внушавшие советскую систему ценностей: Кни­га — лучший подарок; Любите книгу — источник знаний; Из всех ис­кусств для нас важнейшим является кино; Газета — не только кол­лективный пропагандист и агитатор, газета еще и коллективный организатор; Решения съезда партии — в жизнь!; Экономика должна быть экономной; Народ и партия едины и т. п.

Неудивительно, что когда я приехала в 1991 году в США, то лозунги на стенах, даже на ковриках у порога (например, в здании USIA — United States Information Agency [Информационное Агентство США] — в Ва­шингтоне) типа Security is everybody's business [Безопасность — дело каждого]; Quality is everybody's job [Качество — дело каждого] воспри­нимались как родные советские: Качество — это дело каждого или более ранние: Болтун — находка для шпиона (ср. Security is everybody's business).

Наличие большого количества клишированных, регулярно воспро­изводимых в готовом виде фраз в советском русском — лозунгов, при-

³ Speech by Richard Dreyfuss to the 1996 American Federation of Teachers Conven­tion. Cincinnati, Ohio, August 4, 1996. Los Angeles, [1996], p. 2.

⁴ Ibid.

⁵ См.: В. П. Белянин. Речевое поведение русских и попытки реконструкции рус­ской ментальности // IX Международный Конгресс МАПРЯЛ. Русский язык, лите­ратура и культура на рубеже веков. Т. 2. Братислава, 1999.

200

зывов и т. п. — расценивается сейчас как система оглупления народа, привыкшего строить жизнь и сознание по окружающим его клише. Эта система — как советская, так и американская — высмеивалась запад­ным миром: стоит вспомнить хотя бы «Звероферму» («The Animal Farm») Джорджа Оруэлла с ее действительно остроумными лозунгами на сте­нах: «All animals are equal but some are more equal than others [Все жи­вотные равны, но некоторые животные равны более других (Пер. В. Голышева)]».

По поводу лозунгов-клише есть и идущие еще дальше предположе­ния о клишированности сознания народа как свидетельстве низкого уровня его развития. В этой связи хотелось бы сделать два коммента­рия:

1. Производство и функционирование речи зиждется на противопо­ставлении, на единстве и борьбе двух противоположных моментов: с од­ной стороны, свободное творчество говорящего, продуктивность, нео­граниченная реализация данной возможности, а с другой стороны, свя­занность, фиксированность, непродуктивность, регулярная воспроизво­димость, использование заранее заготовленных сложных образований.

Многие лингвистические теории (например, порождающие грамма­тики) были склонны абсолютизировать первый момент, когда главная роль в речеобразовании отводится способности человека свободно, по продуктивным моделям, по определенным логическим правилам сополагать языковые единицы и таким образом производить речь. Игнори­рование противоположной тенденции — к устойчивости, изолирован­ности, фразеологизации, внесению в речь готовых блоков, попытки втис­нуть язык в логические рамки — привели к искажению и схематизации предмета исследования.

Методологически правильным является подход, когда оба эти про­тивоположных момента (творческий — нетворческий, продуктивный — непродуктивный, свободный — фразеологически связанный) рассмат­риваются в диалектическом единстве, и их противопоставление — дви­жущая сила и источник развития языка и речи.

Две главные противоположные тенденции речеобразования нахо­дят выражение в двух противоположных способах соположения язы­ковых единиц, в результате чего составные образования оказываются дихотомически разделенными на продуктивные, свободно созданные говорящим для данного произведения речи, и непродуктивные, устой­чивые, вносимые в речь в готовом виде.

Таким образом, языковое общение и реализация двух главных фун­кций языка — сообщения и воздействия — обусловлены взаимодей­ствием свободных и связанных языковых единиц, причем связанные, устойчивые комплексы, воспроизводимые в речи в готовом виде, пре­обладают во всех функциональных стилях, а те разновидности стилей, которые полностью ориентированы на функцию сообщения (научный, Деловой и т. п.), являются глобально клишированными ⁶. При этом со­ставные комплексы (словосочетания и предложения) отнюдь не рас­сматриваются как «отходы» речевого производства, как шлак при до-

⁶ Т. Г. Добросклонская. Словосочетание как признак функци­онального стиля. Канд. дисс. М., 1980.

201

быче руды. Наоборот, как уже упоминалось, Л. В. Щерба говорил о «со­кровищнице сочетаний» в развитых языках (он приводил материал французского и русского языков). Готовые словосочетания отобраны речевым коллективом как оптимальные и по содержанию, и по форме.

2. Клишированные фразы, лозунги, транспаранты, призывы на сте­нах, наружная социальная реклама — обязательное средство общения власти, в первую очередь идеологической, с народом. «Семантически пустые» лозунги советской эпохи не имели коммерческих целей: эко­номике дефицитов реклама не нужна, так как хорошие товары расхо­дились, не доходя до прилавка, глагол достать был гораздо частотнее по употребительности, чем купить. Кстати, в наследство от тех времен нашему сознанию осталось настороженно-подозрительное отношение к рекламе: рекламировались только неходовые, то есть плохие товары. Скудная реклама советского времени при отсутствии конкуренции раз­дражала бессмысленностью: «Летайте самолетами Аэрофлота» (а дру­гих авиакомпаний не было), «Покупайте апельсины из Марокко» (в про­даже их не было, огромные очереди выстраивались за любыми апель­синами) и т. п.

Социальная же реклама типа «Книга — лучший подарок» внушала определенную систему моральных ценностей.

Место этих клишированных призывов и поучений сменила в наши дни лавина коммерческой рекламы — часто плохо переведенной на русский язык, непонятной, чуждой, но от непрерывных повторений проч­но застревающей в сознании. Разумеется, ничего общего с моральными ценностями эта реклама не имеет. Современные дети очень удивились бы, узнав, что лучший подарок — это книга. Они уверены, что главные ценности — это жвачка с «неповторимо устойчивым вкусом», это пеп­си, которую «выбирает новое поколение», что зубная паста «Аквафреш» — это «тройная защита для всей семьи», что «RC-кола» — «кто не знает, тот отдыхает» (причем это абсолютно бессмысленное клише — скорее антирекламу — нужно лихо выкрикнуть с интонацией молодеж­ной бесшабашности), что «имидж — ничто, а жажда — все. Не дай себе засохнуть!» — реклама напитка «Sprite» (в каком смысле жажда — все? и почему имидж — ничто?, а для большинства населения, прикованно­го к телевизору: а что такое имидж?), что «свежее дыхание — облегча­ет понимание» (?!) — реклама мятных пастилок «Rondo» и т. д.

В последнее время появилась на улицах Москвы так называемая со­циальная (в отличие от коммерческой) реклама, которая или все 24 часа в сутки желает доброго утра — черными буквами на сером фоне, или мрачновато предупреждает: «Никто не спасет Россию, кроме нас са­мих», или изрекает длинные переводные «мудрые мысли», главным об­разом иностранных авторов.

Приведем несколько примеров текстов, которыми окружены «моск­вичи и гости столицы» в 1999 году, на пороге нового тысячелетия:

«Лучше зажечь одну свечу, чем проклинать темноту». (Девиз обще­ства Кристофер.) Очень хочется сказать: зажгите одну свечу, рассейте нашу темноту — это что за общество?

202

«Диктаторы, оседлавшие тигров, боятся с них сойти». (Индийская мудрость.) Опять же хочется спросить: это к чему? Против Ельцина, что ли? Кто диктатор-то? Или это в назидание будущим правителям Рос­сии?

«Люди все одинаковы в своих обещаниях, но различны в своих по­ступках». (Мольер.)

«Там, где сжигают книги, будут в конце концов сжигать людей». (Гей­не.)

А может быть, вернуться к тому, что «Книга — лучший подарок»? Читают-то ведь главным образом дети и подростки.

И уж совсем странно приписывать болезнь клишированности толь­ко русскому языковому сознанию. Западный мир забил рекламой моз­ги своим гражданам давно и прочно.

В пьесе «Equus» (лат. 'лошадь') современного английского драма­турга Питера Шеффера (Peter Shaffer) герой пьесы — подросток, пере­живший тяжелейшую душевную драму, — на все вопросы психотера­певта, пытающегося установить с ним «речевую коммуникацию», отве­чает фразами из телевизионных коммерческих реклам. Сильное нервное потрясение выбило у него из головы все, кроме телевизионных реклам. Вот отрывок из этой пьесы:

dysart. And you're seventeen. Is that right? Seventeen?.. Wed? alan (singing low):

Double your pleasure, Double your fun With Doublemint, Doublemint Doublemint gum.

dysart (unperturbed). Now let's see. You work in an electrical shop dur­ing the week. You live with your parents, and your father is a print­er. What sort of things does he print?

alan.

Double your pleasure, Double your fun With Doublemint, Doublemint Doublemint gum.

dysart. I mean does he do leaflets and calendars? Things like that?

(The boy approaches him, hostile.)

alan (singing).

Try the taste of Martini

The most beautiful drink in the world.

It's the right one — The bright one — That's Martini!

дисарт. А тебе семнадцать? Правильно? Семнадцать?.. Ну?

алан (напевая). Двойная радость,

Двойной балдеж,

Когда жвачку «Даблминт»

В рот возьмешь.

дисарт (невозмутимо). Ну, давай посмотрим. В будни ты работаешь в магазине электрики. Ты живешь с родителями, твой отец печатник. Что он печатает? алан. Двойная радость, Двойной балдеж, Когда жвачку «Даблминт» В рот возьмешь.

дисарт. Я имею в виду, он печатает буклеты и календари? Что-то в этом роде?

(Мальчик подходит к нему с недружелюбным видом.)

алан (напевая). Попробуйте «Мартини»,

Лучший напиток на свете!

Подходящий — И ярчайший — Это «Мартини»!

дисарт. Может быть, ты бы присел, раз уж ты поешь? Не думаешь, что так будет удобнее?

(Пауза.)

алан (напевая). Чудесен чай «Тайфу»!

Пакетик в воду бросишь,

Заваришь и поверишь:

Чудесен чай «Тайфу»!

дисарт (оценивающе). Вот это очень хорошая песня. Мне она нравит­ся больше, чем две предыдущие. Могу я еще раз ее услышать?

(Алан отходит от него, и садится на скамейку, которая находится в

глубине сцены.)

алан (напевая). Двойная радость,

Двойной балдеж,

Когда жвачку «Даблминт»

В рот возьмешь.

203

dysart. I wish you'd down, if you're going to sing. Don't you think you'd be

more comfortable?

(Pause.)

alan (singing). There's only one T in Typhoo!

In packets and in teabags too.

Any way you make it, you'll find it's true:

There's only one T in Typhoo!

dysart (appreciatively). Now that's a good song. I like it better than the

other two. Can I hear that one again?

(Alan starts away from him, and sits on the upstage bench.)

alan (singing). Double your pleasure

Double your fun

With Doublemint, Doublemint

Doublemint gum.

Подводя итоги этим кратким заметкам по вопросу клишированности русской речи и русского сознания, еще раз суммируем:

1. Речь клиширована во всех развитых языках.

2. В советских лозунгах были заложены определенные моральные ценности, которые несомненно полезнее для сознания и воспитания, чем коммерческая реклама. В этом плане американский английский продолжает линию советского русского, призывая граждан гордиться своей родиной, любить ее, быть бдительными (security is everybody's business [безопасность — дело каждого]) и т. п.

3. Постсоветский русский так же клиширован, как и все рассматри­ваемые здесь варианты языков, но массовое сознание быстро и эффек­тивно наполняется коммерческими рекламами, без которых невозмож­но развитие рыночной экономики.

В советском русском языке правила общественного поведения (так называемая информационно-регуляторская лексика) формулировались, в соответствии с командно-административной идеологией авторитар­ного государства, в самой категоричной (чтобы не сказать — грубой) форме повелительного наклонения — инфинитиве глагола: Не курить; Не сорить; По газонам не ходить; Животных не кормить; Не трогать (иногда Руками не трогать). Эта форма, как известно, употребляется в качестве команды солдатам в армии и собакам: лежать! стоять! и т. п. Формы собственно повелительного наклонения также отличались про­стотой резких команд с обращением на ты: Не стой под стрелой; Не влезай — убьет; Неуверен — не обгоняй. Такого рода запреты, призы­вы, инструкции, рекомендации отражают и одновременно формируют идеологию, менталитет общества и государства.

Императивные призывы американского варианта английского язы­ка, отражающие соответствующие идеологию и менталитет, вызывают иронические комментарии у представителей неамериканского англо­язычного мира. Так, например, подруга из Лондона закончила свое пись­мо «американской командой»: «Let me finish my Letter with an American command „Have a nice day!" [Позволь мне закончить письмо американ­ской командой: „Желаю тебе приятного дня!" (букв. Пусть будет твой

204

день приятным!)]» Коллега из Австралии так отреагировал на натовс­кие бомбардировки Югославии: «The Yugoslav business is a great worry. In spite of any excesses of the Serbs, it is typical of the Americans to think they can bomb them into having „a nice day". The poor young men and women [События в Югославии очень тревожные. Несмотря на все экс­цессы поведения сербов, для американцев вполне типично думать, что благодаря их бомбардировкам и у местного населения будет „прият­ный день"]». Коллега из Велико­британии сказал об американцах: «То sit still for Americans is impossible, they are busy having a nice day [Американцы не могут спокойно сидеть, они постоянно заняты тем, чтобы их день был при­ятным]».

Все эти примеры свидетель­ствуют о том, что императивная форма — даже при самом добро­желательном содержании — раз­дражает людей. Кстати, это коман­дное по форме, но вежливое и при­ятное по содержанию (пусть будет твой день приятным!) пожелание родилось в американских магази­нах, когда продавцы хотели показать покупателю, что ему пора уходить ⁷.

В американских ресторанах официанты, поставив блюдо с едой, из самых вежливых и благородных побуждений приказывают: «Enjoy! [На­слаждайтесь!]» Вспоминается родное: «Стоять!», «Лежать!», «По газо­нам не ходить».

Особенно ясно различие и столкновение идеологий и менталитетов осознается при переводах наружной рекламы, лозунгов, призывов на другой язык. Например, в современной Америке получил распростра­нение призыв (наклейки на автомобилях, в офисах учреждений и т. п.), отражающий менталитет современного американского общества, пыта­ющегося противостоять оглушительной пропаганде и напору собствен­ных властей: «question authority». Это призыв сомневаться в началь­стве, подвергать сомнению авторитеты. Увидев этот лозунг в большом отеле для иностранных туристов в Пекине, я была поражена его идео­логической смелостью, необычной для Китая 1997 года, так живо на­помнившего мне наше недавнее советское прошлое. Я обратилась к ад­министратору с вопросом, что имеется в виду под рекомендацией «question authority». Ответ поставил все на свои места: «It means, if you have questions, ask the authorities of the hotel [Это значит, что, если У Вас возникли вопросы, спрашивайте у администрации гостиницы]». Идеология победила язык, все было правильно, я успокоилась.

Конфликт менталитетов часто становится более очевидным при пе­реводе на иностранный язык. Это понятно: в каждом языке заложены

⁷ «Have a nice day! — typical American En­glish greeting often seemingly used to encourage customers to return to an outlet [„Желаю приятного дня!" (букв, Пусть будет твой день при­ятным!) — типично американско-английское приветствие, ко­торое, как кажется, используется для того, чтобы посетите­ли вновь посетили это заведение]» (А. М. Russell. Hand­outs of the lecture: Recent American Bor­rowings from Ameri­can English in British English. 5 May 1993, Faculty of Foreign Languages, Moscow State University).

205

культура и менталитет своего народа и то, что звучит нормально и есте­ственно на родном языке, неожиданно получает совершенно другую окраску на языке иностранном.

Многие книги советских времен, звучавшие для нас совершенно ней­трально, будучи переведенными на английский язык, оказывались кри­чащими и неприемлемыми для британского менталитета, склонного, в отличие от советского русского и американского английского, как нео­днократно отмечалось выше, к недооценке и недосказанности — understatement

По свидетельству известного переводчика и автора словарей Роберта Даглиша, долго работавшего в СССР, советское клише нерушимое един­ство, переведенное на английский язык как an unbreakable and indestructible unity, звучит для англичанина слишком громко и помпез­но. По образному выражению Даглиша, английский язык предпочитает негромко свистнуть в темноте там, где русский язык громко кричит при свете дня (из устного доклада Р. Даглиша о трудностях перевода для советских переводчиков с русского на английский язык).

Такой же «конфликт менталитетов» — в английском объявлении, встречающем иностранных гостей в багажном отделении Пекинского аэропорта: «We are proud and delighted to be of any service to you! [Мы гордимся и наслаждаемся возможностью служить вам!]». Контраст меж­ду реальной услугой — выдачей багажа — и стилистически завышен­ным словесным выражением — proud and delighted! — стал особенно ясен из-за западного — английского языка, которому не свойственна восточная пылкость выражения чувств.

Этот момент особенно актуален для рекламного бизнеса в России, стремительно развивающегося в наши дни. Многие русские рекламы, переведенные на английский язык, звучат слишком громко («кричат при свете дня») и поэтому подозрительны для иностранцев. Например, рек­ламный призыв приезжать туристами в Москву и почувствовать русское гостеприимство кончался фразой: «Каждый, кто хоть раз побывал в Москве, подтвердит эти слова». На английском языке эта реклама зву­чала так: «Every one who visited Moscow at Least once would subscribe to these words». He говоря о том, что сам тон рекламы слишком прямоли­неен и категоричен для западного клиента, словосочетание at least once [хоть раз] вызывает сомнения и наводит на мысль, что второй визит в Москву может изменить впечатление.

Наоборот, иностранные рекламы, переведенные на русский язык, часто не имеют желаемого эффекта по той же самой причине: разница менталитетов. Идеология современной России стремительно прибли­зилась к идеологии Запада, так как строится по тому же образцу. Мен­талитет меняется медленнее, чем идеология, и часто ослабляет действие проверенных на Западе приемов коммерческой рекламы. Да и русский перевод вносит свою лепту в усложнение западного рекламного бизне­са на русской почве.

Нередко случаются курьезы. Например, наружная реклама итальян­ской обуви около здания МГУ представляла собой огромную картину

206

европейской гостиной, где на кушетке лежала в чувственной, не остав­ляющей сомнений позе полуобнаженная женщина в сапогах. Надписи шли на двух языках: «Italians do It better [Итальянцы делают это луч­ше]» и «Итальянцы делают их лучше». Менталитет русского переводчи­ка, сохранивший традиционную русскую невинность в вопросах секса, несмотря на лавину западных порновольностей, обрушившихся на нас в последние годы, выглядит одновременно курьезно и трогательно в этом случае параллельного перевода.

Таким образом, общий тон коммуникации имеет огромное значение для всех сфер общественной жизни, и там, где британцы негромко сви­стят в сумерках, американцы и русские громко кричат при ярком свете дня. Сопоставление идеологий и менталитетов России и Запада выяви­ло некоторые черты сходства приемов и форм с главным «потенциаль­ным противником» России — Соединенными Штатами Америки. Соот­ветствующие варианты языков дали вполне конкретные доказательства этого сходства.

П. Различие.

Однако, несмотря на близость формы, содержание идеологий этих стран различается по самому кардинальному вопросу: отношению к человеку, члену данного общества.

Идеология Советской России была сконцентрирована на идее кол­лективизма, общинности, коммунизма, что привело к игнорированию индивидуальности индивидуума, к растворению отдельного человека с его нуждами, желаниями, потенциями в коллективе.

По свидетельству историков, коллективизм, общинность — искон­ные черты русского народа. Не потому ли так триумфально шествовали идеи социализма и коммунизма? А. В. Павловская в работе «Как делать бизнес в России» пишет: «Русский характер, как и любой другой, был преимущественно сформирован временем и пространством. История и географическое положение наложили на него свой неизгладимый от­печаток. Века постоянной военной опасности породили особый патри­отизм русских и их стремление к сильной централизованной власти; суровые климатические условия вызвали необходимость жить и рабо­тать сообща; бескрайние просторы — особый российский размах.

В основе идеологии Запада, наоборот, лежит культ индивидуума, уважение к потребностям и чувствам отдельного человека и игнориро­вание коллектива.

Исконная склонность русских к коллективизму, обусловленная и гео­графией, и историей народа задолго до революции 1917 года и после­дующего периода „строительства коммунизма", проявилась в кресть­янских общинах, где коллектив решал судьбу индивидуума.

Столетиями русские крестьяне, составлявшие подавляющее большин­ство населения России до начала XX века, жили общинами. Община объе­диняла крестьян, являлась их защитой от внешнего мира — иноземных захватчиков, разбойников, помещиков, государственных чиновников и т. д. Все важнейшие вопросы решались сообща, на общей сходке. Вме-

207

сте решали, кому сколько выделить земли, чтобы соблюсти принцип справедливости, кому сообща оказать помощь, кого послать на войну, как платить налоги, кого и как наказать за проступки. Даже семейные вопросы в случае конфликта выносились на всеобщее обсуждение. Та­кая система не давала упасть слабым (русская деревня не знала нище­ты), но и не давала подняться сильным. Таким образом, вопреки рас­пространенному убеждению, система коллективизма, социального ра­венства, уравниловки была распространена в русском обществе задол­го до установления социалистического строя и вошла в плоть и кровь. В этих условиях принцип взаимной поддержки становится даже более важным, чем инстинкт самосохранения.

Об этом свидетельствует следующий бытовой пример, подчеркива­ющий разницу менталитетов России и Запада: по шоссе на огромной скорости несутся автомобили, значительно превышая допустимый ли­мит скорости. Встречные машины вдруг начинают мигать фарами. Рус­ский автомобилист реагирует сразу: надо сбавлять скорость, так как впереди дорожный контроль. Чинно проезжает мимо гаишника и... несется дальше, в свою очередь предупреждая встречные машины. Для представителя законопослушного западного мира — это хулиганство и потенциальная опасность для окружающих. Для русского человека — естественное проявление дружеской солидарности, взаимовыручки, круговой поруки.

Чувство братства, присущее русским людям, вызывало восхищение иностранных наблюдателей во все времена. Американский сенатор в самом начале XX века писал: „Individualism... may be an ineradicable

part of the Anglo-Saxon nature... the racial tendency of the Russian (is) to do business on the communistic principle. Where like undertakings by Americans, or Englishmen, or even Germans, would first be interrupted by contention and then distracted by quarrels, and finally break down by the inability of the various members of the association to agree among themselves, the same number of Russians get along very well together, and practically without antagonism".

Индивидуализм — может быть, неискоренимая часть англо-саксонс­кой натуры... национальная тенденция русских — вести дела по ком­мунистическому принципу. Если предприятия американцев, англичан и даже немцев пошатнутся из-за раздоров, затем из-за ссор, а потом разрушатся из-за неспособности сотрудников ассоциации договорить­ся между собой, то такое же количество русских прекрасно ладит меж­ду собой практически без всякого антагонизма.

И сегодня врожденное чувство солидарности русских подчас сво­дит на нет некоторые западные приемы ведения бизнеса. Яркий при­мер: в рамках рекламной кампании напитка „Фанта" был объявлен ро­зыгрыш призов, к которому допускались только те, кто собрал пробки от фанты с определенным набором рисунков на внутренней стороне пробки. В Москве, Петербурге и ряде других городов немедленно сти­хийно сложились своеобразные рынки, где владельцы пробок объеди­нялись в союзы, чтобы сообща попытать счастья в борьбе за желанный приз» ⁸.

Сейчас все случаи «отказа» от индивидуальности воспринимаются как пережитки советского, коммунистического прошлого, хотя корни этого явления уходят в далекое прошлое русского народа и русского

⁸ А. В. Павловская. Как делать бизнес в России. Путеводи­тель для деловых лю­дей. (В печати).

208

национального характера. Так, описывая Неделю Российской моды в Москве, автор газетной статьи жалуется на ее (моды) безликость, безымянность, на отсутствие индивидуального подхода и индивидуальной ответственности: «Неделя собрала коллекции по большей части стро­гие, добротные, хорошо отшитые. Жаль, что безымянные. Скромность наших модельеров — похоже, очередная национальная загадка. Име­на их иностранных коллег — везде крупно, золотом, да так, чтобы в каж­дый кадр попадали. Наши — скрываются за разными АО и ТОО, назва­ния которых скучно даже перечислять» ⁹.

Эту же черту как тяжелое наследие недавнего прошлого отмечает писатель Андрей Битов в статье «Повторение не пройденного»: «Имен­но неотъемлемость имени от творчества, т. е. личность, т. е. индивиду­альность, в малом случае осуждалась как пережиток, в крупном — ка­ралась приговором» ¹⁰.

Жители современной России осуждают советскую идеологию за принижение индивидуальности, подчинение ее коллективу, обезличи­вание. На Западе же склонны обвинять русскую религию и философию в унижении обыденного, земного, человеческого. Об этом говорит в интервью писательница Светлана Алексиевич: «На Западе я слышала такое мнение: мол, ваши проблемы — в ортодоксальности вашей пра­вославной церкви. Для нас как бы неважно земное, у нас нет дома, нам подавай Вселенную... Возьмите русскую философию. Там только о жиз­ни Духа. Совершенно унижена плоть, унижено все материальное. Это, по-моему, опасно для человека. Жизнь человека сразу обесценивает­ся. И человек говорит: „Если я буду жить там, то мне совсем недорого все здесь"» ¹¹.

В основе идеологии Запада, наоборот, лежит культ индивидуума, уважение к потребностям и чувствам отдельного человека и игнориро­вание коллектива. Идеология Запада полностью подчинена этому сво­еобразному культу индивидуального человека, его воле и потребнос­тям. Соответственно, и все системы — экономика, политика, культура, основанные на этой идеологии, — направлены на максимально полное обслуживание индивидуума. В качестве примера — неожиданный (для нас, представителей другой культуры и все еще другой идеологии) ма­териал: текст, напечатанный на оберточной бумаге отеля «Хилтон» в Чикаго, своего рода идеологический манифест или даже гимн, ода ин­дивидуальности: «Our commitment to diversity. We respect the individuality of all customers and employees — a fact that guides the way we do business every day. We strive to create a comfortable, welcoming atmosphere for all of our customers, complete with a wide array of quality merchandise and excellent personal service. All of our employees and their individual viewpoints, beliefs, experiences and backgrounds are highly valued, and We are dedicated to making the most of each person's abilities».

Наша преданность разнообразию. Мы уважаем индивидуальность всех наших клиентов и работников — вот тот факт, который каждый день определяет принцип нашей работы. Мы стремимся создать удобную, гостеприимную атмосферу для всех наших постояльцев, предлагая им массу качественных товаров и прекрасное индивидуальное обслужи­вание. Все наши работники и их личные точки зрения, верования, опыт и происхождение очень ценятся, и мы нацелены на то, чтобы из­влечь как можно больше пользы из способностей каждого.

⁹ Аргументы и факты, 1996, № 17.

¹⁰ Знамя, 1991, № 6, с. 195.

¹¹ Аргументы и факты, 1996, № 17.

209

Прекрасное — и по художественной форме, и по содержанию — разъяснение сущности и корней различий между русской и американс­кой идеологией, менталитетом, культурой находим в пьесе современ­ного американского драматурга Ли Блессинга «Прогулка в лесу» (Lee Blessing, «A Walk in the woods»). В пьесе всего два действующих лица, два профессиональных дипломата: русский Андрей Ботвинник и аме­риканец Джон Ханимэн. Их беседа во время прогулки в лесу на окраи­не Женевы как нельзя лучше проливает свет на то, о чем мы только что размышляли:

«botvinnik. (With a sudden formality.) I will now present to you my seri­ous thoughts on the subject of ... Let's see... the character of the Russians and American peo­ple.

honeyman. I don't think that's...

botvinnik. That's my topic. It is

fundamental. Do you object?

honeyman. Not as long as you're

serious.

botvinnik. Deadly. (A beat. Honeyman nods.) Good. There is a great difference between Russians and Americans — yes or no?

honeyman. Well... yes, if you...

botvinnik. There is no difference. I will prove it. If the Russians and not the English had come to America, what would they have done?

honeyman. They would have...

botvinnik. They would have killed all the Indians and taken all the land. See? No difference. Ameri­cans and Russians are just the same. But their history is differ­ent. What is history? History is geography over time. The geog­raphy of America is oceans — therefore no nearby enemies. The geog­raphy of Russia is the opposite: flat, broad plains — open invitations to anyone who wants to attack. Mongols, French, Germans, Poles, Turks, Swedes — anyone. Do you agree with this? Of course you do — it is obviously true.

honeyman. Andrey...

botvinnik. Quiet, I am being serious. So, what is the history of America? Conquest without competition. What is the history of Russia? Conquest because of competition. How best to be America? Make individual free­dom your god. This allows you to attack on many fronts — all along

your borders, in fact — and maintain the illusion that you are not at­tacking at all. You don't even have to call your wars wars. You call them „settling the west".

honeyman. That's a gross misreading of ...

botvinnik. Don't interrupt. How best to be Russia then? Fight collective­ly. Know that you are trying to crush those around you. Make control your god, and channel the many wills of the people into one will. Only this will be effective. Only this will defeat your neighbors (Выделено мною. — С. Т.)».

Ботвинник (с неожиданной формальностью). А сейчас я Вам пред­ставлю мои серьезные размышления на тему... ara... характеров русских и американцев.

ханимен. Я не думаю, что это...

Ботвинник. Это моя тема. Она фундаментальная. Вы что-то имеете против?

ханимен. Если Вы серьезно, то нет.

Ботвинник. Абсолютно серьезен. (Вит [музыкальный ритм]. Ханимен кивает.) Хорошо. Между русскими и американцами существует огромная разница — да или нет?

ханимен. Ну что ж... да, если Вы...

Ботвинник. Нет никакой разницы. Я это докажу. Если бы русские, а не англичане прибыли в Америку, что бы они сделали?

ханимен. Они бы...

Ботвинник. Они бы убили всех индейцев и забрали бы всю землю. Видите? Никакой разницы. Американцы и русские одинаковы. Но их история различна. Что такое история? История — это геогра­фия во времени. География Америки — океаны, значит, никаких врагов поблизости. В географии же России все наоборот: плос­кие, широкие пустыни — открытое приглашение для всех, кто только хочет напасть. Монголы, французы, немцы, турки, поляки, шведы — все. Вы согласны с этим? Конечно же да — очевидно, что это правда.

ханимен. Андрей...

Ботвинник. Постойте, я серьезно. Ну, а что там в истории Америки? Завоевание без борьбы. А что в истории России? Завоевание из-за борьбы. Как лучше всего поступить Америке? Сделай своим Господом Богом индивидуальную свободу. Это позволит напа­дать сразу на многих фронтах, на всех границах фактически, и со­здавать иллюзию того, что нападения нет. Нет даже необходимос­ти называть войны войнами. Можно называть их «наведением по­рядка на Западе».

ханимен. Это совершенно неверное толкование...

Ботвинник. Не перебивайте. А как же лучше всего поступить России? Сражаться коллективно. Знать, что пытаешься сокрушить тех, кто вокруг тебя. Сделай своим Господом Богом контроль и сведи волю многих людей в одну. Только это окажется эффективным. Только это позволит одолеть соседей.

210

 

Своеобразный манифест индивидуализма, или, вернее, плач по ос­лаблению культа индивидуума, его права на неприкосновенность ин­дивидуального мира представляет собой статья Уильяма Фолкнера с характерным названием: « What Happened to It? [Что с ней случи­лось?]».

Оказавшись в центре внимания «свободной прессы» после получе­ния Нобелевской премии, Фолкнер с горьким разочарованием обна­ружил, что американская мечта о священном праве на индивидуаль­ность, на личную жизнь, на свои отдельный, индивидуальный мир не сбылась.

Уже первая фраза этой статьи говорит сама за себя: « The American dream was a sanctuary on the earth for individual man [Американская мечта была земным убежищем для личности]». Мечта о свободе инди­видуума привела в Америку ее будущих жителей: « An individual man... could be free not only of the old established close — corporation hierarchies of arbitrary power which had oppressed him as a mass, but free of that mass into which the hierarchies of church and state had compressed and help him individually impotent [Отдeльный человек... мог освободиться не только от иерархического произвола закрытых корпораций, кото­рый подавлял его и большинство людей. Он освобождался также и от этого большинства, с которым его спрессовала государственная и цер­ковная иерархия, лишив его индивидуальности]». Однако мечта эта рух­нула под давлением новой силы, а именно: свободы прессы: « We were all victims of that power called Freedom of Press, of that fault (in the sense that the geologist used the term) in our American culture... which is saying to us daily: „Beware"[Mы все пали жертвой той силы, что именуется Сво­бодой печати, этого недостатка, сдвига (в том смысле слова, в каком его употребляют геологи) нашей американской культуры... которая каж­дый день напоминает нам: „Будьте осторожны!"]»¹².

Разумеется, язык, который, перефразируя слова Ломоносова, «все отразил и все проник», не обошел вниманием культа индивидуума как основного стержня западной идеологии.

По словам английского ученого Дж. В. Томпсона, изучать идеологию в каком-то смысле значит изучать язык, его функционирование в обществе: «Ideas do not drift through the social world like clouds in a summer sky, occasionally divulging their contents with a clap of thun­der and a flash of light. Rather, ideas

Идеи в социальном мире вовсе не подобны облакам на летнем небе, которые, медленно перемещаясь, вдруг с раскатом грома или вспыш­кой молнии выливают свое содержимое. Идеи, скорее, циркулируют

¹² On Privacy

(The American Dream:

what Happened

to It?) // W. Faulkner.

Op. cit., p. 67.

211

circulate in the social world as ut­terances, as expressions, as words which are spoken or inscribed. Hence to study ideology is, in some part and in some way, to study language in the social world (Выделено мною. — С. Т.)» ¹³.

в социальном мире как высказывания, выражения, слова, будь то в устной или письменной форме. Следовательно, изучение идео­логии до некоторой степени предполагает изучение языка в соци­альном мире.

Разумеется, язык отражает и формирует и идеологию, и менталитет, и, разумеется же, все это происходит в первую очередь и главным обра­зом на уровне лексики, то есть на уровне слов, словосочетаний, фраз (см. у Томпсона: words, expressions, utterances), пословиц, поговорок, крылатых выражений, анекдотов, фольклорных текстов и т. п.

В уже цитировавшемся исследованиии П. Л. Коробки приводится восемь английских и 15 русских фразеологизмов с положительной оценкой, выражающих понятия "корпоративность", "взаимопомощь", "дружба".

Английский язык:

Two heads are better than one [Две головы лучше, чем одна]; Live and let live [Живи и дай жить другим]; Every family has a black sheep [В каждой семье есть черная овца]; There's safety in numbers [В количестве — безопасность]; One good turn deserves another [За хорошее дело следует отпла­тить];

People who live in glass houses should not throw stones [Людям, живу­щим в стеклянных домах, лучше не бросать камней]; A friend in need is a friend indeed [Друг, верный в беде, — настоящий друг];

to be all in the same boat [находиться всем в одной лодке].

Русский язык:

Ум хорошо, (а) два лучше;

Живи и жить давай другим;

В семье не без урода;

Один в поле не воин;

Услуга за услугу;

Ты — мне, я — тебе;

Семеро одного не ждут;

С миру по нитке — голому рубаха (рубашка);

Рыбак рыбака (Свой свояка) видит издалека;

Не в службу, а в дружбу;

Старый друг лучше новых двух;

Как аукнется, так и откликнется;

Гора с горой не сходится, а человек с человеком сойдется;

Не плюй в колодец, пригодится воды напиться;

Не рой другому яму, сам в нее попадешь.

Интересно, что понятие "эгоизм" представлено в английском языке двумя фразеологическими единицами с положительной оценкой и че­тырьмя — с отрицательной.

¹³ J. В. Thompson. Studies in the Theory of Ideology. Polity Press, 1984, p. 2.

212

Положительная оценка

Английский язык:

Every man for himself [Каждый за себя];

Charity begins at home [Благотворительность начинается дома].

Отрицательная оценка

Английский язык:

Divide and rule [Разделяй и властвуй];

Dog eats dog [Собака на собаку];

Rats desert a sinking ship [Крысы бегут с тонущего корабля];

Every cook praises his own broth [Каждая кухарка хвалит свой бульон].

В русском же языке, по данным этого исследования, фразеологиз­мов на тему эгоизма нет ни с отрицательной, ни тем более с положи­тельной оценкой ¹⁴.

Однако, прежде чем погрузиться в океан лексических единиц, по­смотрим на грамматику. Гораздо более компактную, формализованную, построенную по принципу «да — нет», «правильно — неправильно», навязывающую носителю языка свои строгие законы, обязательную для всех (ars obligatoria, обязательное искусство, как ее называли в античнос­ти), категоричную и категориальную.

Грамматика действительно зиждется на категориях. Грамма­тическая категория артикля, имеющаяся в английском, немец­ком, французском и других евро­пейских языках, по-видимому, от­ражает повышенный интерес этих речевых коллективов к от­дельной ЛИЧНОСТИ ИЛИ ПРЕДМЕ­ТУ. Действительно, носитель анг­лийского языка (как и всех дру­гих, имеющих категорию артикля) категоризует мир по такому пара­метру, как «один из многих» (лю­дей или предметов) или «тот са­мый», «тот, о котором шла речь», «о котором я знаю». Статус грам­матической категории, обязательной и неукоснительно исполняемой, не позволяет назвать ни один предмет или существо окружающего мира без немедленного указания на этот признак, значимый для менталите­та и, соответственно, идеологии пользующихся языком. Для носителей русского языка такой подход к реальности абсолютно чужд, чем и объяс­няются те особые трудности, которые возникают у русскоязычных, изу­чающих английский язык при использовании артикля.

Категория артикля, таким образом, подтверждает и подчеркивает Центральное место индивидуума в культуре и идеологии Запада, сосре-

¹⁴ П. Л. Коробка. Идиоматическая фразеология как лингводидактическая проблема. Канд. дисс. МГУ, факультет иностранных языков. М., 1998, с. 124-126.

213

доточенных на удовлетворении потребностей и развитии потенций от­дельного человека.

Маленький, но весьма показательный факт: в английском языке лич­ное местоимение I всегда пишется с большой буквы. Может ли русско­язычный человек представить себе, что Я всегда пишется так, как I? Да никогда! Это было бы так нескромно, неприлично, странно, противно и менталитету, и характеру — выпячивание себя. В русском языке с боль­шой буквы пишется местоимение Вы, когда оно употребляется в един­ственном числе, то есть относится к одному человеку. Таким образом, подчеркивается особенно вежливое и почтительное отношение к дру­гому человеку — не к себе, любимому, а к другому, уважаемому. Не ты, а Вы, да еще с большой буквы — двойная уважительность.

О пристрастии русского синтаксиса к безличным оборотам написа­но много. В этой особенности грамматики русского языка видят и фата­лизм, и иррациональность, и алогичность, и страх перед неопознанным, и агностицизм русского народа. Возможно, в этом и есть что-то пра­вильное. Действительно, если европейские сказки начинаются со слов «Однажды король вырастил дерево в своем саду», русский рассказчик начнет сказку словами: «Однажды в королевском саду выросло дерево».

Обычно считается, что богатство и разнообразие безличных конст­рукций (светает, мне хорошо, штормило) отражает тенденцию рас­сматривать мир как совокупность событий, не поддающихся человечес­кому уразумению ¹⁵. Конструкции типа солдата ранило миной, крышу сорвало ветром «относятся к фатальным ситуациям войны и бушева­ния стихий»¹⁶. Русский язык таким образом подчеркивает действия выс­ших потусторонних сил и скрывает человека как активного действова­теля за пассивными и безличными конструкциями.

Думается, что одним из объяснений этого синтаксического пристрас­тия русского языка может быть все тот же коллективизм менталите­та, стремление не представлять себя в качестве активного действующего индивидуума (это, кстати, и снимает ответственность за происходящее).

Во всех тех случаях, когда в русском языке употребляются безлич­ные инфинитивные и тому подобные синтаксические модели, в англий­ском языке имеют место личные формы:

покурить бы — I feel like smoking;

думается, что — I think;

есть охота — I am hungry;

холодает — It's getting cold;

мне холодно — I am cold;

мне не спится — I don't feel like sleeping;

тебя ранило? — are you wounded?

В английском языке человек («Я» с большой буквы) берет на себя и действие, и ответственность за него. В русском языке и действия, и от­ветственность безличны, индивидуум растворен в коллективе, в приро­де, в стихии, в неизвестных, необозначенных силах.

Обратимся к лексике.

¹⁵ Именно так поста­вил вопрос финский лингвист А. Мустайоки в пленарном док­ладе на тему: «Отра­жает ли русская грамматика русскую ментальность?», про­читанном на IX Меж­дународном Конг­рессе МАПРЯЛ в Бра­тиславе в августе 1999 года.

¹⁶ 3. Трестерова. Не­которые особеннос­ти русского ментали­тета и их отражение в некоторых особен­ностях русского язы­ка // IX Междуна­родный Конгресс МАПРЯЛ. Русский язык, литература и культура на рубеже веков. Т. 2. Брати­слава, 1999, с. 179.

214

§3. Политическая корректность, или языковой такт

Осознавая интерес западной идеологии вообще и англоязычной в осо­бенности к отдельному человеку в сочетании с игнорированием коллек­тива как прямую противоположность принципам русского мира, легко понять, почему именно в мире английского языка возникла и разви­лась мощная культурно-поведенческая и языковая тенденция, полу­чившая название «политической корректности» (Political correctness — PC).

Эта тенденция родилась более 20 лет назад в связи с «восстанием» африканцев, возмущенных «расизмом английского языка» и потребо­вавших его «дерасиализации» — «deracialization» (см. выше о работе Али Мазруи).

Политическая корректность требует убрать из языка все те языко­вые единицы, которые задевают чувства, достоинство индивидуума, вернее, найти для них соответствующие нейтральные или положитель­ные эвфемизмы. Неудивительно, что это движение, не имеющее рав­ных по размаху и достигнутым успехам в мировой лингвистической ис­тории, началось именно в США. Английский язык как язык мирового общения, международного и межкультурного, используется как сред­ство коммуникации представителями разных народов и разных рас. Вот почему эти народы и расы предъявляют к нему свои требования. США же — особая страна, население которой состоит из представителей самых разных народов и рас, и поэтому межнациональные, межкуль­турные и межэтнические проблемы здесь стоят особенно остро.

К тому же «культ отдельной личности», культ индивидуализма в этой стране, претендующей на удовлетворение извечной человеческой меч­ты о свободной и счастливой жизни и привлекающей всех недоволь­ных, отчаявшихся воплотить эту мечту на родине, — этот культ, по вполне очевидным причинам, достиг апогея и составляет главный стержень идеологии, а значит, всех государственных систем — экономической, политической, культурной.

Итак, языковая корректность. В основе ее — весьма положительное старание не обидеть, не задеть чувства человека, сохранить его досто­инство, хорошее настроение, здоровье, жизнь. Сама идея — замечатель­ная, ее можно только всячески поддерживать. Термин политическая корректность представляется неудачным из-за слова политическая, подчеркивающего рациональный выбор по политическим (а значит, неискренним) мотивам в противоположность искренней заботе о чело­веческих чувствах, стремлении к тактичности, к языковому проявлению хорошего отношения к людям.

Попытка ввести термин языковой такт (linguistic tact)¹⁷, по понят­ным причинам, не имела успеха: мы подоспели со своими поправками, когда движение достигло мирового размаха и термин стал привычным, устойчивым и заимствованным другими языками.

¹⁷ См.: S. Ter-Minasova. Language, Linguistics and Life (A View from Russia). Moscow, 1996, p. 120-122.

215

Политическая корректность языка выражается в стремлении най­ти новые способы языкового выражения взамен тех, которые заде­вают чувства и достоинства индивидуума, ущемляют его человече­ские права привычной языковой бестактностью и/или прямолиней­ностью в отношении расовой и половой принадлежности, возрас­та, состояния здоровья, социального статуса, внешнего вида и т. п.

Началось это движение, как уже было сказано, с африканских пользо­вателей английским языком, возмутившихся негативными коннотация­ми метафорики слова black [черный]. Оно немедленно и очень активно было подхвачено феминистскими движениями, боровшимися за права женщин в современном обществе. Вот примеры тех изменений, кото­рые претерпели «расистские» слова и словосочетания в связи с тен­денцией к политической корректности:

Negro > coloured > black > African American/Afro-American [негр > цвет­ной > черный > африканский американец/афроамериканец];

Red Indians > Native Americans [краснокожие индейцы > коренные

жители].

Феминистские движения одержали крупные победы на разных уров­нях языка и практически во всех вариантах английского языка, начав­шись в американском. Так, обращение Ms пo аналогии с Mr [мистер] не дискриминирует женщину, поскольку не определяет ее как замужнюю (Mrs [миссис]) или незамужнюю (Miss [мисс]). Оно успешно внедрилось в официальный английский язык и прокладывает себе дорогу в разго­ворный.

«Сексистские» морфемы, указывающие на половую принадлежность человека, вроде суффикса -man (chairman [председатель], businessman [бизнесмен], salesman [торговец]) или -ess (stuardess [стюардесса]), вытесняются из языка вместе со словами, в состав которых они имели неосторожность войти. Такие слова заменяются другими, определяю­щими человека безотносительно к полу:

chairman [председатель] > chairperson; spokesman [делегат] > spokesperson;

cameraman [оператор] > camera operator,

foreman [начальник] > supervisor;

fireman [пожарник] > fire fighter;

postman [почтальон] > mail carrier;

businessman [бизнесмен] > executive [исполнительный директор] или

параллельно — business woman;

stuardess [стюардесса] > flight attendant;

headmistress [директриса] > headteacher.

Слово women [женщины] все чаще пишется как womyn или wimmin, чтобы избежать ассоциаций с ненавистным сексистским суффиксом.

Традиционное употребление местоимений мужского рода (his [его], him [ему]) в тех случаях, когда пол существительного не указан или не­известен, практически уже вытеснено новыми способами языкового выражения — или his/her [его/ее], или множественным their [их]: everyone must do his duty > everyone must do his or her (his/her) duty>

216

everyone must do their duty [каждый должен выполнять свой (букв. его) долг > каждый/ая должен/должна выполнять свой (букв. его или ее, его/ее) долг > все должны выполнять свои (букв. их) обязанности]. Все чаще встречается в письменных текстах написание s/he [он/а] вме­сто he/she [он/она].

В современном английском детективном романе стремление избе­жать форм, указывающих на грамматический род, усиленное нежела­нием раскрыть пол преступника и ускорить догадку читателя этого де­тектива, приводит к столкновению подлежащего one person [один чело­век] с дополнением their guilty knowledge [их преступное знание]:

Не had no intention of telling anyone in Nightingale House where the tin had been found. But one person would know where it had been hid­den and with luck might inadvertently reveal their quilty knowledge ¹⁸.

Он не собирался никому рассказывать в Найтингейл Хаузе о том, где нашли жестянку. Но один человек знал, где она была спрятана, и при случае мог бы неумышленно раскрыть их преступное знание.

И в этом же романе: Everyone who should be in Nightingale House was in her room [Все, кому надлежало быть в Найтингейл Хаузе, находились в ее комнате].

Режущее глаз сочетание everyone [все; всякий, всякая, всякое] с her room [ее комната] оправдано тем, что все обитатели Найтингейл Хау­за — женщины.

В приводимых ниже примерах представлены разные группы соци­ально ущемленных людей, которых англоязычное общество старается уберечь от неприятных ощущений и обид, наносимых языком:

invalid > handicapped > disabled > differently-abled > physically challenged [инвалид > с физическими/умственными недостатками > покалеченный > с иными возможностями > человек, преодолеваю­щий трудности из-за своего физического состояния]; retarded children > children with learning difficulties [умственно отста­лые дети > дети, испытывающие трудности при обучении]; old age pensioners > senior citizens [пожилые пенсионеры > старшие граждане];

poor > disadvantaged > economically disadvantaged [бедные > лишен­ные возможностей (преимуществ) > экономически ущемленные]; unemployed > unwaged [безработные > не получающие зарплаты]; slums > substandard housing [трущобы > жилье, не отвечающее стан­дартам];

bin man > refuse collectors [человек, роющийся в помойках > собира­тель вещей, от которых отказались];

natives > indigenious population [местное население > исконное на­селение];

foreigners > aliens, newcomers [иностранцы > незнакомцы; приезжие, нездешние];

foreign languages > modern languages [иностранные языки > совре­менные языки];

short people > vertically challenged people [люди низкого роста >люди, преодолевающие трудности из-за своих вертикальных пропорций];

¹⁸ P. D. James. Shroud for a Nightingale. London, 1989, p. 192.

217

fat people > horizontally challenged people [полные люди > люди, пре­одолевающие трудности из-за своих горизонтальных пропорций]; third world countries > emerging nations [страны третьего мира > воз­никающие нации];

collateral damage > civilians killed accidentally by military action [со­путствующие потери > гражданские лица, случайно убитые во время военных действий];

killing the enemy > servicing the target [уничтожение врага > попада­ние в цель].

Для того чтобы избежать антропоцентризма по отношению к живо­му миру и подчеркнуть наше биологически равноправное сосущество­вание на одной планете с представителями этого мира, слово pets [до­машние животные], предполагающее человека как хозяина или владель­ца, заменяется словосочетанием animal companions [компаньоны-жи­вотные], house plants > botanical companions [домашние растения > ком­паньоны-растения], а предметы неодушевленного мира — mineral companions [компаньоны-минералы].

Политически некорректно предпочитать красивое, приятное некра­сивому и неприятному. Этот вид политически некорректного поведе­ния получил название lookism (от look 'смотреть, проверять') — favouring the attractive over less attractive [предпочтение более привлекательно­го менее привлекательному]. (По-видимому, самый главный — и худ­ший! — lookist был «великий эстет» Оскар Уайльд с его эстетическими принципами поклонения Прекрасному.)

Стремительно распространяясь, политическая корректность доходит до крайностей (например, требуя заменить history [история] на herstory), становится предметом насмешек, развлечения, юмора. В результате эффект «корректности» снижается, иногда получается обратный, пря­мо противоположный.

Джеймс Финн Гарднер, писатель и актер из Чикаго, переписал самые популярные сказки политически корректным языком, и его книга «Politically Correct Bedtime Stories», изданная одновременно в Нью-Йор­ке, Торонто, Оксфорде, Сингапуре и Сиднее, немедленно стала бестсел­лером номер один ¹⁹.

В предисловии к этой книге автор оговаривается, боясь обвинений в нарушении политической корректности (но и здесь не удержавшись от юмора):

«If, through omission or commission, I have inadvertently dis­played any sexist racist, cultura list nationalist, regionalist, ageist, lookist,

ableist sizeist, speciesist, intellectualist, socioeconomicist, ethnocentrist,phallocentrist heteropatriarchialist, or other type of bias, as yet un­named, I apologize and encourage your suggestions for rectification».

Если по причине недосмотра или пристрастия я неумышленно проявил какие-то сексистские, расистские, культуралистские, националистские, регионалистские, «лукистские», социально-экономистские, этноцент­ристские, фаллоцентристские, гетеропатриархалистские взгляды, а также любые другие, не упомянутые мною предрассудки, касающие­ся возможностей, размеров, рода, умственных способностей, я прино­шу свои извинения и призываю всех предлагать мне свои уточнения.

Отрывки из этих «политически корректных» сказок не нуждаются в комментариях, они иллюстрируют тенденцию последовательной поли­тической корректности, доведенной до абсурда.

¹⁹ J. F. Gardner. Politically Correct Bedtime Stories. New York, Toronto, Oxford, Singapore, Sydney, 1994.

218

The Three Little Pigs

Once there were three little pigs who lived together in mutual respect and in harmony with their environ­ment. Using materials which were indigenous to the area, they each built a beautiful house... One day, along came a big, bad wolf with expansionist ideas. He saw the pigs and grew very hungry in both a phys­ical and ideological sense. When the pigs saw the wolf, they run into the house of straw. The wolf ran up to the house and banged on the door, sho­uting, «Little pigs, little pigs, let me in!»

The pigs shouted back, «Your gun­boat tactics hold no fear for pigs defending their homes and cul­ture».

But the wolf wasn't to be denied what he thought was his manifest destiny. So he huffed and puffed and blew down the house of straw. The frightened pigs ran to the house of sticks, with the wolf in hot pursuit. Where the house of straw had stood, other wolves bought up the land and started a banana plantation.

At the house of sticks, the wolf again banged on the door and sho­uted, «Little pigs, little pigs, let me in!»

The pigs shouted back, «Go to hell, you carnivorous, imperialistic oppres­sor!»

At this, the wolf chuckled conde­scendingly. He thought to himself: «They are so childlike in their ways. It will be a shame to see them go, but progress cannot be stopped».

So the wolf huffed and puffed and blew down the house of sticks. The pigs ran to the house of bricks, with the wolf close at their heels. Whe­re the house of sticks stood, other wolves built a time-share condo resort complex for vacationing wolves, with each unit a fiberglass reconstruction of the house of sticks, as well as native curio shops, snorkeling, and dolphin shows.

Три поросенка

Жили-были три поросенка, во взаимном понимании и полной гармо­нии с окружающей средой. Используя природные материалы своего края, каждый из них построил себе по чудному домику... Однажды к ним пришел огромный, злой волк с экспансионистскими идеями. Он увидел поросят и сразу проголодался — и физиологически, и идеологически. Увидев волка, поросята спрятались в соломенном домике. Волк подбежал к домику и стал колотить в дверь, крича: «Поросята, поросята, впустите меня!»

Поросята закричали в ответ: «Твоя интервентская тактика не напугает поросят, защищающих свое жилье и свою культуру!» Но волк не намеревался лишиться того, что он явно считал своей судь­бой. Он дул-дул, пыхтел-пыхтел и сдул соломенный домик. Напуганные поросята, преследуемые волком по пятам, перебежали в домик из хво­роста. То место, где раньше стоял домик из соломы, выкупили другие волки и основали там банановую плантацию. У домика из хвороста волк опять стал колотить в дверь и кричать: «Поросята, поросята, впустите меня!»

Поросята закричали в ответ: «Убирайся к черту, плотоядный притесни­тель-империалист!»

Волк снисходительно хмыкнул. Про себя он подумал: «У них такие детские замашки! Очень жаль, что они исчезнут, но прогресс не оста­новить».

И волк дул-дул, пыхтел-пыхтел и сдул домик из хвороста. Поросята побежали к домику из кирпичей, а волк за ними по пятам. Там, где раньше был домик из хвороста, волки построили курортный комплекс тайм-шер для волков-отпускников, где каждый блок воспроизводил домик из хвороста, но на самом деле был изготовлен из стеклоткани, а также магазинчик местных редких вещиц, бассейн для подводного плаванья и шоу с дельфинами.

У кирпичного домика волк вновь заколотил в дверь и закричал: «Поросята, поросята, впустите меня!».

На этот раз поросята в ответ запели песни солидарности и написали протест в Организацию Объединенных Наций. К этому времени волк уже разозлился из-за отказа поросят посмот­реть на ситуацию с точки зрения хищника. И вот он опять дул-дул, пыхтел-пыхтел и вдруг схватился за грудь, упал и умер от обширного инфаркта в результате чрезмерного потребления пищи, содержащей повышенное количество жиров.

Три поросенка возрадовались тому, что справедливость восторжест­вовала, и сплясали вокруг мертвого волка свой маленький танец. Следующей их целью было освободить свои земли. Они собрали целый отряд из поросят, которых прогнали с их родины. Новая брига­да свинистов с автоматами и ракетными орудиями атаковала курорт­ный комплекс и уничтожила злых волков-притеснителей, давая понять всему полушарию, что не стоит влезать в их внутренние дела. Затем поросята установили образцовую социалистическую демократию с бесплатным образованием, всеобщим здравоохранением и доступ­ным для каждого жильем.

Заметьте, пожалуйста: волк в этой истории — персонаж-метафора. Ни один волк не пострадал при написании этой сказки.

219

At the house of bricks, the wolf again banged on the door and shouted, «Little pigs, little pigs, let me in!»

This time in response, the pigs sang songs of solidarity and wrote letters of protest to the United Nations.

By now the wolf was getting angry at the pigs' refusal to see the situation from the carnivore's point of view. So he huffed and puffed, and huffed and puffed, then grabbed his chest and fell over dead from a massive heart attack brought on from eating too many fatty foods.

The three little pigs rejoiced that justice had triumphed and did a little dance around the corpse of the wolf. Their next step was to liberate their homeland. They gathered together a band of other pigs who had been forced off their lands. This new brigade of porcinistas attacked the resort complex with machine guns and rocket launchers and slaughtered the cruel wolf-oppressors, sending a clear signal to the rest of the hemisphere not to meddle in their internal affairs. Then the pigs set up a model socialist democracy with free education, universal health care, and affordable housing for every­one.

Please note: The wolf in this story was a metaphorical construct. No actu­al wolves were harmed in the writing of the story.

Snow White

Once there was a young princess who was not at all unpleasant to look at

and had a temperament that many found to be more pleasant than most other people's. Her nickname was Snow White, indicating of the discrim­inatory notions of associating pleas­ant or attractive qualities with light, and unpleasant or unattractive qual­ities with darkness. Thus, at an early age Snow While was an unwitting if fortunate target for this type of colorist thinking.

Белоснежка

Жила-была одна молоденькая принцесса, которая была вовсе не не­приятна на вид, и характер у нее был такой, что многие признавали его лучшим, чем у других. Ее называли Белоснежкой, что указывает на укоренившееся дискриминационное предубеждение — ассоциировать приятные или привлекательные свойства со светом, а неприятные или непривлекательные качества — с темнотой. Таким образом, с раннего возраста Белоснежка была невольной, хоть и удачливой мишенью для подобного мышления — дискриминации по цвету кожи.

Cinderella

There once lived a young wommon named Cinderella, whose natural birth-mother had died when Cinderella was but a child. A few years after, her fa­ther married a widow with two older daughters. Cinderella's mother-of-step treated her very cruelly, and her sisters-of-step made her work very hard, as if she were their own person­al unpaid laborer.

One day an invitation arrived at their house. The prince was cele­brating his exploitation of the dis­possessed and marginalized pe­asantry by throwing a fancy dress ball. Cinderella's sisters-of-step were

very excited to be invited to the palace. They began to plan the expensive clothes they would use to alter and enslave their natural body images to emulate an unrealistic standard of feminine beauty. (It was especially unrealistic in their case, as they were differently visaged enough to stop a dock.) Her mother-of-step also planned to go to the ball, so Cinderella was working harder than a dog (an appropriate if unfortunately speciesest meta­phor).

Золушка

Жила-была молодая женщина по имени Золушка, чья природная мать умерла, когда Золушка была еще ребенком. Несколько лет спустя ее отец женился на вдове с двумя более взрослыми дочерьми. Мачеха Золушки обращалась с ней очень жестоко, а сводные сестры заставля­ли ее трудиться до седьмого пота, как будто она была их личным не­оплачиваемым работником.

Однажды в дом прислали приглашение. Принц решил в честь эксплуа­тации неимущего и маргинального крестьянства устроить бал-карна­вал. Сводных сестер Золушки очень взволновало это приглашение во дворец. Они стали обдумывать дорогие наряды, для того чтобы изменить свой природный образ в подражание реально не существую­щему стандарту женской красоты. (Это было особенно нереально в их случае, так как они были столь нестандартной внешности, что от их вида могли остановиться часы.) Ее мачеха тоже собиралась поехать на бал, так что Золушке пришлось вертеться как белке в колесе (под­ходящая метафора, но, к сожалению, некорректная по отношению к виду животных).

220

Jack and the Beanstalk

Once upon a time, on a little farm, there lived a boy named Jack. He lived on farm with his mother, and they were very excluded from the nor­mal circles of economic activity. This cruel reality kept them in straits of direness, until one day Jack's moth­er told him to take the family cow into town and sell it for as much as he could.

Never mind the thousands of gal­lons of milk they had stolen from her! Never mind the hours of pleasure their animal companion had provided! And forget about the manure they had ap­propriated for their garden! She was now just another piece of property to them. Jack, who didn't realize that nonhuman animal have as many rights as human animals — perhaps even more — did as his mother asked.

On his way to town, Jack met an old magic vegetarian, who warned Jack of the dangers of eating beef and dairy products.

Джек и бобовое дерево

Давным-давно на маленькой ферме жил маленький мальчик по имени Джек. На ферме он жил со своей мамой, и они были исключены из обычных сфер экономической активности. Эта жестокая реальность постоянно держала их в стесненных обстоятельствах, пока как-то од­нажды мать Джека не попросила его отвести их корову в город и про­дать ее как можно дороже.

Забыты литры молока, которые они украли у нее! Забыты часы удо­вольствия, которые доставляло им их верное животное! Забыт и навоз, которым они удобряли свой сад! Теперь корова для них лишь часть их собственности. Джек, который не понимал, что просто животные наде­лены столькими же правами, что и животные-люди, — а может, и большим количеством прав, — сделал, как велела ему мать. По пути в город он встретил старого волшебника-вегетерианца, кото­рый рассказал Джеку об опасностях, с которыми можно столкнуться, если есть говядину и молочные продукты.

Приведенные тексты не нуждаются в комментариях. Обратим вни­мание лишь на несколько «политически корректных» исправлений при­вычных слов.

Слова Snow White и Белоснежна политически некорректны в обоих языках (и в английском, и в русском), потому что имеют white и бело- и таким образом внушают расистскую идею, что «белый» — это хорошо, положительно, а «черный» — плохо, отрицательно.

Вместо привычного very poor [очень бедный] в описании Джека и его матери читаем very excluded from the normal circles of economic activi­ty [исключены из сфер обычной экономической активности]. В дру­гой сказке вместо very poor приводится обычный политически коррект­ный вариант — very economically disadvantaged [экономически ущем­ленный].

В сказке о трех козлятах самый маленький (the smallest) описывает­ся так: this goat was the least chronologically accomplished of the siblings and thus had achieved the least superiority in size [этот козленок хроноло­гически был наименее развитым из всех братьев и поэтому не добился преимущества в размере]».

221

Некрасивые сестры Золушки были differently visaged [нестандартной внешности], а красивая Белоснежка описана по законам «недооцен­ки» — understatement: not at all unpleasant to look at [вовсе не непри­ятная на вид]. И в корзине у Красной Шапочки, разумеется, не было политически некорректных пирожков и масла. Это была a basket of fresh fruit and mineral water [корзиночка с фруктами и минеральной водой] по вполне очевидным причинам, которые Красная Шапочка не преми­нула объяснить бабушке: Red Riding Hood entered the cottage and said: «Grandma, I have brought you some fat-free, sodium-free snacks» [Красная Шапочка вош­ла в дом и сказала: «Бабушка, я принесла тебе обез­жиренные гостинцы, не содержащие нитратов»].

Политическая корректность как направление развития языка вызывала много вопросов, критики, сомнений. Бесспорно, что в живом языке все попыт­ки создать стилистически нейтральные «заповедни­ки» разбиваются о способность слов приобретать в новых условиях новые коннотации, часто негатив­ные.

Своеобразный эксперимент такого рода был про­делан в лингвистической школе профессора 0. С. Ахмановой, выдающегося советского лингвис­та международного уровня. В лингводидактических и лингвопрагматических целях О. С. Ахманова и ее ученики (к числу которых автор этих строк с гордо­стью принадлежит) разработали учебный вариант английского языка — «The English We Use». Принципы выделения этого варианта представ­лены в известной книге 0. С. Ахмановой и Р. Идзелиса «What is the English We Use?»²⁰, в докторской диссертации И. М. Магидовой ²¹ и в мно­гочисленных диссертациях и публикациях членов лингвистической школы Ахмановой.

В качестве предмета изучения английский язык как иностранный представлен двумя разновидностями: 1) The English We Speak About, то есть тот английский язык, который ориентирован на навыки узнавания (recognition skills) — чтение и восприятие на слух; 2) The English We Use — английский язык, направленный на развитие навыков речепро­изводства (production skills) — письмо и говорение. В основе этого варианта учебного английского языка (прагмалингвистического стиля, по терминологии И. М. Магидовой) лежат моделированные тексты. Мо­делированный текст — это такой текст, из которого, по научно разра­ботанным принципам, изъято все, что не может быть скопировано, зау­чено и употреблено иностранным учащимся; в нем каждое слово, каж­дое словосочетание, каждая грамматическая форма (а в устном виде — каждый звук) — образец для подражания, то есть язык представлен в самой чистой и правильной с точки зрения современных норм форме. Эти два основных «подвида» — язык, о котором мы говорим, и язык, на котором мы говорим, — коррелируют соответственно с двумя основ-

²⁰ 0. Akhmanovo, R. F. Idzelis. What is the English We Use? Moscow, 1978. ²¹ И. М. Магидова. Теория и практика прагмалингвистиче­ского регистра английской речи. Докт. дисс. М., 1989.

222

ными функциональными стилями (художественным и научным), отра­жающими две важнейшие функции языка — воздействие и сообщение.

The English We Use, «английский, который мы употребляем», — это учебный вариант английского как иностранного, это абсолютно нейт­ральный стилистически, научно стерилизованный, «безопасный» для иностранцев язык учебников, лингафонных курсов и т. п., нацеленных на обучение активному владению языком, на производство речи — ус­тной и письменной. В 70-80-е годы кафедра английского языка фило­логического факультета МГУ издала множество учебных пособий по лингвистике и общей филологии, написанных на этой разновидности языка. Идея, как и в случае с политической корректностью, была абсо­лютно правильная, благородная (уберечь учащихся от глупых и слож­ных ситуаций, в которые можно попасть, взяв за образец английский, который мы должны понимать, о котором мы, иностранцы, можем и дол­жны говорить, но не использовать его в собственной речи), научно обо­снованная, но живой язык сломал рамки заповедника. Стилистически выверенные, абсолютно нейтральные фразы стали превращаться в ко­довый язык кафедры, обросли коннотациями, их употребление стало производить нарочитый, часто комический эффект.

Особо избитые, ключевые фразы типа «the problem has not received all the attention it deserves» [проблема не была исследована с долж­ным вниманием], произносимые с одинаковой заученной интонацией, стали вызывать иронию, усмешку, восприниматься как развлечение, тай­ный общий код. Это отнюдь не означает, что нужно отказаться от идеи, поскольку идея — правильная. Это означает, что ее надо модифициро­вать, представить более гибко, не загоняя лексику в жесткие рамки «за­поведника», соблюдая чувство меры и не ускоряя внедрение новых форм.

Политическая корректность языка направлена на то, чтобы обере­гать права и достоинства индивидуума, и поэтому нельзя допустить, что­бы она себя дискредитировала крайностями или выродилась в свою противоположность, став средством лакировки, завуалирования вся­кого рода человеческих проблем, красивой упаковкой горького, гряз­ного, гнилого продукта. Такого рода обвинения в адрес политической корректности уже формулируются в общественной и научной прессе. По словам С. С. Аверинцева, Умберто Эко считает политическую коррект­ность главным врагом толерантности сегодня.

В результате постоянного интереса к человеческой личности как Центру западной идеологии, на который направлены усилия и полити­ки, и экономики, и культуры, английский язык и добрее, и гуманнее, и вежливее к человеку, чем — увы! — русский язык. С нашей идеологи­ей коллективизма и игнорирования индивидуализма (само это слово имеет в русском языке негативные коннотации) трудно ожидать чего-то другого. Русский язык, как правило, не обременяет себя соображе­ниями гуманности и чуткости по отношению к отдельному человеку.

Так, мой ровесник и коллега, профессор истории из США Питер Запп, получил по достижении определенного возраста так называемый golden

223

passport — «золотой паспорт», дающий ему «за выслугу лет» много мо­ральных и материальных льгот. Я в возрасте 55 лет также получила ана­логичный документ — пенсионное удостоверение, первая строчка ко­торого извещает всех интересующихся этим документом: «пенсия на­значена по старости». Этот документ тоже предоставил мне много льгот (бесплатный проезд на общественном транспорте по Москве, например), но прямота формулировки и полное отсутствие всякого намека на по­литическую корректность надолго испортили настроение.

Еще пример. В МГУ пересматривались зарплаты и должности сотруд­ников. В результате этой кампании моя коллега, работавшая на истори­ческом факультете МГУ старшим редактором, получила должность «ис­торика третьего разряда». Увеличение зарплаты ее мало утешило: не­корректное название новой должности («третий разряд» звучало как «третий сорт») огорчило ее до слез.

Английский язык проявляет заботу о человеке, избегая «негативных» антонимов в парах: good — bad [хорошо — плохо], present — absent [присутствовует — отсутствует]. В старейшей и известнейшей школе английского языка как иностранного International House при проверке письменных работ учащихся антонимом слова good стало не bad, как можно было ожидать, а словосочетание to think about [подумать о], после чего перечислялись недостатки работы. В таком психологически тон­ком деле, как преподавание иностранных языков, нужно быть особен­но внимательными и чуткими к учащимся, чтобы не отпугнуть их от пред­мета изучения, не углубить неизбежных комплексов, чувства неуверен­ности и страха при вступлении на территорию чужого языка, чужой куль­туры, чужого мира. Приглашение подумать о, to think about ободряет идти дальше по трудному пути.

В англоязычных официальных документах: протоколах разного рода заседаний комитетов, ассоциаций, конференций — после перечисле­ния участников под словом present, соответствующего русскому присут­ствовали, вместо ожидаемого absent 'отсутствовали' употребляется «ан­тоним» apologies, то есть 'прислали извинения в связи со своим отсут­ствием'. Даже если Вы не прислали никаких извинений и вообще про­игнорировали это заседание, английский язык представит Вас макси­мально вежливо и культурно.

Русский язык такого уровня изящества еще не достиг, хотя «влияние Запада» (на этот раз, для разнообразия, благоприятное) уже дает о себе знать. Так, говоря об отзыве оппонента на защите диссертации, доцент факультета иностранных языков Е. В. Маринина сказала: «В отзыве были отражены и позитивные, и спорные стороны моей работы», избежав очевидного антонима негативные.

Русский язык советского времени, отражая идеологию полного под­чинения интересов отдельного человека интересам коллектива, не снис­ходил до выражения заботливого, теплого отношения к человеку. От­ношения учитель — ученик, врач — пациент, офицер — солдат тради­ционно строились на приказах, командах, предполагающих беспрекос­ловное выполнение. Приведу только один пример. В студенческом ка-

пустнике филологического факультета МГУ в 60-е годы была сцена об­суждения школьного урока методистом — руководителем студенческой педагогической практики:

практикантка. Ну как?

методист. Хорошо!

практикантка. А мне так страшно было!

методист. Только говорить школьникам «спасибо» и «пожалуй­ста» — непедагогично.

В «женском вопросе» русский язык, до которого пока не добрался феминизм, все еще стоит на позициях «мужского шовинизма»: мужчи­ны в русском языке женятся или берут в жены, а женщины — выходят замуж, то есть прячутся за мужа.

Постсоветский русский, разумеется, претерпевает радикальные из­менения, в первую очередь в связи с радикальной переменой идеоло­гии (см. следующую главу). Однако «политическая корректность» как мощное языковое движение еще только зарождается и пока что раз­вивается по линии эвфемизмов. Так, аборт рекламируется как преры­вание беременности. Горьковские босяки были вытеснены в 20-30-е годы бездомными и беспризорниками, затем эти слова выпали из обо­рота вместе с явлением, ушедшим из жизни, а в постсоветской России, когда явление не просто вернулось, а расцвело пышным цветом, вошел в употребление милицейский термин бомж (сокращение от без опреде­ленного места жительства) и производные от него бомжиха, бомжевать и т. п.

Итак, сопоставление двух языков отчетливо демонстрирует подчер­кнутую вежливость, заботливое, чуткое отношение к человеку со сто­роны английского языка, и игнорирование, в соответствии с противо­положной идеологией, этого аспекта со стороны русского языка.

Однако изучение более обширного материала английского языка в этом плане раскрывает подлинные корни и идеологии, и соответствую­щей реакции языка. В подавляющем большинстве корректность анг­лийского языка вызвана коммерческими мотивами. В центре идеоло­гии Запада оказывается, таким образом, человек, рассматриваемый как потенциальный клиент, покупатель, пассажир, абонент. И этого клиен­та (покупателя и т. д.) надо привлечь, обласкать, не спугнуть, побудить сделать, купить, продать то, что нужно компании, магазину, организа­ции.

Это коммерческая корректность и коммерческая забота о челове­ке-клиенте. В этом вопросе английский язык достиг высокого мастер­ства. Так, пассажиры разных видов транспорта делятся на 1) first class [первый класс] — это престижно, первый класс возвышает человека в собственных и чужих глазах; 2) business (dub) class [бизнес-класс (клуб)] — тоже избранные, но рангом чуть пониже, и билеты, соответ­ственно, дешевле; 3) все остальные, но, конечно, не второй класс. Второй класс вообще не существует. Клиенту не нравится быть человеком второго класса или сорта. Поэтому у пассажиров самолета не первый и не бизнес-класс называется economy class [экономический класс] (эко-

224

номным быть не зазорно, даже похвально), а у пассажиров железнодо­рожного транспорта — standard class [стандартный класс]. Standard — это хорошо, это, как все, стандартно. Однако в самолете, чтобы не за­деть чувств пассажиров непервого класса и не потерять клиентов, на салоне первого класса пишут: First cabin customers [Пассажиры первого класса].

Для того чтобы привлечь, а вернее, не оттолкнуть покупательниц больших размеров, владельцы и директора магазинов проявляют изоб­ретательность в придумывании приятных, комплиментарных, привле­кательных вывесок: BIB — сокращенно от Big Is Beautiful [Большое — это великолепно]; Renoir Collection [ренуаровская коллекция]. Все точ­но продумано: ренуаровские женщины — розовые, нежные, приятно округлые. «Рубенсовская коллекция» звучала бы гораздо менее при­влекательно.

Телефонный тариф классифицируется также с учетом «чувств» кли­ента. Он может быть cheap [дешевый]. Это хорошо для клиента, выгод­но, клиент доволен. Следующий разряд — дороже — называется все тем же удобным нейтральным словом standard [стандартный]. Наконец, максимальный по дороговизне разряд должен был бы, как антоним cheap, называться expensive [дорогой]. Но, разумеется, это коммерчес­ки некорректно, слишком прямо, слишком «в лоб». И самое дорогое те­лефонное время называется peak [пик].

Стиральные порошки продаются в трех упаковках: small [маленькая], medium [средняя], но вместо пугающего large [большая] используется гораздо более «корректное» и приятное слово family [семейная] или Jumbo [Джамбо] — по имени милого мультипликационного слоненка.

Даже зубные щетки продаются очень деликатно: for small teeth — для маленьких зубов, for standard teeth — для стандартных зубов, а боль­ших зубов у носителей английского языка не бывает — это не соответ­ствует представлениям о красоте лица, поэтому следующий, последний размер называется for regular teeth — для обычных, нормальных, пра­вильных зубов, именно так переводится слово regular.

И сигарет не бывает ни big, ни large — ни больших, ни крупных раз­меров. Это было бы как-то слишком прямолинейно. Сигареты бывают King size — королевского размера.

Все слова, которые могут привлечь покупателя при описании това­ра: натуральная кожа — real, genuine, natural leather, при описании обуви или одежды обязательно будут упомянуты. Однако не натураль­ная кожа только по-русски так будет называться: искусственная, син­тетическая, кожезаменитель. Английский язык не допускает ни artificial, ни synthetic. Антоним натуральной кожи даже и не переводит­ся на русский язык: man-made — буквально 'сделанный человеком'.

Русские продукты маркированы без всякой коммерческой коррект­ности: Годен до и дальше дата. И подразумевается: а потом — негоден. И покупатель не купит этот продукт на следующий день после срока годности. Английский язык выражается очень аккуратно и не так кате­горично: Best before [Лучше всего употребить до] — и дата. Но это —

best, превосходная степень, не исключающая годности, когда better [лучше], сравнительная степень, а потом еще некоторое время может быть просто good [хорошо] — положительная степень.

Итак, повышенная корректность английского языка, его вежливость и заботливое отношение к индивидууму обусловлены следующими фак­торами:

1) высоким уровнем социальной культуры и хорошими традициями общественного поведения;

2) идеологией и менталитетом общества, провозгласившего культ отдельной личности и устоев ее индивидуального мира (privacy) — в противоположность идеологии Советской России, сосредоточенной на общих интересах народа, коллектива;

3) коммерческим интересом к человеку как к потенциальному кли­енту.

Знание социокультурного, идеологического компонента чрезвычай­но важно для изучающих иностранные языки, для правильной и эф­фективной речевой коммуникации. Так, например, для русского мента­литета характерно нормальное отношение к людям, определенная ис­кренность реакций, эмоциональность, сентиментальность.

В результате на самый распространенный вопрос общения: How are you? [Как поживаете?] русскоязычный, изучающий английский язык, как правило, начинает давать подробный, часто пространный ответ, описы­вая свое здоровье, семейные обстоятельства, успехи или неприятности на работе, в то время как английский язык, в соответствии с требовани­ями культуры, национального характера и менталитета, допускает прак­тически только один ответ: «Fine, thank you [Спасибо, хорошо]», даже если говорящий глубоко несчастлив или на пороге смерти. How are you? — пустая формула общения, за ней не стоит реальный интерес к личности собеседника, это формальное признание контакта.

Без знания культурно-речевых традиций каждого из народов и каж­дого из языков межкультурная коммуникация не происходит, а имеет место конфликт культур. Иностранцы недоумевают: зачем эти простран­ные ответы русских, русские обижаются на пренебрежение иностран­цев. Вот как объясняет эту коллизию А. В. Павловская: «Чувство брат­ства и коллективизма породило множество других особенностей наци­онального характера русских. Отношения между людьми в России но­сят неформальный характер, и понятие дружбы ценится очень высоко. Будьте готовы к тому, что на обычный вопрос „как дела?" вы получите от русского знакомого подробный отчет. Формальность иностранцев в Данном случае часто обижает русских. Г. Волчек, известный режиссер московского театра „Современник", рассказывала, как, находясь в Америке, она провела своеобразный эксперимент. На вопрос „How are you?" Поспешно выпалила: „У меня муж утопился". На что услышала обычное »Рада слышать". Важна не столько достоверность истории, сколько сам факт обиды известного человека, много путешествующего за границей, образованного и начитанного, но реагирующего на ситуацию в соответствии с особенностями русской традиции» ²².

²² А. В. Павловская. Как делать бизнес в России. Путеводи­тель для деловых лю­дей. (В печати).

Русский язык более прямолинеен и категоричен, поэтому изучаю­щие английский язык обычно совершают социокультурную ошибку, ре­гулярно пользуясь словосочетанием of course [конечно]. По-русски это звучит вполне приемлемо и энергично как ответ на вопрос, просьбу и т. д. Для англоязычного общества of course — слишком категорично и имеет обидные оттенки: это так очевидно, неужели вы этого не пони­маете, неужели вы такой глупый, необразованный. Нужно быть очень осторожным с of course: социокультурные ошибки, напоминаем, воспри­нимаются гораздо более болезненно, чем собственно языковые.

Формальная вежливость — ярко выраженная черта англоязычного общества. На простой вопрос: «Tea or coffee? [Чаю или кофе?]» нельзя ответить просто «Tea [Чаю]», нужно обязательно всегда добавлять please: «Tea, please [Чаю, пожалуйста]». «Black or white? [Черный или с моло­ком?]» — «Black, please [Черный, пожалуйста]». В отрицательном от­вете надо добавить thank you [спасибо], но не пускаться в разъясне­ния. Например, на вопрос: «Sugar? [Сахар?]» надо ответить: «No, thank you [Нет, спасибо]». Это будет абсолютно по-английски: коротко, ясно и вежливо. Ответ же: «Thank you, but I don't eat sugar. They say, it is harmful [Спасибо, я не употребляю сахар. Говорят, это очень вредно]», несмотря на грамматическую и лексическую правильность, совершен­но не приемлем с точки зрения культуры и менталитета.

В проблемах межкультурного общения нет мелочей.

Глава 3. Перекрестки культур и культура перекрестков (Формирование личности посредством информативно-регуляторских текстов)

§1. Постановка проблемы

Из названия книги очевидно, что вся она посвящена межкультурной коммуникации, то есть перекресткам культур. Этот раздел не исклю­чение. Но главное в нем — не перекрестки культур, а культура пере­крестков. Помимо звонкого названия главы (хотя и отнюдь не ори­гинального: после «Грамматики поэзии и поэзии грамматики» Р. Якоб­сона эта модель неоднократно обыгрывалась), словосочетание куль­тура перекрестков привлекает внимание к той сфере взаимодействия языка и культуры, которая удивительно мало исследована, хотя ее влия­ние на формирование «человека общественного» трудно переоце­нить.

Эта сфера представлена различными словесными указаниями, кото­рые окружают человека в так называемом цивилизованном обществе в абсолютно непреложной прогрессии: чем выше «цивилизованность», тем больше слов.

В этой связи вспоминаются два высказывания. Одно — это первая строчка из неопубликованного стихотворения моего друга юности Али­ка Карельского (доктор филологических наук, профессор Альберт Вик­торович Карельский, литературный критик, переводчик, поэт, безвре­менно скончался в 1994 году):

«Человека всегда окружают слова: Иногда — как смола, иногда — как трава».

Второе — изречение классика немецкой литературы Э. Т. А. Гофма­на: «Чем больше культуры, тем меньше свободы» («Je mehr Kultur, desto weniger Freiheit»).

Так вот: человека всегда окружают слова, и чем больше слов, тем меньше свободы, но больше культуры. Слова и тексты, окружающие нас, все эти бесчисленные объявления, указатели, призывы, инструкции, постеры, плакаты не только регулируют наше поведение, определяют

229

каждый наш шаг, не только инфор­мируют, запрещают, разрешают, побуждают, предостерегают, про­сят, пугают, спасают и обнадежи­вают, но и определяют наш образ жизни, культуру, менталитет, наци­ональный характер, то есть форми­руют как определенный соци­альный мир, так и нас как личность, представляющую этот мир.

Действительно, наша обще­ственная жизнь, наше обществен­ное поведение и наш социальный «имидж» (как сейчас принято по-русски выражаться) в огромной, не осознаваемой нами до конца сте­пени определяются словесными правилами, которые говорят нам, что надо и что не надо делать в данном месте в данное время.

Таким образом, культура перекрестков — это метафора, раскрыва­ющая культурное воздействие информативно-регуляторской лексики на человека.

Этот слой языка чрезвычайно велик и разнообразен («чем больше культуры...»), поэтому в данной работе некоторые его виды будут лишь упомянуты — для полноты картины и для привлечения к ним внима­ния. На других можно будет остановиться подробно.

§2. Названия улиц

¹ A. Sinyavsky. Soviet Civilization. A Cultural History. New York, 1988, p. 190-196.

Итак, вы стоите на перекрестке. Первое, что вы увидите, — это назва­ния перекрещивающихся улиц.

Культурологическая семантика названий улиц и их влияние на формирование культурного фона и мировоззрения человека достаточно изучены специалистами по топонимике и настолько очевидны, что этот вопрос можно подробно не обсуждать. Остановимся на нем кратко.

История России в XX веке дает прекрасные (с точки зрения линг­вистической) и одновременно отвратительные (в плане культуры, эти­ки, морали) примеры в этой сфере. Революция 1917 года переиме­новала, по словам А. Синявского, весь мир: глава о советском языке в его книге имеет именно такой подзаголовок: «Переименованный мир» — «The Renamed World» ¹. Переименовывались города, области и, конеч­но, улицы.

Улицы получали названия, знаменующие события или реалии новой жизни, в первую очередь увековечивающие деятелей и героев револю-

ции — как русской, так и других народов. В результате сложился некий «обязательный набор» для населенных пунктов СССР: центральная ули­ца в абсолютном большинстве городов и поселений всех размеров — это улица Ленина. Центральная площадь — тоже, как правило, Ленина (и с памятником в центре), но возможны были и героически-возвышен­ные варианты: площадь Свободы, Победы. В каждом городе были (а во многих есть и сейчас) переименованные в первые годы советской вла­сти улицы Розы Люксембург, Карла Либкнехта, Урицкого, Маркса, Эн­гельса, иногда Маркса-Энгельса, Красноармейская, Советская.

По этому поводу было немало шуток: «Большая Пионерская, быв­шая Малая Дворянская», «тупик X партсъезда». Помню всеобщую нега­тивную реакцию, когда в 1967 году Манежную площадь в Москве пере­именовали в площадь 50-летия Октября.

Перестройка, то есть 90-е годы нашего века, вызвала пере-переименования: иногда восстановление старых названий (в том числе «Лу­бянка», приобретшая в советское время отрицательные коннотации: КГБ почему-то ассоциировалось с Лубянкой, а не с площадью Дзержинско­го), иногда введение новых.

Оба процесса — и переименования, и пере-переименования — несут значительную культурно-идеологическую нагрузку и, несомнен­но, создают определенный культурно-идеологический мир, опреде­ленную систему ценностей для тех поколений, которые приходят в этот мир без груза прошлых названий и, соответственно, прошлых миров и систем.

Процессы переименования интернациональны, не одна Россия гре­шит ими. Краткий визит на интереснейшую лингвистическую конфе­ренцию в Салоники дал следующий материал переименований, имев­ших место после провозглашения Греции республикой. Центральные улицы Салоников называются:Ethnikis aminis — Национальной оборо­ны (бывшая улица Королевы Софии), Ethnikis anoistasseos — Нацио­нального сопротивления, Angelaki — по имени военного генерала, Nikis — Победы, Tritis Septemvriou — Третьего сентября, Leoforos Stratou — Проспект Армии. В целом же названия улиц в Салониках уве­ковечивают имена святых, деятелей и героев Древней Греции и Визан­тии, события и героев борьбы за независимость Греции.

Интересный материал дают названия улиц в США. Эта уникальная по своей истории и по своему происхождению страна не росла постепен­но и не складывалась в течение многих сотен лет естественным путем. Европейские, азиатские и подавляющее большинство других стран росли в войнах, захватах, потерях, а потому стихийно и хаотично. США, в отли­чие от них, были построены (за какие-то двести с небольшим лет) людь­ми, которые приехали в Америку в поисках лучшей жизни, чем та, которую они оставили на родине. Отверженные, обиженные, разочаровав­шиеся, они поехали за «американской мечтой», поехали строить более Разумный, доброжелательный, справедливый и прекрасный мир, чем тот, Который их отверг, обидел, разочаровал. Вот почему названия улиц в Америке или 1) нарочито рациональны и прагматичны: пронумерован-

ные «стриты» и «авеню», как параллели и меридианы, сразу указывают на местоположение в мегаполисе; или 2) приятны на слух, поэтичны, привлекательны: Cherry Creek [Вишневый ручей]; Cherry Hill [Вишне­вый холм]; Birch Grove [Березовая роща]; Myrtle Ave [Миртовая аве­ню]; Cliffside Park [Скалистый парк]; Sunset Boulevard [бульвар Зака­тов] и т. п.

Вспоминается эпизод из нашей относительно недавней действи­тельности. Под Новосибирском построили Академгородок — город уче­ных, интеллигентов, интеллектуалов (представляющих почти исклю­чительно естественные, точные и технические науки). Эти романтики-идеалисты решили, что им все можно, и назвали главную улицу Ака­демгородка красиво и необычно: Золотая Долина (сразу вспомнилась Солнечная Долина в Америке с ее серенадами и т. п.). Но это было со­ветское время с его жесткой идеологией, порядком, своей системой ценностей. Поступило указание: переименовать главную улицу в ул. Ле­нина, как положено. Разразился скандал. Физики-математики бурно протестовали и отстояли Золотую Долину, но в несколько изуродован­ном виде. Компромисс, на который согласились официальные круги Новосибирска и жители Академгородка, выглядел и звучал неуклюже и громоздко: улица Золотодолинская (ср.: Красноармейская, Крестовоздвижвнская).

§3. Информативнорегулирующие указатели

На перекрестке со всех сторон вас окружают рекламы. Они кричат, бьют в глаза, заигрывают...

Язык рекламы изучен и непрерывно изучается и лингвистами, и куль­турологами, и специалистами по «связям с общественностью» (или про­сто, по-русски «паблик рилейшнз», сейчас все чаще — «пиар»). Здесь мы обсуждать язык не будем, а остановимся на гораздо более скучном, менее сочном, менее эффектном и искрометном, но значительно более распространенном, влиятельном и могущественном слое языка, кото­рый уже упоминался выше под скучным названием: информативно-регуляторская лексика.

Как уже было сказано, наше поведение в обществе регулируется большим и разнообразным набором указателей и объявлений. Инфор­мацию, которую получает человек из этих источников, можно класси­фицировать следующим образом:

1. Собственно информация

Английский язык: Entrance [Вход];

Enter (on the bus door) [Вход (на автобусной двери)]; Exit [Выход];

Outlet [Торговый центр]; Visitor's parking [Парковка для посетителей]; Made in USA [Сделано в США]; Operator will open the door [Дверь откроет оператор]; Shuttle doors close in order to proceed to green traffic signal [Двери ав­тобуса закрываются, чтобы автобус мог ехать на зеленый свет свето­фора];

Brief cases and packages are subject to inspection [Портфели и чемода­ны подлежат досмотру]. Русский язык: Вход; Выход;

Запасный выход;

Места для пассажиров с детьми и инвалидов; В кассе справок не дают.

2. Инструкция, то есть тот вид информации, который говорит, что надо делать, призывает к определенному действию.

Английский язык:

Use northern exit only [Пользуйтесь только северным выходом]; Approved or issued identification card must be displayed while in this building [Находясь в здании, необходимо предъявлять выданные удо­стоверения];

Pull handle to open the door in case of emergency only [Потяните за ручку, чтобы открыть дверь, только при крайней необходимости].

Русский язык:

Соблюдайте тишину; Закрывайте за собой дверь; Берегите лес от пожара; Берегите природу; Своевременно оплачивайте проезд.

3. Запрет, то есть тот вид информации, который сообщает, что катего­рически НЕ НАДО ДЕЛАТЬ

Английский язык:

No smoking [He курить];

It is illegal to smoke anywhere in this station [На этой станции в любом месте курение запрещено законом];

No smoking except in designated areas [Курение запрещено, за исклю­чением специально обозначенных мест]; No entrance [Нет входа];

Do not exit any time [He выходить без разрешения]; Keep out [He входить];

Fire door. Do not block [Пожарный выход. Не блокировать]; No parking [Парковка запрещена];

Do not trespass on the railway [На железнодорожные пути не выхо­дить];

233

Русский язык:

Не курить;

Не сорить;

По газонам не ходить;

Купание запрещено;

Не влезай — убьет;

Не прислоняться;

Не входить;

Посторонним вход воспрещен;

Нет выхода.

4. Предупреждение, то есть такой вид информации который хотя и мяг­че, чем запрет, но имеет оттенок угрозы Английский язык:

There is a ... penalty for deliberate misuse [За преднамеренное нару­шение предусмотрено наказание];

Trespassing will be prosecuted [Посторонним вход воспрещен]; Obstructing the door can be dangerous [Заслонять дверь опасно]; Anyone interfering with the driver of this bus will be prosecuted [Отвле­чение внимания водителя автобуса преследуется по закону]; Tow-away area [Зона буксировки].

Русский язык:

Осторожно — злая собака,

Осторожно — окрашено.

Рассмотрим сначала материал английского языка. Общество, в цент­ре идеологии которого оказался индивидуум, отдельный человек, ок­ружило этого человека максимальным вниманием, поэтому в этой сфе­ре речевой деятельности английский язык гораздо богаче, осмотритель­нее и — увы! — добрее, чем русский! (Русский язык только начинает «просыпаться» в этом отношении, но об этом — позже. Сначала рас­смотрим успехи английского языка.)

В англоязычных странах людям подробно и заботливо объясняют права и обязанности их поведения в обществе. В перечисленных выше формах — собственно информация, указания, предупреждения, запре­ты — появляется и забота о человеке, и коммерческий интерес, и забо­та о себе, о своем заведении.

Многочисленные объявления разъясняют, как надо себя вести в оте­ле, в музеях, в больнице, в общежитии, в транспорте.

Pedestrians cross when green man is displayed. Help prevent accident. Tower Hamlets Road Safety Unit [Пешеходы должны переходить дорогу, когда покажется зеленый человечек. Это поможет предотвратить не­счастные случаи. Отдел безопасности Тауэр Хамлет Роуд].

В лондонском метро:

Emergency door [Запасный выход].

Danger do not use while the train is moving [Опасно! Нельзя пользо­ваться, когда поезд находится в движении].

234

Lower window for ventilation [Опустите окно для проветривания].

Penalty ... if you fail to show on demand a valid ticket for your entire journey [He предъявившие по первому требованию билет, действитель­ный на весь путь, будут оштрафованы].

Priority Seat [Привилегированные места].

Please offer this seat to elderly or disabled people or those carrying children [Пожалуйста, уступите эти места пожилым, инвалидам и людям с детьми].

Please keep your personal belongings and clothing clear of the lift doors [Пожалуйста, придерживайте ваши личные вещи и одежду, чтобы они не попали в двери лифта].

Do not obstruct lift doors [He загораживайте двери лифта].

Вас предупреждают о возможных опасностях: Это могут быть:

1. ВОРЫ, НАЛЕТЧИКИ, ПЛОХИЕ ЛЮДИ:

Beware: thieves operate in this building [Осторожно: в этом здании орудуют воры]. (Ноттингемский университет).

Important notice to all residents In spite of various notices/ warnings we are still receiving reports that the front doors are being opened to all and sundry. Please do not open the door un­less you know the person or they have genuine business with you. If the person at the door has a genuine business to be in the residence, they will not mind waiting until their contact lets them in. Do not open the door — the next person to be attacked could be you!

Важное сообщение для всех жильцов

Несмотря на всевозможные уведомления и предупреждения, нам до сих пор сообщают, что входные двери часто оставляют открытыми для всех без исключения.

Пожалуйста, открывайте дверь только людям, которых вы знаете или с которыми вы имели дело.

Если у человека, стоящего за дверью, действительно есть дела в зда­нии, он не будет возражать против того, чтобы дождаться того, кто ему нужен. Не открывайте дверь — вы можете быть следующим, на кого нападут!

Residents,

Please do not [et anybody you do

not know into the building.

If they say that a friend or relation

live here ask them to wait outside

while the friend/relation answers the door themselves.

This is for your own security.

Accommodation service department The University of London

Жильцы,

пожалуйста, не впускайте в здание людей, которых вы не знаете. Если они говорят, что у них здесь живет друг или родственник, попро­сите их подождать на улице, пока друг или родственник не откроет дверь сам. Это необходимо для вашей собственной безопасности.

Отдел услуг по расселению Лондонский университет

2. пожары:

В Лондонском Королевском Больничном фонде:

Action in event of the fire. If you discover a fire:	Действия в случае пожара. Если вы обнаружите огонь:
1) Operate the fire alarm located at... 2) Attempted to fight the fire (if safe to do so) 3) Close ail the doors and windows (if possible) 4) Evacuate the building 5) Proceed to assemble point located at... 6) Carry out a head count of assembled personnel 7) Do not take risks. Do not return to the building any reason unless authorized to do so	1) Включите пожарную сигнализацию, которая находится ... 2) Попробуйте потушить огонь (если это безопасно) 3) Закройте окна и двери (если это возможно) 4) Покиньте здание 5) Идите на место сбора, которое находится ... б) Проведите подсчет собравшегося персонала 7) Не рискуйте. Ни в коем случае не возвращайтесь в здание, если только вы на это не уполномочены.

235

If you see fire or smoke:

1) Operate the fire alarm no sound will be heard but the Fire Brigade will be

called.

2) Tell any stuff member the location of the fire or smoke.

3) Follow instruction from staff or emergency services.

4) Do not take any risks

Если вы увидели огонь или дым:

1) Включите пожарную сигнализацию — звука не последует, но будет вызвана пожарная команда.

2) Скажите кому-нибудь из персонала, где вы видели огонь или дым.

3) Следуйте указаниям персонала или сотрудников служб спасения.

4) Не рискуйте.

3. заправочные станции, где могут случиться пожары, если вы не буде­те вести себя, как предписано:

Safety.

Petroleum spirit highly flammable

No smoking, no naked light

Please switch off engines

No smoking area

Безопасность.

Бензин очень легко загорается Запрещено курение, пользование огнем Пожалуйста, выключайте двигатель Место, где курение запрещено.

(Заправочная станция Бритиш Петрол)

О вас непрерывно беспокоятся: не споткнитесь! Warning

Watch for the step down (Замок Варвик)

Warning

In several areas open to the public the abbey's ancient floor is worn and uneven. Please watch your step (Аббатство св. Олбана)

Предупреждение Внимание! Крутая ступенька.

Предупреждение

В некоторых частях аббатства, открытых для посещения, пол старый и неровный. Пожалуйста, смотрите под ноги.

Не высовывайтесь!

Passengers are warned not to allow any position of the body to extend beyond the bulwark rails (Паром в Сиднейском порту)

Do not place arms, hands or head outside of open window

Предупреждаем пассажиров, чтобы они не принимали такое положение, при котором тело находится за защитными перилами.

Не высовывайте кисти, руки и голову из окна.

(Прогулочный автобус в Денвере, Колорадо)

Вам предложат круглосуточную (!) помощь в «ориентировке на мест­ности», чтобы вы не чувствовали себя брошенными, потерянными в незнакомом месте:

Обратившись в билетную кассу или позвонив по телефону 0171-222 12 34 (работает круг­лосуточно), вы также можете получить бро­шюры и карты.	Leaflets and maps are also available from the ticket office or by phoning 0171-222 12 34 (24 hour service).
Если вам требуется дальнейшая помощь, об­ратитесь к сотруднику.	If you require further assistance, please ask a member of the staff

236

Вам укажут, где стоять: Standard accommodation only beyond this point (Это значит, что именно в этом месте платформы кончатся вагоны I класса.) Как одеваться на дискотеку: People wearing soiled clothes will not be served или в паб: Please! No soiled overalls or boots to be worn in the bar Вам напомнят, что нужно убрать за собой: Please put used paper towels in the litter bins provided As a courtesy to other passengers please wipe down the basin after use

Посадка на места среднего класса — начиная с этого места. Люди в испачканной одежде обслуживаться не будут. Пожалуйста! В баре запрещено находиться в испачканной униформе и грязных ботинках. Пожалуйста, выбрасывайте использованные бумажные салфетки в мусорные корзины. Позаботьтесь о других пассажирах — протри­те после себя раковину.

В гостиницах — буквально на всех углах — вам напишут, какое это счастье иметь вас в качестве постояльца, какие услуги вам предлагают­ся, и настойчиво поинтересуются, все ли вам понравилось:

We are delighted to have you staying with us and thank you for your patronage We offer home-made specialties and a la carte dishes. (check our catalogue in your room). Info	Мы в восторге от того, что вы остановились у нас, и спасибо за постоянство. Мы предлагаем домашние блюда, а также блюда а ля карт. (ознакомьтесь с нашим каталогом у себя в комнате). Служба информации.
Good morning! My name is______________________	Доброе утро! Меня зовут _____________________________
I am the gouvernant who looks after your room and am grateful that you have chosen our hotel for your stay. If you have any remarks to make, please note them on the back of this card. They will be taken into careful consideration. Thank you	Я горничная, которая делает уборку в вашей комнате. Я благодарна вам за то, что вы выб­рали наш отель. Если у вас есть какие-то за­мечания, пожалуйста, запишите их на оборот­ной стороне этой карточки. Их внимательно изучат. Спасибо.
It is our purpose to provide a high standard of service to all our guests. If you feel that there are ways in which we could improve our product or service or if you have any comments you would like to make, then please note them below. Any comments will be dealt with in confidence. Thank you	Наша цель — обеспечить высококлассное об­служивание всем гостям. Если вам кажется, что мы каким-то образом можем улучшить наши услуги, или если у вас есть какие-нибудь комментарии, которые вам хотелось бы сделать, пожалуйста, изложите их ниже. Все комментарии будут рассматриваться кон­фиденциально. Спасибо.

Если вы человек рассеянный, вам напомнят, что нужно вернуть ка­зенную аппаратуру:

Have you returned your personal tour tape and headset?	Не забыли ли вы вернуть взятые напрокат кассету и наушники? Пожалуйста, отдайте их нашим сотрудникам.
If not please hand it in to our staff in the stables shop
И уж, конечно, предупредят о возможных неприятностях:
Beware: Ravens bite	Осторожно: вороны нападают на человека.

Это объявление в Тауэре означает, что знаменитые вороны Тауэра, выполняющие историческую миссию охраны государства, могут укусить неосторожного.

И в таком же духе предупреждение на другом конце земного шара:

Не трогайте креветок. Они могут ущипнуть.

Do not touch prawns. They bite (Рыбный рынок в Сиднее, Австралия)

В случае малейших причиненных неприятностей перед вами обяза­тельно извинятся:

Пожалуйста, примите наши извинения за неудобства в связи с капитальным ремон­том эскалатора.

Please accept our apologies for the inconvenience while we carry out a major refurbishment of the escalator (Лондонское метро)

Все эти указания, запреты, предупреждения привычны, клиширова­ны, стилистически нейтральны. Одна из основных функций языка — функция сообщения (the function of message) — реализуется здесь с максимальной полнотой и ясностью. Действительно, если здесь напи­сано Вход, а там — Не прислоняться, значит, здесь можно войти, а там не нужно прислоняться.

Выше уже говорилось о том, что функция сообще­ния оптимально реализуется посредством устойчи­вых, регулярно воспроизводимых, стилистически ней­тральных, обычно составных языковых единиц (сло­восочетаний), обкатанных до абсолютной гладкости в бесчисленных речевых актах — устных и письмен­ных. Однако даже самые привычные клише могут в определенных ситуациях «проявлять признак жизни» (поскольку и язык — живой, и его носитель).

Так, например, совершенно нейтрально-информа­тивное Нет выхода на некоторых людей оказывает депрессивное воздействие. Мне рассказывала моя подруга: «Еду в метро, настроение ужасное, все в жизни сломалось. Поднимаю глаза — „Нет выхода". Иду дальше — опять „нет выхода". Захотелось уто­питься — все равно выхода нет».

Дело в том, что русское слово выход многознач­но. В английском языке No ехit [Нет выхода] не вызывает никаких ассо­циаций, потому что это не по way out [нет выхода (из ситуации)].

Разумеется, приведенными примерами информативно-регуляторская лексика отнюдь не исчерпывается. Этот вид общения «начальства» с народом имеет самые разнообразные формы, поскольку народ нужно еще заставить выполнять предписанные правила общественного пове­дения.

И в ход идет функция воздействия (the function of impact). Чем бо­лее развито общество, тем живее и разнообразнее формы словесного воздействия в этой сфере прямого и открытого общения с народом, име­ющего целью определить его социальное поведение, социальный «имидж».

§4. Способы реализации функции воздействия в сфере информативно-регуляторской лексики

Итак, всюду жизнь: и в этой, казалось бы, совершенно сухой, формали­зованной и клишированной сфере функционирования речи (Вход, Вы­ход, Не курить) диалектически взаимодействуют функции сообщения и воздействия.

Как известно, в каждом языке имеет место единство и борьба двух основных тенденций: одна — это свободное творчество пользующих­ся языком, основанное на продуктивности языковых форм и моделей, другая — это воспроизведение готовых сложных форм, связан­ность, клишированность, регулярная воспроизводимость. Первая дает возможность развивать и творить язык, вторая — экономит усилия пользующихся языком, накапливая «сокровищницу словосочетаний», готовых составных блоков-клише, которые отобраны данным речевым коллективом как оптимальные для выражения данного понятия или мысли.

Первая тенденция реализует функцию воздействия с помощью так называемых свободных форм и словосочетаний, вторая — ориенти­рована на функцию сообщения и реализуется в речи посредством ус­тойчивых единиц.

В информативно-регуляторской лексике, очевидно, доминирует фун­кция сообщения, и основным «орудием производства» являются устой­чивые формулы выражения обращений к народу со стороны тех слоев общества, которые устанавливают правила общественного поведения. Однако английский язык — живой и весьма бурно функционирующий. Описанная выше тенденция к диалектическому взаимодействию функ­ций сообщения и воздействия проявляется в самых разных сферах его речевого использования, включая и такую сухую, деловую, глобально клишированную, как вывески, определяющие публичное поведение человека. Поскольку они (вывески) прямо и непосредственно обраще­ны к людям, весь этот набор прямых обращений, накопленный, опробо­ванный, привычный, время от времени как бы взламывается изнутри, меняет свои формы, пытаясь оказать все большее воздействие на адре­сата, то есть заставить людей делать именно то, что требуют современ­ная культура, идеология, социальные условия.

Очевидно, что и в этой сфере речевой деятельности язык непрерыв­но развивается, экспериментирует, ищет новые формы языкового вы­ражения, способные оказать воздействие на членов данного социума, то есть вызвать у них соответствующие реакции. Разумеется, все эти языковые процессы напрямик связаны с изменениями в культуре, мен­талитете, идеологии.

Рассмотрим способы реализации функции воздействия в обсуждае­мом стиле речи.

Английский язык дает больше материала игры с языком, заигрыва­ния с «клиентом», поэтому продолжим пока исследование английского языка. Имеющийся в нашем распоряжении материал позволил выде­лить следующие приемы и способы оказания воздействия на воспри­нимающего (реципиента) через все эти разнообразные приказы, реко­мендации, инструкции.

1. Вежливые формы обращения

Как известно, ничто не дается так дешево и не ценится так дорого, как вежливость. Казалось бы, это так очевидно, так просто, что незачем и обсуждать, и приводить примеры. Однако в предыдущей главе упоми­налась форма указаний, принятая в русском языке (Не сорить!, Не ку­рить!, Не входить! и т. п.). Мы, реципиенты, — народ, к которому об­ращены все эти клишированные призывы-запреты, — принимаем их за данное и не осознаем, в какой степени они влияют и на формирование нашей личности (и языковой, и социальной), и на отношения друг с другом, и на молодое поколение, и на атмосферу в обществе.

Подчеркнуто вежливое обращение к адресату, форма личной веж­ливой просьбы — эти приемы весьма распространены в английском язы­ке. Изучение призывов со словом please [пожалуйста] или без него по­казало, что все виды информации (и предупреждения, и инструкции, и запреты) могут иметь форму вежливой просьбы, подчеркнутой словом please. Особенно это принято в тех случаях, когда людей призывают отказаться от своих удобств ради других людей. Например:

Please, give up this seat if an elderly or handicapped person needs it [По­жалуйста, уступайте свои места, если они понадобятся пожилым или инвалидам];

Please, offer this seat to an elderly or disabled passenger [Пожалуйста, оставьте это место для пожилого или больного пассажира];

Won't you please give this seat to the elderly or handicapped. Please exit through back door [Уступите, пожалуйста, это место пожилым или инва­лидам. Выходите, пожалуйста, через заднюю дверь];

Please, take all your litter away with you [Пожалуйста, уносите с собой весь свой мусор];

Please, remember to take all your belongings with you when you leave the train [Выходя из поезда, пожалуйста, не забывайте свои вещи];

Please, keep clear the gate [Пожалуйста, не заслоняйте дверь].

В этих призывах-просьбах выбор слов «политически корректен»: the elderly [пожилой] звучит гораздо мягче и тактичнее, чем the old [ста­рый], хотя по значению эти слова синонимичны. Слово invalid [инва­лид] практически вышло из употребления, его заменило вначале handicapped [с физическими/умственными недостатками], затем — disabled [покалеченный]. Русский язык в этом плане проявляет при­вычную твердость: места для инвалидов — звучит нормально, привыч­но, даже как-то медицински терминологично. Пожалуйста встречается крайне редко. В английском языке вежливая просьба может иметь и еще более изысканно-хитрую форму:

240

Thank you for not smoking [Спacибо что вы не курите];

Thank you for bringing your tray to the point [Cпacибo, что вы положи­ли поднос на место].

Это последнее объявление висело на стене в кафе музея в Лондоне. Я спросила свою спутницу, 11-летнюю школьницу Гризельду Юр, как она реагирует на этот призыв. Гризельда ответила, не колеблясь: «It works. They are making you feel bad if you do not bring this tray [Он дей­ствует. Чувствуешь себя как-то неловко, если не отнесешь поднос на место]». Распространенный вариант вежливых форм обращения — подчеркнутая, усиленная вежливость. (Впрочем, не знаю, может ли быть вежливость чрезмерной. Может, только мы, непривычные, неизбало­ванные, так ее воспринимаем.) Скопление разных форм вежливого об­ращения в одном тексте способствует, по мысли авторов, более эффек­тивному выполнению просьбы. В приводимых примерах либо исполь­зуется одновременно please и thank you [спасибо], либо употребляются одновременно две разные формы вежливой просьбы: please и would you not... [Вы бы не...]. Особое внимание надо обратить и на то, кто и где дает указания. Так, например, блистательный замок Варвик и в просьбах-приказах подчеркнуто, вдвойне вежлив — это тоже способ создания атмосферы рыцарства, куртуазности, средневековой учтиво­сти:

Please close the door. Thank you (Замок Варвик)	Пожалуйста, закрывайте дверь. Спасибо.
Please, keep quiet along this gallery. Thank you (Замок Варвик)	Пожалуйста, соблюдайте тишину в галерее. Спасибо.
Please, keep off the grass. Thank you (Замок Варвик)	Пожалуйста, не ходите по траве. Спасибо.
Please, check the system before you leave! Than k you (Офис ACTR с Вашингтоне)	Пожалуйста, проверьте перед выходом систе­му! Спасибо.
In the interest of the majority of our passengers please would you not smoke on this bus (Бат, Великобритания)	В интересах большинства пассажиров, пожа­луйста, не курите в автобусе.

2. Разъяснение причин данного требования

Часто призыв что-то делать или чего-то не делать сопровождается объяснением причин данного указания или запрета, то есть как бы об­ращением к разуму и логике реципиента. Например:

If you can't see my mirror I can't see you. Stay back, please (Надпись на грузовике, США)	Если вы не можете видеть мое зеркало, я не могу видеть вас. Пожалуйста, держитесь сзади.
A request! All the Zoo birds are fed scientifically prepared diets and additional food could prove fatal! We therefore ask you: PLEASE, DO NOT FEED THESE BIRDS (Зоопарк в Австралии)	Убедительная просьба! В зоопарке птиц кор­мят по специальной научно разработанной диете, и дополнительная пиша может оказать­ся для них губительной! Поэтому мы вас про­сим: ПОЖАЛУЙСТА, НЕ КОРМИТЕ ЭТИХ ПТИЦ.
Obstructing the door causes delay and can be dangerous (Лондонское метро)	Придерживание дверей вызывает остановку и может быть опасным.

241

В целях безопасности, пожалуйста, снимайте свои шлемы перед входом в банк.	In the interest of security please remove your crash helmet before entering the bank (Лондонский банк)
Мусор задерживает вас.	Litter slows you down (Лондонское метро)
ПРЕДУПРЕЖДЕНИЕ. Не ешьте фрукты в этом районе. Здесь применяются гербициды.	WARNING. Do not eat fruit picked in this area. Herbicide applied (Дорожный знак в Канберре, Австралия)
Пожалуйста, не оставляйте багаж без при­смотра — это может вызвать задержку транс­порта.	Please do not leave any unattended baggage — as this causes delays (США)

3. Стилизация

Довольно распространенным приемом воздействия на публику яв­ляется стилизация в соответствии с тем местом, где расположены обра­щения, указания, запреты. Особенно это распространено в местах исто­рических достопримечательностей в Англии.

В старинных замках, в резиденциях английских аристократов, откры­тых для посетителей, в соборах часто для создания соответствующей учтиво-куртуазной атмосферы используются формы, стилизованные под старину, архаические, с устаревшими словами и выражениями, а иног­да и правописанием. Например, в роскошном дворце Хэмптон Корт, куда Генрих VIII привел свою юную жену Анну Болейн жить, царствовать и родить будущую великую королеву Англии Елизавету I, посетителей сразу встречает «Устав», в котором, разумеется, вам не говорят, что вы должны делать или не делать в этом историческом месте — это было бы слишком примитивно, неучтиво и даже унизительно. Вам щедро пред­лагают прекрасное обслуживание и затем намекают, что вы можете вне­сти свой вклад:

Hampton Court Palace Visitors' Charter

Устав посетителей дворца Хэмптон Корт. Мы стремимся, чтобы вы получили удовольствие от посещения дворца. Убедитесь в том, что наш персонал всегда готов оказать помощь, дает информацию и всегда очень вежлив. Убедитесь в том, что дворец и сады прекрасно содержатся и что вся информация понятна и очень полезна. Убедитесь в том, что в окрестностях нет мусора и туалеты содержатся в чистоте. Вы можете помочь нам в наших стремлениях. Убедитесь в том, что наши магазины и кафе очень высокого уровня.

Our aims are that you Enjoy your visit to HCP. Find all the staff helpful, informative and courteous. Find the Palace and Gardens well presented and that the information is clear and helpful. Find your surroundings litter free and the toilets clean.

You can help us achieve this aim.

Find our shops and catering of a high standard

На территории дворца все объявления выдержаны в стиле вежли­вости Тюдоров (Tudor politeness), как откомментировали эти объявле­ния посетители-англичане.

Вместо обычных Quiet please [Пожалуйста, тихо], No noise [He шу­меть], No photographs [He фотографировать] на Королевском теннис­ном корте висит указание:

242

Please maintain silence and refrain from taking photographs when game is in progress [Пожалуйста, соблюдайте тишину и воздержитесь от съе­мок во время игры].

Даже обычное No smoking звучит гораздо более внушительно, если за ним идет подпись:

Town and County of Hampton Court [Город и графство Хэмптон Корт].

Вместо привычного No food or drink here [Здесь не разрешается есть и пить] в кафе дворца вас извещают:

Please note — only food and drinks bought here may be consumed on the premise [Пожалуйста, обратите внимание: на нашей территории мож­но употреблять только напитки и продукты, купленные здесь].

Приведем другие примеры:

Enter this door as if	Войдите в эту дверь
the floor within were gold	так, словно пол внутри сделан из золота, стены из драгоценных камней
and every wall of jewels	невиданной роскоши.
all of wealth untold.	Как будто здесь хор или огонь поет.
As if a choir in robes	Не шумите, не спешите,
of fire were singing here.	помолчите. Ибо здесь Бог.
Nor shout nor rush	Священник Дж. Маккей
but hush.
For God is here.
	Revd J. Mackay
(При входе в церковь в деревне Лалок, Великобритания)
Please be careful on the steps (Замок в Лидсе, Великобритания)	Пожалуйста, будьте осторожны на лестнице.

Обычно объявления такого рода формулируются иначе: Mind the steps [Осторожно, ступеньки] (иногда с добавлением please [пожалуйста]).

Стилизация совершенно другого рода — под детскую речь или, вер­нее, ориентированная на детское восприятие, имеет место, например, при входе и выходе в кенгурятник Сиднейского зоопарка. Вместо обыч­ных Entrance [Вход] — Exit [Вы­ход] там написано большими бук­вами: HOP IN [ВСКОЧИ] и HOP OUT [ВЫСКОЧИ]. Удивительно, как та­кая мелочь (hop in вместо entrance) создает атмосферу радости, праз­дника и хорошего настроения.

В метро в Нью-Йорке зафикси­ровано стилизованное под разговорную форму объявление — призыв отдавать деньги благотворительным фондам а не отдельным, частным попрошайкам:

Oh no... another panhandler. Why do they always STOP in front of me? Don't you know that panhandling on the subway is ILLEGAL? Sure, I feel for you. BUT, if I give my money to charity. I know they'll give it to lots of people who need it. Give to the chanty of your choice. One place to give is City Harrest

0 нет! Еще один попрошайка. Почему они всегда подходят ко мне? Ты разве не знаешь, что попрошайничать в метро ЗАПРЕЩЕНО ЗА­КОНОМ? Конечно, я сочувствую тебе. НО я знаю, что если я переведу деньги в благотворительный фонд, их передадут нескольким нуждающимся. Переведите деньги в любой благотворительный фонд, по Вашему выбору. Один из них — «Сити Харрест».

243

4. Игра слов, юмор, рифмовки, намеренное искажение правописания

Как правило, в текстах объявлений сочетаются сразу несколько при­емов, перечисленных выше.

С культурологической точки зрения наиболее существенно то, какие именно просьбы-требования получают эти дополнительные усилия, ка­кие моменты настолько волнуют общество, что оно тратит ум, силы, день­ги на максимально воздействующее объявление.

Оказывается, что это — просьбы оплатить проезд, парковку и т. п.:

Во втором примере это одновременно и рифма, и игра слов. (Вспо­минается наше: Граждане пассажиры! Своевременно оплачивайте про­езд.)

Призыв быть начеку и не пасть жертвой воров выражен с вполне английским чувством юмора:

Don't forget: thieves are not on holidays this Christmas [He забывайте: воры не отдыхают на Рождество].

Сравните приводившееся выше нейтральное:

Beware: thieves operate in this building [Осторожно: в этом здании ору­дуют воры].

Оба объявления висели в Ноттингемском университете в Велико­британии. Традиции со времен Робин Гуда?

В лондонском кинотеатре аналогичное объявление имело совер­шенно другую форму и носило тон брюзгливо-обвинительный (так и виделся за ним полицейский, у которого на лице написано: сами вино­ваты!):

Please do not invite crime by leaving the handbags and valuables on your seat unattended [Пожалуйста, не провоцируйте преступников — не ос­тавляйте без присмотра сумки и ценные вещи на сиденьях].

На игре слов основано объявление о перевозке мебели в Англии:

Careful movers [Аккуратные перевозчики мебели].

Ср.: to move furniture 'перевозить мебель', mover — 'инициатор, ав­тор идеи, плана' (БАРС), person who formally moves a proposal [человек, который делает формальное предложение]' (OALD), «an active person who changes things, gets them moving [активный человек, который ме­няет вещи, переставляет их]» (определение носителя языка).

Намеренное искажение правописания — один из способов привле­чения внимания:

For the best Chinese food in London WOK THIS WAY! [За лучшей китай­ской пищей в Лондоне ИДИТЕ СЮДА! (wok 'особая сковорода для при­готовления китайских блюд' вместо walk 'идти')].

While-u-wait [Пока вы ждете (и вместо уоu)].

Та же цель достигается использованием омофонов. Например, на вывеске в секции одежды для беременных:

244

Mothers 2 be [Будущим мамам (two вместоtо)].

Или:

Vote 4 John Smith [Голосуйте за Джона Смита four вместо for )].

Среди массы объявлений разных видов и форм особенно выделяют­ся в плане фантазии и выдумки формы призывов на дорогах, обращен­ные к водителям. Создается впечатление, что в англоязычном мире, как и везде, дорожно-транспортные происшествия — это острейшая про­блема, и принимаются все возможные, в том числе языковые, меры, что­бы заставить водителей снизить скорость, не пить и не засыпать за ру­лем, соблюдать все правила движения:

Drive with care, give us a brake (Денвер, Колорадо)	Ведите машину осторожно, дайте нам передо­хнуть.
Более принято Drive with caution [Ведите машину осторожно]. Игра слов: brake 'тормоз' и break 'перерыв, передышка'.
Kill your speed, not a child (Лондон)	Сбавьте (букв. убейте) скорость, а не ре­бенка.

О включенной радарной аппаратуре, которая фиксирует превыше­ние скорости и мгновенно заносит данные об автомобиле в компьютер, что грозит водителю большими неприятностями, лондонские юморис­ты сообщают весело (большими буквами):

SMILE YOU ARE ON CAMERA [УЛЫБНИТЕСЬ, ВАС СНИМАЮТ],

а маленькими приписывают:

cctv recording in operation [здесь работают видеокамеры].

Слово came a, обозначающее также и фотоаппарат, усиливает юмор, поскольку во время фотосъемки обычно говорят что-либо вроде: «Улы­бочку!»

Tiredness is killing. Take a break  (Шоссе в Англии)

Усталость может убить. Сделай паузу.

Здесь и игра слов, основанная на разных значениях слова kilting (убить физически или морально), и рифма: take a break.

Прекрасная автодорога, соединяющая Сидней и Мельбурн (Hume Highway), имеет богатую коллекцию призывов к водителям, выполнен­ных на высоком профессиональном уровне с учетом и психологии, и художественности, и эффективности воздействия:

Stop.	Остановись.
Revive.	Отдохни.
Survive	Сохрани себе жизнь.
Drowsy drivers die	Сонные шоферы погибают.
Rest if sleepy	Отдохни, если засыпаешь.
Don't sleep and drive	Не спи за рулем.
Break the drive,	Остановись,
stay alive	Останься в живых.

В Англии на бампере или на заднем стекле автомобиля картинка, изображающая кошечку или собачку с перевязанной лапкой или голо­вой, с подписью:

Stow down for our sake [Сбавь скорость ради нас].

Автобусное начальство общается с пассажирами в совершенно дру­гом жанре. Это понятно: обращение к водителю, занятому управлением машиной, особенно если она несется с огромной скоростью, должно быть кратким и выразительным, иначе его просто никто не прочитает. Другое дело — пассажир автобуса. Он сидит, делать ему нечего, вот тут-то его и надо поучить общественному поведению:

Пассажиры не должны 1. Заходить за это объявление 2. Разговоривать с водителем без особой на­добности 3. Оставлять багаж в проходе.	Passengers must not 1. Stand forward of this notice 2. Speak to the driver without good cause 3. Leave luggage in any gangway (Бат, автобус № 18)
Соображения для собратьев-пассажиров.	Consideration for fellow passengers.
Пожалуйста, помогите нам содержать этот ав­тобус в чистоте и сохранять дружественную атмосферу, проявляя уважение к другим.	Please help us to keep this bus clean and to maintain a friendly environment on board by showing consideration for others
Личные стереомагнитофоны.	Personal stereos.
Пожалуйста, подумайте о тех, кто находится рядом с вами и используйте свои магнитофо­ны индивидуально, уменьшив звук. Пассажиры и багаж.	Please think of those around you and keep your personal stereos personal, by keeping the volume down Passengers and luggage.
Мы просим вас держать багаж рядом с собой во время всей поездки и не ставить его на си­денья или в проходах. Пожалуйста, уступайте места старшим, инва­лидам или лицам с детьми.	You are asked to keep any luggage close by you at all times when traveling and to avoid putting your baggage on seats or in gangways. Please offer your seat to elderly or disabled people or anyone with babies or young children
Еда, напитки, мусор.	Eating, Drinking and Litter.
Пожалуйста, прекратите есть или пить до того, как вы сядете в автобус. При этом мусор выб­росите в корзину, иначе он окажется на полу и на сиденьях, а это опасно и к тому же не­приятно.	Please finish any food and drink and dispose of it in a bin before boarding the bus -- otherwise litter ends up on the floor and seat and can be dangerous as well as unpleasant for other passengers
Не курить.	No smoking.
всех лондонских автобусах. Тем, кто нарушит этот запрет, придется заплатить большой штраф.	You are reminded that smoking is not allowed anywhere on London's buses. There is a heavy fine for those who won't comply

Впрочем, воспитание пассажиров начинается с автобусной оста­новки:

Протяните руку помощи. Если вы видите, что кому-либо трудно под­няться в наш автобус, пожалуйста, протяните руку помощи. Пожилые, инвалиды, родители с маленькими детьми и те, у кого много бага­жа, оценят вашу помощь.

Lend a hand! If you see someone in difficulty getting on and off our bus don't be afraid to offer a helping hand. Elderly people, disabled people, those caring shopping and parents with small children may appreciate assistance

Обратите внимание на местоимение our: вместо обычного the bus [автобус] — our bus [наш автобус]. Оно вносит ноту личного отноше­ния, личной заинтересованности. Объявление оживает: представляет­ся добрый, внимательный, хорошо воспитанный начальник (смотри-

246

тель?) автобусов, который плохого не посоветует. И детям полезно по­читать, пока ждут автобуса...

Остановимся на тех особенно интересных и эффектных случаях, когда в тексте, обращенном к народу, переплетаются разные приемы воздей­ствия на реципиента.

Перед большим универмагом в Америке висит огромный плакат:

Please return carts here.

Help us keep prices low and prevent damage to your vehicle. Thank you [Пожалуйста, ставьте тележки сюда. Помогите нам сохранять цены низ­кими и предотвращать нанесение урона вашему личному транспорту. Спасибо].

Здесь целый букет приемов, которые должны заставить человека выполнить желание сотрудников магазина. Это и повышенная вежли­вость (please, thank you), и попытка подкупа (low prices), и скрытая уг­роза (damage to your vehicle), и открытая просьба о помощи (help us). Все эти разнообразные языковые и психологические уловки использо­ваны для того, чтобы покупатели универмага возвращали тележки в нужное место.

На внешней стене этого же магазина две двери, явно не для покупа­телей. На одной очень лаконично сказано:

Fire door. Do not block [Пожарный выход. Не блокировать].

Все ясно: категорический запрет (Do not block) и краткое объясне­ние (Fire door). Следовательно, не загораживайте машинами эту дверь. Это запасный выход на случай пожара.

На соседней двери длинное объявление — почти стихотворение в прозе. Начинается оно с написанной большими буквами строчки из популярной ковбойской песни, где верная лошадь просит ковбоя не запирать ее в загоне:

DON'T FENCE ME IN.	HE ЗАКРЫВАЙ МЕНЯ!
To provide you with better service workers must have access to this side for a distance of ten feet. Please keep this area dear	Чтобы обеспечить вам более высокий уровень услуг, рабочие должны иметь доступ к этой стороне на расстоянии десяти футов. Пожалуйста, не занимайте этот проем.

Композиция этого объявления заключается в следующем. Сначала привлекается внимание: крупными буквами и строчкой из популярной песни. Это два крючка, на которые ловится «клиент». Затем объясне­ние, почему нельзя блокировать эту дверь (workers must have access) с попыткой подкупа (to provide you with better service).

Контраст между этими двумя объявлениями на двух соседних две­рях говорит сам за себя.

В последние годы наметилась тенденция ломать привычные клише, заменять их более игривыми формами, привлекающими внимание. На­пример, привычное всему миру Made in USA [Сделано в США] теперь часто заменяется гордым: Crafted with pride in USA [С гордостью изго­товлено в США], о чем шла речь в предыдущей главе.

На художественной продукции (свечка ручной работы, шарф, рас­писанный вручную и т. п.) изготовители иногда пишут: Made by nice

247

people in USA [Сделано милыми люди в США]. Эта надпись вызывает теп­лые чувства, улыбку и, может быть, желание купить.

Наряду с сухим и клишированным Dry cleaning only [Только химичес­кая чистка] на предметах одежды теперь иногда пишут игривое I am washable [Меня можно стирать].

§5. Особенности культуры англоязычного мира через призму объявлений и призывов

Несомненно, что информационно-регуляторская лексика отражает куль­туру речевого коллектива, к которому обращены все эти призывы, объяв­ления, запреты и т. п. Это происходит различными способами и в раз­ных формах.

Объявления, запрещающие те или иные действия, показывают, ка­кого РОДА ПОСТУПКИ ВОЗМОЖНЫ В ДАННОМ ОБЩЕСТВЕ, ЧТО МОЖНО ожидать

от его членов, какое поведение нужно остановить.

Следующие примеры иллюстрируют это положение особенно ярко, потому что запреты такого рода невозможны в нашей культуре по той простой причине, что никому не придет в голову так себя вести. Дей­ствительно в нашем обществе, в нашей культуре не надо запрещать людям садиться на пол в общественных местах, засовывать пальто под стул в театре (?!) и многое другое.

В библиотеке Лондонского университета:

Readers are reminded that sitting on the floors is prohibited [Напомина­ем читателям, что сидеть на полу запрещается].

На двери поточной аудитории в Британском университете:

ЕДА ПИТЬЕ И КУРЕНИЕ НЕ РАЗРЕШАЮТСЯ В ЭТОЙ АУДИТОРИИ

EATING DRINKING AND SMOKING ARE NOT ALLOWED IN THIS ROOM

В здании американского университета:

Nо rollerblading [Катание на роликах запрещено].

На двери конференц-зала университета во время пленарного засе­дания:

No drinking or eating, please [Пожалуйста, воздержитесь от еды и питья].

В Королевском Национальном театре в Лондоне:

Please do not place coats, etc. under your seat as it interferes with ventilation [Пожалуйста не кладите ваши пальто и т. п. под сиденья, по­скольку это нарушает вентиляцию].

248

Традиция класть верхнюю одежду под сиденье в театре настолько распространена и живуча, что авторы призыва-запрета для пущей важ­ности дают «рациональное» (в обществе же царит Его Величество Здра­вый Смысл!) пояснение относительно нарушения вентиляции. А обы­чай этот так прижился, потому что верхняя одежда, по сравнению с на­шей, более легкая (климат другой), а раздевалки в театре — платные.

Еще более странно с точки зрения нашей культуры звучит призыв-запрет-пожелание в соборе Сейнт-Олбан не курить, не распивать на­питки, не есть в помещении собора. У нас даже в годы гонений на рели­гию такое было бы невозможным:

Out of respect for this house of God visitors are asked to be suitably dressed and not to eat, drink or smoke in the abbey [Из уважения к этому Божьему храму посетителей просят быть одетыми соответственно и воздержать­ся от еды, питья и курения в аббатстве].

Совершенно непонятное в культурном плане объявление в центре Сиднея, в Австралии, в той части гавани, где стояли военные корабли (Naval dockyard), запрещало заходить на эту территорию (это понятно) и... стрелять (?!):

Trespassing and shooting is forbidden on this property [Нарушение гра­ниц этой частной территории и стрельба запрещаются].

В Китае, как уже упоминалось выше, распространен запрет плевать в общественных местах. По этому поводу В. Сухарев пишет: «На улице Ванфуцзин обращают на себя внимание специальные бригады, следя­щие за чистотой. Они стремятся отучить прохожих от привычки плевать себе под ноги. Около 150 тысяч инспекторов системы здравоохранения Китая выходят на пекинские улицы, проверяя их санитарное состояние и штрафуя провинившихся. Теперь „раз плюнуть" в Пекине не так-то про­сто. Нарушителя не только штрафуют на 50 фэней, но и заставят посмот­реть в микроскоп на количество микробов, содержащихся в плевке» ².

Особенности социальной жизни той или иной культуры находят от­ражение в следующих примерах.

В Австралии в штате Виктория летом (в январе — феврале), когда от страшной жары возникают пожары, в которых гибнут люди и животные, на дорогах распространен знак:

Fire restriction are in use! [Действуют ограничения, связанные с воз­можностью возгорания!]

Обратите внимание на восклицательный знак, гораздо более ред­кий, чем в русском языке, знак пунктуации.

В Японии объявление в лифте:

In case of FIRE or EARTHQUAKE, Do Not Use The Elevator [В случае ПО­ЖАРА или ЗЕМЛЕТРЯСЕНИЯ не пользуйтесь лифтом].

(После такого объявления остро захотелось домой...)

«Загадочный» текст на вывесках ресторанов и кафе Австралии:

b. у. о.

Это означает, что посетитель может (должен?) принести свою бу­тылку алкоголя. Интересно, что слово бутылка в данном случае отсут-

² В. А. Сухарев. Мы говорим на разных языках. М., 1998, с. 171.

249

 

ствует: все и так знают, что имеется в виду в призыве «bring your own» [приноси с собой].

Язык объявлений и вывесок в полной мере отразил такую весьма характерную черту западной культуры, как забота об охране окружаю­щей среды, или, иными словами, озабоченность проблемами экологии.

В соответствии с идеологией Запада забота об окружающей среде удачно сочетается с заботой о собственной выгоде. Так, во всех отелях и гостиницах, больших и малых, в Европе, Америке, Австралии посети­тель читает в своей комнате подробное разъяснение (даже с эпигра­фом из научных трактатов) о том, насколько вредны для природы лиш­ние стирки (с тайным намеком пользоваться полотенцами подольше). Просьба вполне разумная со всех точек зрения, но облечена в форму модного призыва заботы об окружающей среде:

HELP US TO HELP THE ENVIRONMENT

Now more than ever it is important to protect the environment by reducing

pollution and saving on energy and costs. At the Manchester Conference Center we believe that even small gestures can make a difference. We would [ike you to help us cut down on unnecessary laundering by telling us whether or not your towels need replacing each day.

If you would like your towels chan­ged, then please hang them on the towel rail and we will fold them for you.

THANK YOU FOR YOUR CO-OPERATION

Printed on recycled card

ПОМОГИТЕ НАМ ПОМОЧЬ ОКРУЖАЮЩЕЙ СРЕДЕ. Сейчас более, чем когда-либо, необходимо защищать окружающую среду, уменьшая загрязнение воздуха и экономя на энергии и расхо­дах. Члены Центра конференций Манчестера убеждены, что даже ма­ленькие поступки чрезвычайно важны. Мы бы хотели, чтобы вы помог­ли нам сэкономить на ненужной стирке, сообщая нам, желаете ли вы, чтобы ваши полотенца меняли вам ежедневно. Если вы хотите, чтобы полотенце заменили, пожалуйста, повесьте его, и мы сложим его сами. СПАСИБО ЗА ВАШЕ ПОНИМАНИЕ. Напечатано на переработанной бумаге.

TOWELS

Towels on the floor say «Change me», Towels hanging up say «Keep me».

We have adopted this policy at the request of our many environmentally friendly guests.

Dear guest,

welcome to our hotel. We would like to wish you a pleasant stay.

Please — for the sake of the environment:

None of us want to alter the natural balance and cycle of water, or to burden the environment with any more washing powder than absolutely necessary.

Please — it's up to you to decide:

If we find used towels hanging on the towel-hanger, that means: you will go on using them.

If we find them in the shower or the bath we will understand: you would like us to change them.

Thank you very much.

The first law of ecology is that everything is recalled to everything else Barry Commoner

To help us conserve our planet's natural resources, we ask you to consider the following environmentally friendly practices:

Hang your towels on the towel rack to dry, if you wish to re-use them.

Put them in the bathtub if you wish them to be laundered.

Switch off the air conditioning, television and lights when departing your room.

If you require daily newspaper please contact out Reception on extension 2 to place your order.

Thank you for your assistance in preserving our environment.

Please decide: Hand-Towel thrown into the bath or shower means. Please exchange. Hand-Towels replaced on the towel-rail means: I'll use it again — for the sake of our environment

полотенца

Полотенца, лежащие на полу, говорят «Поменяй меня», висящие на ве­шалке — «Оставь меня».

Мы ведем такую политику по просьбе многих постояльцев, которые обеспокоены состоянием окружающей среды. Дорогие гости,

Добро пожаловать в нашу гостиницу. Мы желаем вам приятно провес­ти здесь время.

Пожалуйста, позаботьтесь о сохранении окружающей среды: Никто из нас не хочет менять природный баланс и цикл воды, а также нагружать окружающую среду излишним количеством стирального по­рошка.

Пожалуйста, решение остается за вами:

Если мы найдем полотенца висящими, это означает, что вы будете еще ими пользоваться.

Если мы обнаружим их на душевой кабине или в ванне, мы поймем, что вы хотите, чтобы мы их поменяли. Большое вам спасибо.

Согласно первому закону экологии, все связано со всем. Барри Коммонер.

Для того чтобы помочь нам сберечь естественные ресурсы нашей пла­неты, мы просим вас соблюдать следующие правила по охране окру­жающей среды:

Вешайте полотенца, чтобы они сохли, если вы хотите и дальше исполь­зовать их.

Кладите их в ванну, если вы желаете, чтобы их поменяли. Выходя из комнаты, выключайте кондиционер, телевизор и свет. Если вам нужна ежедневно свежая газета, пожалуйста, нажмите на кнопку 2, чтобы оформить ваш заказ. Спасибо за вашу помощь в сохранении окружающей среды. Пожалуйста, решайте: Полотенца для рук, брошенные в ванну, означа­ют, что их нужно заменить. Полотенце на вешалке означает: я буду пользоваться им и дальше — ради сохранения окружающей среды.

Любовь к животным, забота о них — весьма характерная и очень достойная черта общественной жизни в англоязычных странах. И одновременно важная часть про­граммы экологического воспитания населения. Программа эта выпол­няется на самых различных уровнях: научном, политическом, обществен­ном, но самый массовый — это «азбука вывесок», как говорил В. В. Ма­яковский.

Неудивительно, что в приводимых ниже примерах первое место по количеству и по качеству занимают объявления и призывы из Австра­лии: известно, как бережно и заботливо относятся австралийцы к сво­ей уникальной фауне.

Чтобы заставить посетителей зоопарков, заповедников, зоомагази­нов, то есть тех мест, где люди встречаются с животным миром, выпол­нять правила, обеспечивающие безопасность этих беззащитных существ, используются различные способы языкового воздействия:

1. Подробное разъяснение того вреда, который может быть причи­нен «братьям нашим меньшим», то есть призыв к разуму, прямое обра­щение к здравому смыслу:

Please, do not feed. These monkeys have dietary problems and require specialized food (Заповедник в Хилзвилле, Австралия)		Пожалуйста, не кормите. У обезьян проблемы с пищеварением, им нужен специальный корм.
Пожалуйста, не кормите животных. Любовь и уважение — это все, что им нужно.	Please do not feed the animals. Love and respect is ail they need (Зоопарк в Сиднее)
Кормление животных делает их неспособны­ми самостоятельно находить пищу, потому что они начинают зависеть от того, что люди их кормят.	Feeding animals makes them unable to find their own food because they depend on humans to feed them (Боль­шой Каньон. США)

2. Это разъяснение иногда может иметь оттенок угрозы. Иными сло­вами, для того чтобы заставить людей делать то, что следует, им нужно не только все объяснить, но еще и припугнуть.

Животные часто кусают руки тех, кто их кор­мит. Эти животные могут быть пререносчиками таких болезней, как бешенство и чума.	Animals often bite the hand that feeds them. These animals may carry diseases such as rabies and plague (Большой Каньон, США)
Помогите диким белкам и бурундукам жить здесь на скалах. Кормить их опасно, вредно и запрещено законом. Не трогайте креветок. Они кусаются.	Help the «Wild» in Wildlife Squirrels and chipmunks live among the rocks here. Feeding them is harmful, dangerous and unlawful (Большой Каньон, США) Do not touch prawns. They bite (Рыбный рынок в Сиднее)

3. Объявление может носить характер «заигрывания с народом», некоего подкупа посредством нарочитой уверенности в правильном поведении. Наряду с простым — без приемов и уловок — и прямоли­нейным требованием Clean up after your dog [Убирайте за своей соба­кой] встречаются объявления следующего типа:

Эйвонклифф рад владельцам собак, которые убирают за своими питомцами.	Avoncliff welcomes dog owners who clean up after their dogs (Великобритания)
Спасибо, что вы убрали за своей собакой.	Thank you for cleaning up after your dog (Велико­британия)

4. Обращение к людям от имени животных. В основе такого рода объявлений также лежит рациональное объяснение, почему вести себя нужно именно так, а не иначе. Но это уже не сухое и строгое обращение к разуму. Это одновременно и эмоциональный призыв. Объявления этого типа подчеркивают равенство всего живого на нашей общей планете. Для усиления эмоционального воздействия часто употребляется вос­клицательный знак. Поскольку он менее распространен, чем в русском языке, его употребление имеет большой эффект. И, разумеется, именно Австралия пользуется этим особенно изысканным и изощренным спо­собом общения с народом.

Пожалуйста, не кормите нас! Мы такие тол­стые, что наш ветеринар беспокоится о нашем здоровье!	Please do not feed us! We're so fat our vet is worried about our health!  (Зона кенгуру в заповеднике в Хилзвилле, Австралия)
Я кусаю за пальцы.	I bite fingers (Зоопарк в Мельбурне, Австралия)
Пожалуйста, не стучите в наш домик. Так можно нас убить.	Please! Don't knock or band against our house. It can kill us  (Зоомагазин, Канберра)
Это наш дом! Пожалуйста, уважайте нашу по­требность в уединении и не входите.	This is our home! Please respect our need for privacy and do not enter (Заповедник в Хилзвилле, Австралия)

252

В этом последнем случае обыгрывается священная для западного менталитета идея закрытости и неприкосновенности личного мира («мой дом — моя крепость»).

В заключение этого раздела приведем некоторую коллекцию объяв­лений на самую распространенную, самую популярную тему этого жан­ра во всех культурах — борьбу с курением.

Борьба с курением — также часть программы экологического вос­питания населения. Вред, причиняемый курением, имеет двусторонний характер: тот, кто курит, причиняет вред и самому себе, и окружающим. Призывы не курить отражают оба эти направления. Количество и фор­ма призывов говорят сами за себя в приводимых ниже примерах из Ве­ликобритании:

No smoking. Town and County of Hampton Court [He курить. Город и графство Хэмптон Корт].

It is illegal to smoke anywhere on this station [На этой станции куре­ние запрещено законом].

In the interest of the majority of our passengers please would you not smoke on this bus [В интересах большинства пассажиров автобуса, по­жалуйста, воздержитесь от курения].

Don't even think about smoking here. [И не думайте закурить здесь].

Thank you for not smoking [Спасибо, что вы не курите].

Safety. Petroleum spirit highly flammable. No smoking, no naked light. Please, switch off engines. No smoking area

Безопасность. Бензин очень легко загорается. Запрещено курение, пользование огнем. Пожалуйста, выключайте двигатель. Место, где курение запрещено.

A no smoking policy operates in all buildings except where permission signs are displayed [В этих зданиях действуют запреты на курение кроме специально обозначенных мест].

BBC World Service has a No smoking policy encom­passing most areas of Bush House. Visitors to the building are asked to observe this policy Wherever the signs are displayed

БиБиСи Уорлд сервис придерживается поли­тики отказа от курения в большинстве поме­щений Буш Хауза. Посетителей здания просят соблюдать эти правила Там, где имеются особые знаки.

In the interest of the majority of our passengers Please would you not smoke on this bus [В интересах большинства наших пассажиров, будьте добры, не курите в этом автобусе].

Учитывая любовь британцев ко всему старинному, соответствующие организации обратились к вывескам и призывам прошлого века. Они воспроизводятся в своей подлинной форме (цвет, шрифт и т. п.):

TOBACCO FUMES ARE STRICTLY PHOHIBITED Public Health Order Rule No. 188 * Dated 15 th March 1886	ЗАПАХ ТАБАКА СТРОГО ЗАПРЕЩЕН Распоряжение по Департаменту здравоохра­нения № 188 * от 15 марта 1886 г.
TOBACCO PRODUCTS ARE BANNED IN THIS ESTABLISHMENT Public Health Order Rule No. 186 * Dated 15 th March 1886	ТАБАЧНЫЕ ИЗДЕЛИЯ В ЭТОМ ЗАВЕДЕНИИ ВНЕ ЗАКОНА Распоряжение по Департаменту здравоохра­нения № 186 * от 15 марта 1886 г.

253

ПРИВЫЧКУ КУРИТЬ ЗДЕСЬ НЕ ПОТЕРПЯТ Распоряжение по Департаменту здравоохра­нения № 189 * от 15 марта 1886 г.

SMOKING НАВITS WILL NOT BE TOLERATED Public Health Order Rule No. 189 * Dated 15 th March 1886

Ниже приводятся призывы к борьбе с курением из США:

Smoking in this area is prohibited by law [Курение в этом помещении запрещено законом]. (В туалете американского университета)

No smoking except in designated areas [Курение запрещено, за исклю­чением специально обозначенных мест].

Thank you for not smoking [Спасибо, что вы не курите].

Nо smoking by the order of the fire chief [Курение запрещено шефом пожарной службы].

Smoking permitted in designated areas only [Курение разрешено толь­ко в специально обозначенных местах].

В Америке на рекламном щите афиша. Рекламно красивый мужчина с сигаретой в руке и рекламно красивая женщина обмениваются реп­ликами:

Мужчина: Do you mind if I smoke [Вы не возражаете, если я закурю?] Женщина с улыбкой: Do you mind if I die? [Вы не возражаете, если я умру?]

Итак, объявления, регулирующие поведение людей в обществе, от­ражают культуру этого общества так же, как и другие пласты языка и сферы речевой деятельности. Кстати, приведенные выше примеры при­зывов не спать за рулем, иллюстрирующие разнообразие языковых спо­собов воздействия на водителей, тоже свидетельствуют о черте культу­ры, которая практически отсутствует в России, — о качестве дорог. Прекрасные автострады, ровные, гладкие, с особым покрытием, без ог­раничений скорости на больших расстояниях убаюкивают водителей — отсюда и богатство языковых приемов, имеющих целью их разбудить, встряхнуть и предотвратить катастрофу.

На наших дорогах не уснешь — и призывов нет...

§6. Особенности культуры русскоязычного мира через призму объявлений и призывов

Как уже говорилось, в русском языке наиболее распространенная фор­ма обращения к народу характеризуется такими чертами, как катего­ричность, прямолинейность, прагматизм. До последнего времени в ос­нове российской идеологии лежало предпочтение коллектива индиви­дууму: отдельный человек — винтик в машине, если он сломается, это плохо для машины, но главное — это машина, а не какой-то винтик. Поэтому и обращение к этому винтику было категоричным и прямоли-

254

нейным: Не входить; Не курить; Не сорить; Животных не кормить; Тростей, зонтов и чемоданов на ступеньки не ставить; Не влезай — убьет; Не уверен — не обгоняй; Посторонним вход воспрещен. Самая распространенная форма обращения к человеку — императив в форме инфинитива, то есть самый грубый, не терпящий возражений окрик: Стоять! Лежать! Сидеть! Своего рода демократия: одна и та же фор­ма обращения к собакам (политически корректно!), солдатам, наруши­телям границы, преступникам и законопослушным гражданам. Как го­ворится, ни тебе спасибо, ни пожалуйста, и обращение на «ты».

Всему вышеприведенному «богатству ассорти­мента» английских текстов, призывающих бороть­ся с курением, русский язык противопоставлял до последнего времени простое и ясное: Не курить. Иногда с восклицательным знаком для большего эффекта.

Разумеется, в английском языке, при всем раз­нообразии форм обращения к народу, наиболее распространенной остается простая, ясная и тоже прямолинейная форма: по smoking [не курить], по trespassing [не нарушать границ владения], do not touch [не трогать] и т. д. Однако разница в том, что в советском русском не курить было единствен­но возможным, абсолютно клишированным вари­антом.

Сравним Посторонним вход воспрещен с анг­лийским функциональным эквивалентом: Private. Это как раз та вывес­ка на двери, которая «воспрещает входить». Русский вариант звучит строго, официально, как строчка из уголовного кодекса. По-английски в этом случае имеем всего одно слово, но какое! Священное, культовое для идеологии, менталитета, а следовательно, и для культуры данного общества: private — личное, частное, индивидуальное, а значит — не­прикосновенное.

В годы железного занавеса была в обращении шутка: поехал счаст­ливчик из СССР в Англию в командировку. Приехал обратно, все его жадно расспрашивают: как Англия, как англичане? А счастливчик гово­рит: «Неправда, что англичане такие закрытые, некоммуникабельные, и живут по принципу: „мой дом — моя крепость". Они очень приветли­вые, открытые, у них на каждой двери написано: привет по-английс­ки». Впрочем, это свидетельствует не только о закрытости английского общества для посторонних, но и о плохом знании иностранных языков путешествующих «счастливчиков».

Русскому Осторожно — злая собака соответствует английское Beware of the dog [Остерегайтесь собаки]. Русский текст предупреждает и пу­гает словом злой, английский просто информирует о наличии собаки.

Русское Осторожно — окрашено не только сообщает о факте ок­раски, но и проявляет заботу о человеке, предупреждая его, что нужно быть осторожным. Английский эквивалент ограничивается информа-

255

цией о том, что окраска еще не высохла: Wet paint. Вам сообщили об этом факте, а дальше делайте что хотите.

В московском метро на дверях написано кратко и категорично: Не прислоняться. В лондонском метро в течение долгого времени пасса­жиров предупреждала и пугала надпись на дверях вагона: Obstructing the doors causes delay and can be dangerous [He прислоняйтесь к дверям: это приводит к задержке и опасно]. В последние годы разъяснение о возможных неудобствах (causes delay) убрали и оставили только угро­зу: Obstructing the doors can be dangerous [He прислоняйтесь к дверям: это опасно].

На стоп-кранах в поездах России, как правило, висит угроза-пре­дупреждение: Не трогать! Штраф ... рублей (сумма, соответственно, меняется). В лондонском метро аналогичное объявление имело фор­му: Penalty for improper use is ... [Штраф за неправильное использова­ние...]. Однако судьи, разбирая случаи «игр» со стоп-краном затрудня­лись с определением слова improper, и текст был изменен: Penalty for de­liberate misuse is... [Штраф за умышленно неверное использование ...].

Говоря о русском языке, мы несколько раз делали оговорку: «до пос­леднего времени». Действительно, в последнее время произошли ра­дикальные изменения в идеологии, социальной жизни и, соответствен­но, культуре нашей страны. Само собой разумеется: язык немедленно откликнулся на эти изменения.

Меняется форма общения с народом. Чаще стало появляться обра­щение: на процветающих, заграничных или загранично ориентирован­ных предприятиях — господа; в местах попроще еще товарищи; все чаще — с эпитетом уважаемые (в приводимых ниже примерах сохра­нена подлинная орфография и пунктуация):

Уважаемые клиенты!

Проданные жетоны возврату и обмену на деньги не подлежат! (Почта, Ярославль)

Уважаемые отдыхающие!

Просим Вас не обращаться с просьбами по поводу заказов на пита­ние для своих гостей, в связи с отсутствием возможности (Санаторий в Барвихе, Подмосковье)

Уважаемые товарищи!

Долг каждого читателя — бережно обращаться с библиотечными фондами (Библиотека МГУ)

Господа таксисты! Желаем удачи (Московский таксопарк)

Уважаемые дамы и господа!

Приглашаем Вас на прогулку (Санаторий в Барвихе, Подмосковье)

Уважаемые пассажиры!

Не отвлекайте водителя! (Автобус, Ярославль)

В библиотеке МГУ вместо старого доброго Не входить читаем «об­новленный вариант»:

Просим без приглашения не входить.

256

Коммерческая забота о человеке, то есть стремление привлечь кли­ента, не обидеть посетителя, произвести хорошее впечатление и тем самым победить конкурента, привела к тому, что привычные императи­вы (не курить, не сорить) сменяются новыми вежливыми способами языкового выражения, демонстрирующими почти такое же разнообра­зие, как то, что было показано на материале английского языка.

Так, привычное Не курить все чаще заменяется новыми «политичес­ки корректными» формами: Спасибо, что вы не курите, У нас не курят. В первом случае — это просто подкуп вежливостью: не приказ не ку­рить!, а благодарность за то, что вы этого не сделаете. Второй случай еще более деликатен: нет ни приказа, ни благодарности, а просто как бы информация без морального давления: у нас не курят, а Вы как хо­тите, как Вам совесть подсказывает. К тому же у нос вносит некий лич­ный момент, отсутствующий в других вариантах.

В коммерческом магазине:

Закрывайте за собой дверь, пожалуйста.

Спасибо. (Таруса Калужской области)

Обычная надпись на двери магазинов «Режим работы» с перечисле­нием дней недели и часов работы имела в крошечном частном магазин­чике следующий вид:

Мы ждем Вас с 9 до 18

Каждый день, кроме воскресенья (Горица Вологодской области)

В мебельном отделе на пятом этаже большого универмага у двух выходов два объявления, которые трудно представить в прошлом:

Жаль что Вы до нас не дошли. Спасибо, что Вы к нам зашли.

На московском рынке вместо Не сорить!: Чисто не там, где метут, а там, где не сорят. В МГУ вместо привычного: Приемные часы председателя профкома читаем:

Уважаемые коллеги!

Председатель профкома Бабанина Валентина Васильевна ждет Вас с вашими бедами, радостями, идеями и предложениями каждый поне­дельник 17.00-18.00 в помещении профкома факультета (I ГУМ к. 867)

Приходите!

На входной двери в Лингвистический университет Нижнего Новго­рода просьба-требование Не хлопать дверью имеет форму несколько фамильярного (на «ты») комплимента:

Человек хороший!

Спасибо, что не хлопаешь дверью!

На декоративном кактусе в цветочном магазине много лет висела надпись: Руками не трогать! Недавно неожиданно для посетителей на том же кактусе появилась новая надпись:

257

Я живой! Не трогайте меня, пожалуйста.

И наконец, на ярославском шоссе появились необычные и нетипич­ные обращения к водителям, призывающие их к соблюдению правил безопасности движения:

Ты в ответе за жизнь других.

Мы ждем тебя дома.

У водителей тоже есть семьи.

Нетипичность такого рода объявлений шокировала даже предста­вителей прессы, давших следующий комментарий: «Вообще это шоссе отличается сохранившимися с советских времен названиями типа „За­веты Ильича" и более чем странными плакатами: „У водителей тоже семьи" или „Ты в ответе за жизнь других". Ничего подобного мы не ви­дели ни на одной автостраде» ³.

В нашей стране поиск новых форм запретов и призывов имеет осо­бое значение. Действительно, то ли из-за клишированности традици­онных команд, то ли от черты национального характера — не верить начальству и сопротивляться общественным предписаниям, запреты и призывы в России выполняются плохо. Вот что пишет по этому поводу А. В. Павловская:

«К разного рода законам, правилам и предписаниям в России суще­ствует крайне сложное отношение. Гуляя недавно в одном из парков Москвы, расположенном в густозаселенном районе, я обратила внима­ние на обилие надписей: „Выгул собак в парке запрещен. Штраф ..." Под этими яркими табличками гуляли даже не десятки, а сотни собак, что было естественно — где-то им гулять надо, а это был единственный клочок зелени в округе. Плакаты в этой ситуации были абсолютно бес­смысленны и заведомо невыполнимы. Глядя на гуляющих вокруг детей, которых было не меньше, чем собак, я подумала, что для них это первый урок отношения к rules and regulations: не все то, что предписывается, должно выполняться. Зная об этом отношении русских к законам, ник­то не удивится, увидев курящих студентов под грозной надписью „Не курить!" или интересующихся ценами на водку в палатке с надписью „Продажа спиртных напитков не производится". Это отношение рус­ских к правилам очень важно иметь в виду, находясь в Москве. Напри­мер, помните, что в России не принято пропускать пешеходов, идущих по „зебре". Будьте очень внимательны!» ⁴

И в заключение — «международный анекдот»:

Немец, француз и русский прыгают с моста.

Немец прыгает, чтобы спасти свои деньги.

Француз прыгает, чтобы спасти любимую женщину.

Русский прыгает, потому что на мосту надпись: «С моста не прыгать».

³ Ваш досуг, 1999, № 32, с. 83.

⁴ А В. Павловская. Как делать бизнес в России. Путеводи­тель для деловых лю­дей. (В печати).

258

Заключение

Итак, язык — это зеркало, показывающее не мир вообще, а мир в вос­приятии человека. Мир в данном случае — это окружающая человека реальность. Одновременно в зеркале языка отражается и сам человек, его образ жизни, его поведение, взаимоотношения с другими людьми, система ценностей, культура — мир в человеке. Язык как зеркало отра­жает оба мира: вне человека, то есть тот, который его окружает, и внут­ри человека, то есть тот, который создан им самим.

Язык, таким образом, — это волшебное зеркало, в котором заклю­чены человеческие миры, внешний и внутренний, — зеркало не объек­тивное, не равнодушно-бесстрастное.

Вместе с тем язык — это еще и орудие, инструмент, формирующий личность. Все мы созданы языком и заложенной в нем культурой, до­ставшейся нам от многих поколений предков. Мы не выбираем ни род­ной язык, ни родную культуру, ни место, ни время рождения. Мы вхо­дим в мир людей, и язык немедленно начинает свою работу, навязы­вая нам представление о мире (картину мира), о людях, о системе цен­ностей, о способах выживания. У нас по-прежнему нет выбора. Мы пленники своего языка. Сопротив­ление бесполезно, язык — уме­лый и опытный мастер, «инженер человеческих душ» — уже сотво­рил миллионы своих подданных и творит новых.

Получив этот бесценный дар, вобравший в себя весь огромный мир — и внешний, и внутрен­ний, — мы приступаем к главно­му делу — общению, коммуника­ции с другими людьми, посколь­ку человек существо обществен­ное и живет среди людей. Вся наша жизнь — и в большом, и в малом, и в настоящем, и в буду­щем — зависит от того, насколь­ко хорошо, эффективно и пра­вильно мы умеем общаться. Если эта книга хоть немного поможет людям в этом вопросе, если она предотвратит хоть одну ссору,

259

хоть один конфликт, хоть одно недопонимание, значит, на бумагу не зря потратили несколько деревьев.

Люди! Будьте терпеливы, уважайте «чужие», не свои культуры и жить станет легче и спокойнее. Три «Т» — Терпение, Терпимость, Толерант­ность — вот формула межкультурной коммуникации.

Содержание

Предисловие....................................................... 5

Принятые сокращения.............................................. 7

Введение...................................................... 8

§1. Определение ключевых слов-понятий..............................10

§2. Язык, культура и культурная антропология..........................14

§3. Актуальность проблем межкультурной коммуникации

в современных условиях ........................................ 18

§4. Межкультурная коммуникация и изучение иностранных языков.........25

§5. Роль сопоставления языков и культур

для наиболее полного раскрытия их сущности.......................33

Часть I.  Язык как зеркало культуры................... 37

Глава 1. Реальный мир, культура, язык. Взаимоотношение и взаимодействие

§1. Постановка проблемы. Картина мира, созданная языком

и культурой...................................................38

§2. Скрытые трудности речепроизводства и коммуникации................52

§3. Иностранное слово — перекресток культур.........................55

§4. Конфликт культур при заполнении простой анкеты...................60

§5. Эквивалентность слов, понятий, реалий ............................63

§6. Лексическая детализация понятий ................................69

§7. Социокультурный аспект цветообозначений.........................75

§8. Язык как хранитель культуры.....................................79

Глава 2. Отражение в языке

изменений и развития общественной культуры

§1. Постановка проблемы ..........................................88

§2. Вопросы понимания художественной литературы.

Социокультурный комментарий как способ преодоления

конфликтов культур............................................89

§3. Виды социокультурного комментария..............................96

§4. Современная Россия через язык и культуру.........................102

§5. Русские студенты об Америке и России: изменения

в культурной и языковой картинах мира в 1992-1999 годах............112

261

Часть II. Язык как орудие культуры................... 133

Глава 1. Роль языка в формировании личности. Язык и национальный характер

§ 1. Постановка проблемы ..........................................134

§2. Определение национального характера.

Источники информации о нем....................................136

§3. Роль лексики и грамматики в формировании личности

и национального характера......................................147

§4. Загадочные души русского и англоязычного мира. Эмоциональность.

Отношение к здравому смыслу. Отношение к богатству................161

§5. Любовь к родине, патриотизм ....................................176

§6. Улыбка и конфликт культур ......................................187

Глава 2. Язык и идеология

§1. Постановка вопроса и определение понятий........................194

§2. Россия и Запад: сопоставление идеологий..........................196

§3. Политическая корректность, или языковой такт......................215

Глава 3. Перекрестки культур и культура перекрестков

(Формирование личности

посредством информативно-регуляторских текстов)

§1. Постановка проблемы ..........................................229

§2. Названия улиц ................................................230

§3. Информативно-регулирующие указатели...........................232

§4. Способы реализации функции воздействия в сфере

информативно-регуляторской лексики.............................239

§5. Особенности культуры англоязычного мира

через призму объявлений и призывов .............................248

§6. Особенности культуры русскоязычного мира

через призму объявлений и призывов .............................254

Заключение....................................................... 259

Тер-Минасова С. Г.

Т 35 Язык и межкультурная коммуникация: (Учеб. пособие) — М.: Слово/Slovo, 2000. — 624 с.

Эта книга посвящена одному из аспектов бурно развивающейся во всем мире науки культурологии, а именно — лингвистическому. В центре внимания автора оказывается взаимодействие языков и культур, проблемы человеческого общения, межкультурной коммуникации, где главным (хотя и не единственным) средством был и остается язык.

УДК 410 ББК81

Светлана Григорьевна Тер-Минасова

ЯЗЫК И МЕЖКУЛЬТУРНАЯ КОММУНИКАЦИЯ

Редактор А. В. Гура

Художественный редактор Ю. С. Саевич

Художники В. А. Буркин, Ю. С. Саевич

Макет, обложка К. А. Коловершина

Верстка Л. А. Комарова

Корректор С. В. Щербич

Изд. лиц. ЛР № 040491 от 08.07.98

Подписано в печать 08.08.2000. Формат 70x100/16

Бумага офсетная. Печать офсетная. Гарнитура Officina Sans.

Усл.-печ. л. 16,50. Уч.-изд. л. 16,95. Заказ 3735. Тираж 5 000 экз.

Издательство СЛОВО/SLOVO Москва, Воронцовская ул., 41

Отпечатано с готовых диапозитивов

в Тульской типографии.

Сканирование: Янко Слава (библиотека Fort/Da) slavaaa@lenta.ru ||  yanko_slava@yahoo.com || http://yanko.lib.ru || зеркало: http://members.fortunecity.com/slavaaa/ya.html
|| http://yankos.chat.ru/ya.html | Icq# 75088656